подушек с чем-то вроде благоговения.
Детская?! Нет уж, подумала Майя, ноги ее здесь не будет.
– У меня есть рисунок, – прошептала девочка, робко дернув ее за рукав.
Майя не стала приседать для объятия, из страха, что на этот раз не сумеет подняться.
– Что за рисунок? – полюбопытствовала она, присаживаясь в мягкое кресло. – Покажешь мне?
Девочка кивнула и бросилась к бюро. Пока она шарила в ящике, Майя успела разглядеть типичный набор детских сокровищ: ветхого плюшевого зайца с одним ухом, огрызки карандашей, куски чего-то непонятного, вроде штукатурки. Потом Констанс аккуратно задвинула ящик.
Лист плотной бумаги был немного помят, однако на нем легко можно было различить колыбель, пеленальный столик с кружевной оборочкой и заставленный игрушками угол.
– Чудесно! – воскликнула Майя без малейшего притворства (для ребенка восьми лет это был настоящий шедевр). – Вот, значит, как выглядела комната раньше!
Констанс кивнула. Майя ощутила в животе одобрительный толчок и на миг задумалась о том, каково это – иметь возможность обставить детскую по своему вкусу. Она бы развесила над колыбелью сцены из сказок, потолок разрисовала звездами, на полках расставила книги с картинками...
Когда-нибудь так и будет, подумала она и улыбнулась Констанс, возвращая рисунок.
– Ему самое место на стене. Что скажешь?
– Я возьму липучку! – Выразительное личико девочки осветилось радостью. – Я сейчас!
– Мы здесь останемся? – спросил Мэтти, все еще не в силах поверить.
Майя считала, что детям не годится спать со взрослыми, но в эту ночь другого выхода не было, к тому же кровать была достаточно широкой для двоих.
– Сегодня – да, – ответила она, не без усилия удерживая на губах улыбку. – Как ты думаешь, мы с тобой поместимся?
Мальчик округлил глаза, давая понять, что вопрос нелеп.
– И Малдун?
Кот спал с ним с тех самых пор, как перебрался из Калифорнии в Уэйдвилл. Как объяснить, что его больше нет, быть может, навсегда? Что их двоих тоже могут разлучить, и очень скоро, как только дознаются о случившемся. Майя решительно задвинула эти мысли подальше.
– Малдун остался охранять твои игрушки. Ведь дома у нас теперь все нараспашку!
Майя обняла племянника и мысленно поклялась утром навести справки. Бесполезно было клясться все устроить – она никогда этого не умела. Роль устроителя обычно доставалась Клео. Сознавая, что вся ноша лежит теперь на ее плечах, Майя почувствовала себя вдвойне одинокой. Казалось, сквозь неплотно пригнанные доспехи потянуло холодом.
Надо быть сильнее! Ей ли бояться одиночества? У нее есть племянник, а скоро появится свой собственный ребенок, и все это, вместе взятое, заполнит пустоту в душе. С детьми скучать не приходится. Зачем еще мужчина, от которого одни неприятности, который только и умеет, что требовать, приказывать, путаться под ногами? Лучше одиночество, чем эмоциональные броски, от которых один шаг до нервного срыва. С детьми проще. В детях счастье.
Почему же тогда на глазах слезы?
Майя оглядела стерильную комнату для гостей. Как ее сюда занесло? Куда она отсюда пойдет?
Глава 7
Страдаю ли я помешательством? Что вы, я им наслаждаюсь!
Майя раскрыла рот, глядя на чудовищные двойные двери из нержавеющей стали, ведущие в холодильник Акселя Хоулма. По объему он подошел бы для ресторана, и на нем не было цветных магнитиков, чтобы держать записки, листки с детскими каракулями и памятки о визите к врачу – все то, что могло заполнить и оживить необъятные просторы сверкающего металла. Руки чесались раскрасить его всеми цветами радуги, как огромный холст.
Майе был нужен всего лишь стакан молока, чтобы подавить утреннюю тошноту. Раскраска холодильника не стояла на повестке дня. Кусая ноготь, она открыла ту дверь, что побольше. Яркое белое сияние озарило чуть ли не всю сумрачную кухню. Майя не стала искать у двери выключатель, по привычке предположив, что при свете взгляду откроются полчища убегающих тараканов, и теперь чуть не ослепла.
Возможно, потому, что сияние лилось наружу беспрепятственно.
Проморгавшись, Майя зачарованно уставилась на множество полок, чистых и пустых. Или почти пустых. Пол-литровая упаковка молока, несколько яиц и масленка терялись в необозримых просторах сверкающего алюминия. Это было отчасти похоже на то, к чему она привыкла. В древнем холодильнике Клео нередко бывало только молоко. Или совсем ничего.
– Мисс Элайсем, вы готовите завтрак?
От неожиданности Майя чуть не прыгнула в холодильник. Вполне возможно, она вошла бы туда целиком, даже с таким животом. В дверях стояла Констанс в длинной ночной рубашке. Этот ребенок двигался тише любой мышки!
– Для завтрака рановато, да и готовить его особо не из чего. Хочешь что-нибудь съесть?
– Другие тети всегда делают тосты, – сказала девочка.
Другие тети. Ну разумеется, как же иначе. Майя прикусила губу, чтобы не брякнуть лишнего, и снова заглянула в холодильник.
– Если покажешь, где хлеб, я приготовлю. А с чем ты ешь тосты? С мармеладом?
– Вы спали вместе с Мэтти, в комнате рядом, – заметила Констанс вместо ответа.
Майя достаточно вынесла из лекций по психологии, чтобы понять, что у девочки что-то на уме. Не хотелось в это вдаваться в такое время суток. «Рядом» в данном случае могло означать «в том же крыле дома, что и я». Поскольку она не слышала возвращения Акселя, он должен был занимать другое крыло.
– Ну, значит, мы в первую очередь твои гости, – сказала она оживленно и закрыла холодильник.
Делать этого не следовало. Кухня погрузилась во мрак.
– Не все папины тети остаются на завтрак. Ребенок явно не желал уняться. Ничего не оставалось, кроме как поддержать разговор. Майя хорошо знала, что бороться с детской навязчивой идеей – бесполезная затея.
– Послушай, Констанс...
Кухню залил ослепительный свет. Майя зажмурилась, потом осторожно глянула сквозь щелочки глаз. Сонный мужчина в дверях сделал то же самое, заслоняясь рукой. Лампы дневного света шли на кухне по всему периметру стен.
Аксель был в одних пижамных брюках. Светлые волосы, подчеркивая очертания грудных мышц, сходились на животе и исчезали под присобранным поясом, таким свободным, что брюки держались, должно быть, только благодаря округлостям ягодиц.
Майя испугалась, что у нее выскочат глаза. Она не могла их отвести, хотя считалось, что беременность прекращает выработку соответствующих гормонов. Ни один пылкий, безалаберный и артистичный южанин не имел такой потрясающей грудной клетки. Откуда же она у бизнесмена?
– А нельзя сделать потемнее? – взмолилась Майя, отчаянно жмурясь.
Аксель вторично щелкнул выключателем. Свет померк вдвое. Вместе Констанс и Майя напоминали застигнутую врасплох сказочную пару – Дюймовочку и беременную фею с растрепанной гривой кудрявых темно-рыжих волос. Аксель вгляделся из-под ладони. Переливчатый шелк ночной рубашки ослеплял почти так же, как и проклятые лампы. Анджела никогда не носила зеленого. Где Констанс откопала эту рубашку? Должно быть, все это сон.
– Что вы двое делаете на кухне посреди ночи? – опасливо осведомился Аксель.
