— Не будем! — ещё решительнее сказал капитан.
— Ну, хорошо. Мы проверим. И если найдём на вашем судне хотя бы одного мышонка, то мы заставим вас сделать дератизацию. Кроме того, ещё в газеты попадёте.
— Делайте, что хотите. А дератизации у нас не будет, — тихо, но твёрдо сказал капитан.
В этот же день, поздно вечером, два американских чиновника привезли на автомобиле десять штук специально устроенных проволочных клеток, именуемых вершами, и расставили их у нас на судне. В каждой верше вкусная приманка. Если крыса или мышь войдёт в клетку и начнёт приближаться к приманке, то обязательно окажется в западне: верша захлопнется и запрётся на автоматический замок. И без ключа её не откроешь. Расставили чиновники свои ловушки и говорят с ехидцей:
— За добычей приедем утром. Спокойной ночи. — Откланялись и уехали.
А мы только усмехнулись им вслед, потому что хорошо знали, что на «Руслане» нет грызунов и американские ловушки останутся пустыми. Беспокойный день подходил к концу. Многие у нас уже спали, когда с берега внезапно приказали сделать перетяжку. Надо было подвинуться вперёд вдоль пирса метров на двести. Пришлось для этого поднять всю палубную команду. Перетяжка прошла быстро и удачно. Но с одного носового швартова сорвался накрысник и утонул. Заменить его было нечем, и швартов оказался без заградительного щита. Это, конечно, мелочь. Но в данном случае дело могло принять неприятный оборот.
Представьте себе, что по этому швартову с берега на судно проникнет крыса и попадёт в клетку. Тогда американцы будут торжествовать. А нам из-за какой-то паршивой да ещё чужой крысы придётся делать дератизацию. А это значит, что пароход будет выведен из эксплуатации: все машины на нём остановят, весь груз из трюмов выгрузят на береговые склады, весь экипаж удалят с корабля на берег, в гостиницу… А на судне будет хозяйничать специальный химический отряд. Он наполнит ядовитым газом все помещения «Руслана» и оставит их в таком положении на продолжительное время, чтобы наверняка отравить всех грызунов, если они тут окажутся. Потом вернутся моряки, сделают генеральную уборку, запустят в ход машины и примут обратно свой груз.
Каждый моряк знает, как много дней отнимает выгрузка и погрузка, не считая самой дератизации. И за всю эту вынужденную канитель мы ещё обязаны будем заплатить огромные деньги. Да впридачу ещё в газетах нас пропечатают. Тут было о чём подумать.
Ровно в полночь я заступил на вахту. Все на судне спят, кроме старпома, меня и двоих вахтенных по машине. Но они находятся глубоко подо мной в стальных недрах машинного отделения и заняты там своим делом. Старпом — мой вахтенный начальник — тоже чем-то занят у себя в каюте. На палубе остался только я — вахтенный матрос.
Ночь выдалась тёмная, штормовая. Где-то совсем близко ходуном ходит Великий океан. А здесь в порту благодать. Даже не качнёт. Только ветер тревожно гудит в корабельных снастях да летят над «Русланом» сырые лохмотья мятущихся туч.
Я огляделся. Корабельная палуба была на одном уровне с причалом. Расстояние от борта судна до бетонной стенки причала около метра. Через эту щель положен короткий трап. Прямо передо мной на берегу стоит низкий длинный склад с плоской крышей. На ней сидят и спят большие чайки и носатые пеликаны. По причалу вдоль «Руслана» ходит полицейский.
Мне, как вахтенному, следует глядеть в оба за трапом. А кому же ночью нужен этот трап? Да никому, кроме крыс и мышей. Недолго думая, я втащил трап на палубу и наглухо закрыл фальшборт. Так будет спокойнее. А утром снова положу трап на место.
На кормовой палубе что-то зашевелилось. Там стояли две высокие железные бочки. В одну из них мы бросали мусор, а в другую объедки со стола. Каждая бочка плотно закрыта брезентом. И вот на одной из них я увидел что-то белое, живое, шевелящееся. Пошёл туда. И вижу, что на бочке сидит большой белый кот. Он, очевидно, почуял наши объедки, перескочил с причала на судно и вот старается содрать с бочки брезент, чтобы добраться до еды.
— А ведь ты кстати пришёл к нам сегодня, — невольно прошептал я. Быстро зашёл в камбуз, отрезал кусок рыбы, вышел обратно на палубу и зову его к себе. Ну, вы, конечно, знаете, как надо звать кошек. Как вы их зовёте? Кис-кис-кис?
Вот и я зову так же. Зову раз, другой, третий. А кот на меня никакого внимания. Даже головы не поворачивает. Что, думаю, такое? Глухой он, что ли?
И вдруг меня осенило: да ведь кот-то американский. Значит, русского языка не понимает. Раньше я наивно полагал, что наше русское кис-кис понятно всем кошкам на свете. А выходит, что в разных странах кличут их по-разному. Мне и в голову не приходило, что когда-нибудь понадобится знать, как следует позвать американскую кошку. А вот пришёл такой час в моей жизни и застал меня врасплох. Да спасибо памяти. Вспомнил я, что был как-то гостем в одной американской семье и хозяйка там позвала свою кошку так:
«Кири-кири-кири!»
Стой, думаю. Дай-ка и я попробую так же. Конечно, я не был уверен в том, что кири-кири означает то же самое, что и наше кис-кис. Может быть, у той кошки имя было такое. Но только я начал кирикать, как кот соскочил с бочки и ко мне. Увидел рыбу и сразу вцепился в неё зубами и когтями. А я стою и разглядываю кота: большой, белый, но грязный и худущий до того, что все косточки пересчитать можно. Он быстрехонько справился с рыбой. Вижу, что мало. Добавил ещё кусок. Кот и за второй принялся, да скоро насытился. Даже не доел малость. Долго не мог он отойти от остатка. То в зубы его возьмёт, то лапой подкинет. Поиграл так несколько минут, потом потянулся, выгнул спину, как горбатый мостик, хвост поставил трубой, что-то мурлыкнул и пошёл.
Ну, думаю, теперь поминай как звали. Наелся досыта и пойдёт опять бродяжничать. Но я ошибся. На берег кот не пошёл. Сперва он немного покрутился возле меня, а потом потихоньку зашагал прямо на нос корабля. Как раз туда, где один швартов был без щита. Вот хорошо-то. Там тебе самое место сейчас. Только бы подольше задержался на носу.
Прошло ещё некоторое время. Стало светать, значит, скоро конец моей вахты. Пошёл я проверять, всё ли у меня в порядке. Выхожу на носовую палубу и вижу: лежит передо мной большая жёлто-серая крыса. Мёртвая. Через пару шагов вторая такая же. Тоже мёртвая. А кот сидит на полубаке возле того кнехта, на котором был закреплен швартов без щита и смотрит вдоль этого троса на берег.
Ай да котище! Вот молодчага! Мне захотелось пойти на полубак, сказать там что-то ласковое этому грязному костлявому коту и благодарно погладить его. Но он спрятался прежде, чем я успел сделать первый шаг. Я видел, как он быстро опустил голову, юркнул за кнехт и притаился. Что же так встревожило и заставило кота насторожиться? Невольно глянул на швартов. Пусто. Нет, врёшь, брат, не пусто! Крыса! Но до чего же хитрая бестия. Растянулась вдоль троса, как рябчик вдоль сучка. Сразу и не заметишь. Она поднимается выше и выше. Она совсем уж близко. Вот она прыгнула на полубак. И в тот же миг над нею взвился кот и камнем обрушился сверху. Он схватил крысу за загривок, тряхнул несколько раз и уже мёртвую бросил на палубу. А сам опять занял свой наблюдательный пост.
Ровно в восемь часов утра я пробил склянки, поднял на корме государственный флаг и сдал вахту. Затем принял душ, позавтракал и вышел на палубу. Приехали два американских чиновника проверять свои верши. О, какие кислые физиономии были у этих янки, когда они увидели пустые ловушки. Им хотя бы малюсенького мышонка в клетке. Тогда бы они потешились над нами. А тут пришлось уехать несолоно хлебавши.
Я рассказал своим товарищам о том, что было ночью. Они меня и спрашивают:
— А где же твой кот?
— Надо посмотреть. Может быть, он ещё здесь, — отвечаю я. И верно. Кот оказался на судне. Его нашли возле камбуза. И каждый моряк с «Руслана» подходил к этому противному на вид коту, бережно гладил его и говорил какие-то свои, особенные, ласковые слова. И кот охотно принимал все эти удивительные ласки и что-то тихонько мурлыкал в ответ.
Днём был сделан новый щит и одет на носовой швартов. Теперь по тросам никакая крыса не могла
