плавный ход хорошо смазанного механизма, но у Акселя не было и тени сомнения, что все вернется на круги своя, стоит только этой проблеме разрешиться. А раз так, он вполне может поехать с Констанс к морю. Аксель уже и не помнил, когда в последний раз слышал прибой.
Он слышал его при Майе: рев океана в динамиках по углам магазина.
Аксель решительно пресек эти мысли, оделся и вяло поплелся на кухню. Сандра еще не встала, и Констанс сама готовила себе завтрак. Грустно посмотрев, она унесла бутерброд в гостиную, чтобы съесть за мультиками. Как выяснилось, под «правильной заботой о Констанс» Сандра понимает электронную няню. С болью Аксель вспомнил, как дочь, хохоча во все горло, рисовала кремом на кривобоких пирогах Майи. Теперь на кухне уже никто не мусорил, но и задерживаться здесь не хотелось. Аксель торопливо выпил стакан молока и назвал это завтраком. Может, купить смесь для пирога-минутки? Не согласится ли Констанс разрисовать его?
Не согласится ли солнце подняться на западе?
Если впасть в депрессию, этим делу не поможешь. Надо как-то жить дальше. Он уже обходился без постоянной женщины и не умер. Так даже проще. Ему не по зубам сложная наука общения с женским полом. Ну а Констанс подрастает. Постепенно она поймет, что нельзя всю жизнь оплакивать то одно, то другое. Они уже сблизились однажды, сблизятся еще раз, нужно только прекратить торчать в ресторане по восемнадцать часов в сутки. У них с Констанс найдутся, не могут не найтись общие интересы, иные, чем высадка цветов на заднем дворе или раскраска пирогов.
Аксель повернулся к окну. Там красовался клен, который он задумал как объяснение в любви. На ветке насвистывал щегол. Цветы поникли, невзирая на тень, – они нуждались в поливе, как и растрескавшаяся пустыня его души. Вот и ешь свою правоту, угрюмо думал Аксель. Настоял на своем, и теперь Майя живет в трущобе, такая же беззащитная, как и до встречи с ним. В попытке защитить он подверг их еще большей опасности.
Продажа школы была единственно разумным решением. Обветшалый особняк требовал громадных затрат на один только текущий ремонт, не говоря уже о реставрации. В непосредственной близости от торгового центра было не удержать пленительную провинциальную атмосферу, не уберечь окружающую среду. Продажа не только примирила бы стороны. Злоумышленник, кто бы он ни был, потерял поле деятельности и скорее всего убрался бы прочь. На вырученную сумму можно было поддержать магазин и открыть школу в здании покрепче. Нелепо, просто нелепо держаться за школу в том виде, в каком она была.
Вот только Майя взрастила и взлелеяла ее своими руками, из ничего. Для нее этот старый дом был первым и единственным домом, где она распоряжалась сама. А он ввел ее в дом, обставленный бывшей женой, чуждый даже ему самому, и ожидал, что она будет там счастлива. И Майя сумела быть счастливой, насколько это возможно. Ей удалось бы и в картонной коробке. Но это совсем не означало, что она отмахнется от мечты о своем собственном доме.
– Я ухожу на работу, – сказал Аксель дочери с порога гостиной. – Обнимемся?
Против воли голос его прозвучал просительно. Констанс глянула мимолетно, пожала плечами и затаилась, как зверек в момент опасности. Аксель уже собирался уйти, когда она заговорила:
– А можно мне в группу продленного дня, хоть на полчасика? – Если его голос звучал просительно, то ее был откровенно умоляющим.
– Это опасно, моя хорошая. Мы найдем другую школу.
– Значит, Майя в опасности?
Этот ребенок слишком сообразителен. Аксель потер лоб, подбирая слова:
– Майя уже взрослая, она может о себе позаботиться.
Сказав это, Аксель мысленно криво усмехнулся. Что ж, раз ему отныне не позволено заботиться о Майе, придется ей выкручиваться самой. Он и раньше это понимал, но впервые осознал до конца. Если ей так уж приспичило, пусть рискует здоровьем и жизнью, защищая полуразвалившийся особняк. Он больше не отвечает за последствия ее поступков. Их пути разошлись. Он может помочь, может помешать, а может остаться в стороне. У него теперь есть выбор.
Аксель никогда не верил в равенство сторон, особенно в браке. На муже, думал он, неизменно лежит большая ответственность, порой вся ответственность разом. Так он и жил. Как странно! Когда это бремя свалилось с плеч, ему не стало легче. Наоборот, его пригнуло к земле. Он был в ответе за все, но каким-то образом Майя облегчала его ношу.
Он поступил правильно – и по большому счету ошибся. Единственное, чего он добился, – это одиночества.
– Я что-нибудь придумаю, шоколадная моя, – сказал Аксель, целуя дочь в макушку. – Майя вернется.
Личико девочки озарилось откровенным счастьем. Она верила в него. Что ж, хоть кто-то в него еще верит.
Отчасти приободренный этим, Аксель направился в гараж, не зная точно, что предпримет.
«Никто не знает, где она, мои адвокаты потеряли след. Я места себе не нахожу! Оставила мужа и исчезла, с двумя детьми! На что она будет жить? Как сумеет их вырастить?
Будь проклята твоя доля крови, Хелен! Ты передала нашей дочери все худшее в своем характере. Или лучшее?
Клянусь, я найду ее, Хелен. Теперь я всего лишь старик с подмоченной репутацией. Я слаб, а тебя рядом нет. Долли умирает, дочь даже не знает о моем существовании, и порой кажется, ничто на свете не стоит труда. Но я найду ее, даже если потеряю все нажитые деньги».
На перекрестке Аксель поглядел налево, в направлении школы, потом направо, в направлении города. Хотелось повидать Майю, объясниться с ней и исправить дело. Но прежде следовало уладить то, без чего объяснение стало бы затруднительным. Поборов стремление с ходу повернуть налево, Аксель направился в Уэйдвилл.
Еще издали ему бросился в глаза черный «кадиллак» у дверей магазина. Изрыгая проклятия, Аксель до отказа нажал педаль и вскоре со скрежетом тормозил у погрузочной платформы здания. Он правильно сделал, что повернул в город, прежде всего стоило разобраться с неугомонной сестрицей Майи. В теперешнем настроении Аксель не постеснялся бы перекинуть ее через коленку и надавать с десяток горячих.
Над прилавком склонялся высокий бритый негр в дорогом полосатом костюме. Он что-то злобно шипел, тычась лоснящимся лицом почти в самое мертвенно-бледное лицо Клео. Та, как обычно, огрызалась, но страх читался во всей ее позе, во взгляде.
Едва переступив порог, Аксель без труда оценил ситуацию. Это был неподходящий момент для версальских реверансов.
– Вон!!! – взревел он во всю мощь голосовых связок. – Вон с моей территории, пока не вышибли пинками!
Негр повернулся, подчеркнуто неторопливо, и уставил на него стеклянный взгляд:
– И кто же меня вышибет? Один белый задохлик?
Это оказалось последней каплей. Адреналин захлестнул организм мощной волной, кровь бросилась Акселю в голову. Он сорвал с подставки металлический калейдоскоп.
– Вон! – повторил он, на этот раз с ледяной ненавистью.
Клео ахнула, сожалея не то о калейдоскопе, не то о дальнейшей судьбе Акселя. Негр ухмыльнулся и сунул руку в карман, в точности как и ожидалось. Этот болван не знал, что в школе Аксель считался лучшим квотербеком в своей лиге благодаря скорости реакции. Он вложил в удар всю ярость, весь протест против капризов судьбы. Лишь по счастливой случайности пополам разлетелся калейдоскоп, а не бритая голова незваного гостя. Тот пошатнулся, но устоял. Тогда, отбросив обломки, Аксель изо всех сил пнул его ногой в пах, сам при этом невольно поморщившись, если не из симпатии, то от живости воображения.
С криком боли негр повалился на пол.
