осталось и следа. Она стала ревновать Достоевского ко всем подряд, ее не устраивало положение любовницы, с которой, как с проституткой, встречаются в меблированных комнатах. Проявился и подлинный характер Сусловой — властный, резкий, бескомпромиссный и ревнивый. Летом 1863 г. она неожиданно покинула Достоевского, уехала в Париж, где влюбилась в некоего испанского студента-медика и отдалась ему со всей страстью, словно забыв о прежней любви.
Разумеется, Достоевский не мог смириться с потерей любимой. Тем же летом 1863 г. он устремился в Париж и после бурного объяснения с Аполлинарией узнал, что она полюбила другого человека и это чувство захватило ее полностью. Любовь, от которой Достоевский так много ждал, предвещала печальный финал. И действительно, после недолгого путешествия по Италии и Германии Достоевский и Суслова расстались, так, кажется, и не поняв, чем была для них эта страстная и такая драматическая связь. Правда, они еще раз встретились, на этот раз в Петербурге в феврале 1866 г., уже после смерти жены Достоевского. Аполлинария не только отклонила предложение бывшего любовника о браке, но и заявила, что после трех лет измен, ссор и неудачных попыток примирения им необходимо расстаться. Это заявление не удивило Достоевского, оно только подтвердило то, что он раньше предвидел и предчувствовал. И как бы ни было ему тяжело, он испытал вместе с болью и стыдом определенное облегчение.
В 1880 г. Суслова вышла замуж за провинциального учителя Василия Розанова, будущего писателя и философа. Ему в ту пору было 24 года, а ей уже исполнилось 40. Брак этот оказался неудачным и закончился разрывом в 1886 г., когда Достоевского уже не было в живых. Суслова прожила долгую жизнь и умерла в 1918 г. 78-летней старухой в Крыму. Она и не подозревала, что на том же Крымском побережье, в том же году умерла Анна Григорьевна Сниткина — женщина, которая пятьдесят лет назад заняла ее место в сердце великого писателя и стала его женой.
Но до встречи с женщиной, принесшей ему настоящее счастье, облегчение и покой, у Достоевского было еще два несколько странных романа.
После окончательного разрыва с Аполлинарией он попытался как-то отвлечься, решив, что теперь должен непременно жениться на хорошей и чистой девушке. Случай свел его с красивой и талантливой барышней из дворянской семьи, 20-летней Анной Корвин-Круковской. Поначалу Достоевскому показалось, что он влюблен. Они встретились в марте 1866 г., а уже в апреле взволнованный поклонник был готов просить руки Анны. Но из этого романа ничего не вышло, поскольку Анна начала понимать, что ее вовсе не любят той любовью, какая необходима для замужества. «Ему нужна совсем не такая жена, как я, — говорила она младшей сестре Софье, — его жена должна посвятить себя ему, всю жизнь отдать, только о нем и думать. А я этого не могу, я сама хочу жить».
Другой любовный роман был не менее странным, хотя и более страстным. Достоевский увлекся известной европейской куртизанкой Марфой Браун. Она родилась в небогатой дворянской семье, но в ранней молодости ушла из дому и стала, как говаривали ранее, «гулящей». Исколесила всю Европу, жила во Франции, Италии, Австрии, Испании, меняя любовников с необычайной быстротой и попадая в самые невероятные переделки. Среди ее друзей были шулера и фальшивомонетчики, авантюристы и бродяги с уголовным прошлым.
Всякими правдами и неправдами вернувшись в Россию, Марфа и здесь завела многочисленные связи с подозрительными личностями, в том числе и из среды окололитературной братии. Некто Горский, мелкий газетчик, однажды привел Марфу в редакцию журнала, редактируемого Достоевским. Тот сразу заинтересовался этой необыкновенной женщиной и даже предложил ей переехать к нему на квартиру. Как далеко зашло расположение писателя и удалось ли Марфе Браун близко сойтись с ним, неизвестно. Однако сохранилось письмо Марфы к Достоевскому, в котором есть такие слова: «Удастся ли мне или нет удовлетворить вас в физическом отношении и осуществится ли между нами духовная гармония, от которой будет зависеть продолжение нашего знакомства, но поверьте мне, что я всегда останусь вам благодарна за то, что вы на некоторое время удостоили меня вашей дружбы».
Если такая связь действительно и была, то она длилась недолго, потому что уже через два месяца Достоевский увлекся молодой девушкой, которая была полной противоположностью беглой куртизанки.
Анна Григорьевна Сниткина появилась в жизни Достоевского почти случайно. Работая над романом «Игрок», писатель решил обратиться к стенографии, что в то время было новинкой, и владели ею немногие. Ему была рекомендована Анна Григорьевна, которая обрадовалась возможности поработать вместе со знаменитым литератором, произведения которого она читала и которыми восхищалась: плакала над «Записками из Мертвого дома», была влюблена в Ивана Петровича, скромного и благородного героя из романа «Униженные и оскорбленные».
Сниткина была невысокой худощавой 20-летней девушкой, считавшей себя передовой шестидесятницей во всем, что касалось женского равноправия, образования, независимости. Ее учительница по стенографии Стоюнина утверждала, что Анна Григорьевна с юности отличалась живым, пылким темпераментом: «Она из тех пламенных натур, у кого трепещущее сердце, не знающее ровного биения».
Конечно, для этой слегка экзальтированной девушки знакомство с Достоевским было огромным событием. Ей очень понравились простота и искренность писателя, но его речи и манера говорить взволновали и несколько озадачили ее. Она делилась с матерью сложными чувствами, которые пробудил в ней Достоевский: здесь были и жалость, и сострадание, и изумление. А главное, ее неудержимо тянуло к этому обиженному жизнью, но такому замечательному, доброму и необыкновенному человеку.
Прошло несколько недель совместной работы, и Федор Михайлович начал осознавать, что, возможно, впервые встретил женщину, о которой всегда мечтал. Вскоре он сделал Анне Григорьевне Сниткиной предложение, и оно было с благодарностью принято. 15 февраля 1867 г. молодые обвенчались в Троицко- Измайловском соборе. Затем последовала совместная поездка за границу, продлившаяся более четырех лет.
Что касается интимной жизни супругов, то вначале у Достоевского не было страстного влечения к молодой жене, и он обращался с ней сдержанно и даже слегка отстраненно. Но с годами его супружеский восторг перед плотским единением с любимой женщиной вырос до подлинной страсти. Анна отвечала ему естественно и пылко, поскольку у нее был здоровый темперамент молодой и любящей женщины. И именно ее простота, неопытность и желание понравиться ему ночью так же, как и днем, пробудили у Достоевского настоящую любовь. С ней можно было играть как с женой, как с любовницей, как с ребенком. Анна Григорьевна предоставила ему всю свободу, по его собственному признанию, «позволяла» ему очень многое. И не только потому, что «шутки» мужа нравились ей, но и оттого, что она настолько сильно любила его, что с радостью готова была все вытерпеть, все покорно снести. Лишь бы ее возлюбленный был счастлив.
Эротика всегда была присуща их отношениям. Достоевский знал, что любовь и влюбленность — не одно и то же, что можно любить глубоко и верно, не испытывая больше физического влечения, и поэтому так поражался своей способности вновь и вновь влюбляться в Анну Григорьевну. Об этом свидетельствуют и многочисленные письма писателя к жене, когда супругам случалось бывать в разлуке. В них он, не стесняясь, описывал все свои интимные желания, вкрапляя фразы и слова, которые явно не предназначались посторонним. Наверное, поэтому Анна Григорьевна, зная, что эти письма когда-нибудь будут обнародованы, впоследствии тщательно вымарала целые абзацы из тех, где содержались, по- видимому, наиболее откровенные излияния ее страстного супруга. Вот один из образчиков любовного эпистолярного стиля писателя: «Да кто же меня так балует, как ты, кто слилась со мной в одно тело и в одну душу? Да все тайны наши на этот счет общие! И я не должен после этого обожать каждый твой атом и целовать тебя всю без насыщения, как и бывает? Ведь ты и сама понять не можешь, какая ты на этот счет ангел женочка!.. Пусть я страстный человек, но неужели ты думаешь (хоть и страстный человек), что можно любить до такой ненасытности женщину, как я тысячу раз уже тебе доказывал».
Годы мало изменили характер и темперамент Достоевского. Разве только что он стал чаще молиться в тишине и уединении и все охотнее обращался к своему детству. В конце жизни воспоминания о давно прошедших временах вдохновляли его на создание многих образов своих произведений.
В начале 1880 г. здоровье Федора Михайловича сильно пошатнулось. Речь на открытии памятника Пушкину стала и его лебединой песней, и литературным завещанием. В начале января следующего года, когда он готовил к печати новый выпуск «Дневника писателя» с этой знаменитой речью, то был уже безнадежно болен. Об этом знали только жена и близкие друзья. «Он был необыкновенно худ и истощен, —
