Лунный свет

– Это для леди, сэр. Он сказал вручить это леди в собственные руки. Леди и никому другому, сэр. Пожалуйста, сэр, он выдерет меня, если я не сделаю это.

Остин не обращал внимания на мольбы парнишки, пока изучал запечатанное письмо. Почерк отправителя оказался незнакомым, но был, несомненно, мужским. Печать ни о чем не говорила. Но он сжал кулаки, когда понял значение тайного послания.

– Я прослежу, чтобы леди получила письмо, – мрачно заявил он, отпуская воротник мальчугана.

– Но, сэр… – начал, было, мальчик, но, наткнувшись на отчужденный взгляд Остина, осекся.

– Даю тебе слово, что леди получит письмо. Тебе не стоит рассказывать своему хозяину об остальном, но советую отговорить его присылать таким манером еще какие-нибудь письма. Граф не любит, когда у его черного хода шныряют незнакомцы.

Остин дал мальчику монету и зашел на кухню, прикрыв за собой дверь.

Велень щекотала кожу, пока Остин неторопливо шел по холодным каменным коридорам в переднюю часть дома. По всем правилам ему следовало вручить письмо непосредственно Обри и не задавать вопросов. Он был обязан это сделать. Она никогда не делала ничего, заслуживающего его недоверия. Но он так много потерял в прошлом из-за невнимания и беспечности, что не мог допустить, чтобы история повторилась.

В уединении своего кабинета Остину не составило труда отделить печать, не повредив ее. Когда он разворачивал плотный лист, его руки тряслись, и он еще раз подумал, стоит ли читать чужое письмо, но не смог отступить. Медленно агонизируя, он принялся за чтение.

«Обри, любовь моя!

Я не могу больше ждать. Вы не можете сомневаться в моей преданности после всего, что между нами было, и завтра я готов доказать это. Я узнал, что ваш муж отплывает на рассвете с запасами провизии для двухмесячного плавания. Вы не можете любить человека, похитившего вас у меня. Настало время исправить ошибку. К его возвращению мы будем, уже далеко, любовь моя. Ядам вам все, что ваша душа пожелает, если только вы придете ко мне. Завтра я буду ждать вас на нашем месте. Поспешите, моя любовь. Мы были лишены друг друга слишком долго».

Нацарапанная на обороте буква «Д» не оставляла сомнения, кто был автором.

Остин медленно перечитал строки, терзавшие его сердце – «После всего, что между нами было» и «наше место». Намеки на страсть, знакомые только любовникам. Он не мог поверить, что она ему изменяла, но не сомневался, что Джеффри пытался ее уговорить.

Остин думал, что его душа давно лишилась всяких чувств, но холодная тоска, разлившаяся внутри, предупреждала, что худшее возвращается. После сегодняшнего фиаско он не мог винить легкомысленную девчонку за чувство преданности ее бывшему жениху. Джеффри не мог сделать лучшего выбора. А его собственный выбор не мог быть хуже.

Ощутив себя лицом к лицу с унылым будущим, лишенным оживленного лепета Обри и ее теплой привязанности, Остин почувствовал искушение разорвать и сжечь письмо. Но он дал слово, да и не мог бы жить, теряясь в догадках, какое решение она бы приняла, если бы он не вмешался. Он хотел знать, что она думает о вероломном молокососе. Тогда он сможет решить, что делать с мерзавцем.

Остин вновь свернул и запечатал письмо. С небрежностью, которой он на самом деле не ощущал, он вручил бумагу Джоан, когда она пробегала через холл.

– Только что пришло для леди Обри. Отнесите ей, пожалуйста, – велел он.

Маленькая служанка заторопилась наверх по длинной лестнице, чтобы услужливо отнести меч, который может сразить его наповал.

* * *

За ужином Обри была тише, чем обычно, но не подавала виду, что осуждает его. Остин не вспоминал о Бланш, но подтвердил свое обещание прислать Майклу врача. Она вопросительно посмотрела на мужа, но он больше ничего не сказал. Скрывая свои чувства, Обри потупила взгляд. Он не сделал и намека на то, что оставляет ее. Может быть, источники Джеффри неверны? Не может же он, в самом деле, уехать на два месяца без объяснений, не прощаясь. Возможно, он намеривался прислать письмо, опасаясь сцен. Это было в характере Остина, насколько она его знала. Луиза наверняка закатывала ужасные истерики, когда он отправлялся в море на своем корабле. Обри не понимала, как он мог подумать, что она поведет себя подобным образом, но у мужчин временами бывают странные мысли.

Вместо того чтобы уточнить эту информацию, Обри нашла ей иное применение. Два месяца не такой уж долгий срок. Здесь много работы, и двух месяцев едва хватит, чтобы закончить ее. Если Остин вернется, как сказано в письме, ей стоит поторопиться.

Воспоминание о Бланш постепенно меркло на фоне новых событий, затмивших прежние. В конце концов, она знала, что Остин никогда не был монахом, и у нее не было никаких прав возмущаться тем, что он делал в прошлом. Но у нее появилась возможность изменить его будущее.

С такими мыслями она предприняла усердную попытку оказаться приятной. Остин не слишком способствовал этому. Большую часть обеда он хранил молчание и даже когда отвечал на ее вопросы, казалось, что его мысли витают где-то далеко.

Чтобы иметь возможность окончательно расставить все точки в их дальнейших отношениях, Остин предложил ей прогуляться в саду после обеда. После того как он месяцами видел ее едва ли раз в день, у него, видимо, появилось свободное время, которое он мог провести с ней.

В уединении покрытой розами беседки Остин развернул ее лицом к себе.

– Обри, я был с вами честен, как мог. Возможно, было ошибкой позволить вам узнать все мои грехи, но я не могу жить во лжи. Надеюсь, что и вы со мной столь же откровенны. Я понимаю, что мы с вами оказались вместе вопреки вашему желанию, но я не вижу причины, чтобы мы не были друзьями.

Ошеломленная столь неожиданным заявлением, не понимая, какие сомнения в его душе это вызвало, Обри недоуменно посмотрела на него. Его глаза стали встревоженными, но она не могла определить непосредственной причины его волнения. Мог ли он бояться поездки, которую затеял? Действительно ли она безопасна?

В неосознанном порыве Обри прикоснулась к его щеке, словно запоминая ее на ощупь.