— Ты та самая девочка, которую я так нежно любила? Или ты ее сестра-близнец?
— Моя госпожа, — отвечала Роза, — я вернулась, оставив сестру в Париже, чтобы доказать, что я жива. — Она всхлипнула. — Я потрясена тем, что мой отъезд причинил столько бед матери и отцу. Неужели вы не понимаете, почему я уехала среди ночи? Я хотела присоединиться к сестре. Не просто к ее жизни в Париже, но к христианской вере. Я не могла навлечь позор на моих родителей.
Она высказала это с таким волнением, что леди Маргарет лишилась дара речи.
— Ты готова поклясться, — заговорил епископ, и его голос разнесся по всему залу, — что ты именно та девушка, которую знают эти люди, а не ее близнец, помогающая скрыть факт убийства собственной сестры?
Собрание зашумело.
— Ваше преосвященство, — обратился к епископу граф, — могу ли я не знать девочек, состоящих на моем попечении? Это Лия, и она снова больна из-за того, что ей пришлось повторить трудное путешествие.
Но внезапно всеобщее внимание было отвлечено появлением евреев, которых держали в башне. Первыми в зал вошли Флурия и Меир, вслед за ними — Исаак, лекарь, и еще несколько жавшихся друг к другу иудеев, выделявшихся по нашивкам на груди, но не по каким-либо иным признакам.
Роза вырвалась из объятий графа и подбежала к матери. Обливаясь слезами, она обняла Флурию и воскликнула достаточно громко, чтобы слышали все:
— Я навлекла на тебя бесчестье, причинила тебе невыразимую боль! Прости меня! Мы с сестрой любим тебя, хотя и приняли крещение. Сможете ли вы с Меиром нас простить?
Она не стала ждать ответа, а просто обняла Меира. Тот без слов поцеловал ее, белый от страха и растерявшийся от всего происходящего.
Леди Маргарет сверлила Розу угрюмым взглядом, потом обернулась к дочери и зашептала ей что- то.
Девочка сейчас же подошла к Розе, обнимавшей за плечи Флурию, и спросила:
— Но почему, Лия, ты не написала нам о том, что приняла крещение?
— Как я могла? — отозвалась Роза, по-прежнему обливаясь слезами. — Что я могла вам рассказать? Ведь вы понимаете, каким ударом стало все это для моих любящих родителей. Что им оставалось делать, кроме как послать за солдатами графа и отправить меня к сестре в Париж? Они так и поступили. Но я не собиралась трубить на всю еврейскую общину о том, что предала родителей.
Она продолжала в том же духе, горестно рыдая и умоляя собравшихся понять ее чувства, так что никто не заметил, что она не произнесла ни одного знакомого имени.
— Если бы я не видела чудесные процессии на празднике, — произнесла она вдруг, на шаг приближаясь к краю пропасти, — я не поняла бы, почему моя сестра Роза приняла крещение. Но я их увидела и поняла, а как только выздоровела, поспешила к сестре. Я не могла предположить, что кто-то обвинит моих родителей в преступлении против меня!
Теперь ее юной собеседнице самой пришлось защищаться.
— Мы думали, что ты умерла, честное слово! — сказала она.
Прежде чем она смогла продолжить, Роза задала вопрос:
— Как вы могли усомниться в доброте моих родителей? Ведь вы бывали у нас в доме. Как же вы могли подумать, что они могут причинить мне вред?
Леди Маргарет с дочерью уже качали головами и бормотали, что они лишь делали то, что считали правильным, и их нельзя за это винить.
Пока все шло хорошо. Но теперь брат Антуан возвысил голос, эхом отразившийся от стен.
— Все это отлично сыгранная пьеса, — заявил он. — Мы прекрасно знаем, что у Флурии, дочери Эли, сегодня прибывшего в город, были дочери-близнецы. Однако они не приехали вдвоем, чтобы доказать невиновность Флурии. Откуда нам знать, что ты Лия, а не ее сестра Роза?
Со всех сторон голоса повторяли тот же вопрос.
Роза ни секунды не колебалась.
— Отец, — обратилась она к священнику, — разве моя сестра, новообращенная христианка, приехала бы сюда, чтобы защищать преступных родителей, если бы они совершили убийство? Вы должны мне поверить. Я Лия. И сейчас я хочу одного: вернуться к сестре в Париж вместе с моим опекуном графом Найджелом.
— Но как мы можем быть уверены? — спросил епископ. — Ведь близнецы похожи как две капли воды.
Он жестом велел Розе подойти ближе.
Зал был наполнен гулом сердитых спорящих голосов.
Но ничто не встревожило меня так, как решимость леди Маргарет: она выдвинулась вперед и, прищурившись, уставилась на Розу.
Роза снова повторила, что готова поклясться на Библии: она Лия. Теперь она жалеет, что сестра не приехала вместе с ней, но они даже подумать не могли, что друзья ей не поверят.
Леди Маргарет вдруг выкрикнула:
— Нет! Это не та девочка! Это ее двойник, но с другой душой и другим сердцем.
Мне показалось, что толпа сейчас взорвется. Злобные вопли неслись со всех сторон. Епископ потребовал:
— Тишина! Принесите Библию, чтобы девочка поклялась. И еще принесите священную книгу евреев. Пусть ее мать поклянется, что это ее дочь Лия.
Роза и Флурия испуганно переглянулись. Роза снова заплакала и кинулась в объятия матери. Флурия выглядела изможденной после заключения в башне, слабой и не способной что-либо сказать или сделать.
Книги принесли, но я так и не понял, что это за «священная книга евреев».
Меир и Флурия пробормотали ту ложь, какая от них требовалась.
Роза же потянулась к толстой Библии в кожаном переплете и, не раздумывая, положила на нее руку.
— Клянусь, — сказала она, и голос ее от волнения звучал приглушенно и хрипло, — клянусь всем, во что я верю как христианка: я Лия, дочь Флурии, воспитанница графа Найджела. Я приехала, чтобы восстановить доброе имя матери. Я прошу об одном: пусть мне позволят покинуть этот город в уверенности, что мои родители-иудеи свободны и не понесут наказания за мое отречение.
— Нет! — выкрикнула леди Маргарет. — Лия никогда не была так красноречива, никогда в жизни! Она показалась бы немой по сравнению с этой девушкой. Говорю вам, девушка обманывает нас. Она сама участвовала в убийстве сестры!
Тут граф вышел из себя. Он закричал так громко, как не кричал в этом зале никто, кроме епископа.
— Как вы смеете подвергать сомнению мои слова? — возмутился он и сверкнул глазами на епископа. — А вы? Как вы смеете сомневаться, если я говорю вам, что являюсь опекуном обеих девочек, а их образованием занимается мой брат?
Вперед вышел Годуин.
— Ваше преосвященство, прошу вас, не позволяйте делу зайти слишком далеко. Отпустите всех этих добрых иудеев по домам. Неужели вы не понимаете, какую боль испытывают родители, когда дети отрекаются от веры отцов? Я наставник этих девочек, я горжусь ими и люблю их истинной христианской любовью, но я не могу не сострадать их несчастным родителям.
На мгновение повисла тишина, если не считать лихорадочных шепотков. Толпа колыхалась из стороны в сторону, как будто народ собрался сыграть в какую-то странную игру.
Теперь все зависело от того, что скажет леди Маргарет.
Она уже хотела что-то возразить, нацелив указательный палец на Розу, как вдруг из толпы выступил старый Эли, отец Флурии. Он выкрикнул:
— Я требую, чтобы меня выслушали!
Годуин замер от тревоги. Флурия припала к груди Меира.
Старик дождался полной тишины. Он вышел вперед, поддерживаемый Розой, и остановился, вперив
