пристрелить мужчину и спустить его труп в яму.
– Правильно делаете, – согласился я. – Значит, мистеру Вульфу не нужно будет спрашивать вас об этом. Надеюсь, ваш телефон указан в телефонной книге? – Я обратился к Фреду: – Не позволяй ей выговорить у тебя зонтик. Как тут с обслугой? Нормально?
– Не жалуюсь. Скоро буду совсем как дома. Долго еще?
– День – неделю – год. Когда еще тебе было так сладко?
– Хм. Ее оставляешь здесь?
– Ага, пусть прикончит бутылку. У меня задание.
Когда я двинулся к лифту, Дина Хаф поднялась с кушетки и направилась в кухню. Лифт поднялся, я пошел, а она так и не появилась. Внизу мистер и миссис Перес все еще сидели на кухне; я заглянул к ним, предупредил, что единственная надежда для них не попасть в переделку – затаиться, и был таков. На углу Восемьдесят второй и Колумба находилась аптека-закусочная, где можно было перехватить стакан молока, но я не стал задерживаться. Мне предстояла встреча с преподавателем английской литературы, о чем тот и не подозревал.
10
Я ушел из квартиры в 13:40. Через четыре с половиной часа, в 18:10, я сказал Остину Хафу:
– Сами, черт возьми, понимаете, что не выйдет. Идемте!
За четыре с половиной часа я многое сделал. Я уяснил, что в большом университете масса народу знает, где должен быть доцент или где можно его найти, но никто не знает, где он находится. Два раза меня в коридорах чуть не смела толпа студентов; первый раз я спасся, нырнув в нишу, второй – уцепившись за стену. Я два часа проторчал в приемной, изучая в научном журнале статью под названием «Японские эксперименты в области среднего образования». Пятнадцать минут пропотел в телефонной будке, докладывая Вульфу о новостях, в том числе о том, что Цезарь и Фелита Перес стали владельцами дома. Выкроив время, я разыскал там же, в университете, закусочную и подкрепился бутербродом с солониной (съедобно), куском вишневого пирога (недурен) и двумя стаканами молока. В холле меня остановили три студентки, одна красивая как картинка (никакого отношения к картинкам на верхнем этаже дома Пересов), и попросили автограф. Верно, приняли меня то ли за сэра Лоуренса Оливье, то ли за Нельсона Рокфеллера.
Остина Хафа я так и не нашел, решил наконец, что это безнадежное дело, и отправился пешком к дому 64 по Райской улице. Звонить я не стал – могла ответить жена, а спрашивать у нее, дома ли муж, было бы нетактично. Главное, мне нужно было на него посмотреть. Итак, я туда отправился, нажал в подъезде кнопку под фамилией Хаф, открыл дверь, когда щелкнул замок, вошел, поднялся на два пролета, прошел по коридору к двери, которая открылась мне навстречу, и увидел его собственной персоной.
Он замер, вытаращив на меня глаза. Рот у него открылся и закрылся.
– Всяк грех глаголет, но убийство вопиет, – произнес я, не вызывающе, а просто чтоб приступить к разговору.
– Господи, как вы умудрились… – сказал он.
– Неважно как, – ответил я. – Мы снова встретились, а это главное. Ваша жена дома?
– Нет. При чем тут жена?
– «При чем» тоже неважно, раз ее нет. С большим удовольствием поболтал бы с вами, но, как вы справедливо заметили в понедельник, мистер Вульф спускается из оранжереи в шесть и сейчас ожидает вас у себя в кабинете. Пойдемте.
Он постоял в нерешительности – и принял решение.
– Не понимаю, о чем вы. Ничего я не замечал в понедельник. Я вас вижу впервые в жизни. Кто вы такой?
– Томас Дж.Йигер. Его дух. Не будьте дураком, не воображайте, что весь вопрос только в том, кому из нас двоих поверят. Удрать в кусты не выйдет. Сами, черт возьми, понимаете, что не выйдет. Идемте!
– Еще поглядим, выйдет или нет. Уберите ногу – я закрываю дверь.
Тянуть дальше не имело смысла.
– Хорошо, – сказал я, – отвечу на вопрос, который вы не закончили. Я сегодня говорил с вашей женой. Ваше имя и адрес я прочитал на конверте, который был у нее в сумочке.
– Не верю, все это ложь.
– В сумочке были и ее водительские права. Дина Хаф, родилась третьего апреля тридцатого года, белая, волосы каштановые, глаза карие. Она любит шампанское. Слегка наклоняет голову вправо, когда…
– Где вы ее видели?
– Тоже неважно. Больше ничего не скажу. Я обещал мистеру Вульфу доставить вас к шести, сейчас уже четверть седьмого, так что если хотите…
– Жена там?
– В настоящее время нет. Объясняю, мистер Йигер – простите, мистер Хаф, – если не хотите светопреставления, берите меня за руку и скорее за мной.
– Где моя жена?
– Спросите мистера Вульфа.
Он шагнул, я отступил в сторону, чтоб он не сшиб меня с ног. Он захлопнул дверь, подергал ее – убедиться, что замок защелкнулся, и направился к лестнице, я – за ним. Спускаясь следом, я спросил, в какой стороне мы быстрее поймаем такси, он не стал отвечать. Я бы пошел на улицу Христофора, но он свернул на углу в сторону Седьмой авеню – и оказался прав. Мы поймали машину за три минуты, хотя в этот час суток такси были нарасхват. В пути он молчал. Был риск – один к десяти, – что Кремер поставил человека следить за нашим старым каменным особняком, однако его филеру внешность Хафа ровным счетом ничего не скажет, а пробираться с черного хода со стороны Тридцать четвертой улицы было хлопотно, поэтому мы подкатили прямо к парадному. Поднявшись по ступенькам и обнаружив, что дверь на цепочке, я позвонил Фрицу, и он нас впустил.
Вульф сидел за своим столом, сосредоточившись над кроссвордом в «Обсервер», и не удостоил нас даже взглядом. Я молча усадил Хафа в красное кресло, а сам сел в свое. Когда великий ум бьется над решением серьезной проблемы, лучше не мешать. Секунд через двадцать он пробормотал:
– Будь оно проклято? – бросил карандаш на стол, повернулся, уставился на нашего гостя и проворчал: – Итак, мистер Гудвин вас раскопал. Что скажете в свое оправдание?
– Где моя жена? – выпалил Хаф вопрос, который все это время вертелся у него на кончике языка.
– Минуточку, – вмешался я. – Я сообщил ему, что сегодня разговаривал с его женой и узнал его имя и адрес, ознакомившись с содержимым ее сумочки. Больше ничего.
– Где она? – потребовал Хаф.
Вульф смерил его долгим взглядом.
– Мистер Хаф, когда вечером в понедельник я узнал об убийстве человека по имени Томас Дж.Йигер, естественным и правильным шагом с моей стороны было бы дать полиции описание того, кто приходил к нам днем и выдал себя за убитого. Я этого не сделал – у меня были свои причины. Если я сейчас свяжусь с полицией, то дам им не описание, а ваши имя и адрес. Что именно я предприму, будет зависеть от того, как вы объясните этот странный обман. Я жду.
– Я хочу знать, где Гудвин видел мою жену, с какой целью и где она сейчас. Пока не узнаю, ничего не стану объяснять.
Вульф на секунду прикрыл глаза, открыл и кивнул:
– Вас можно понять. Если речь пойдет о вашей жене, вы не сможете ничего объяснить, не впутав ее. Так вот, она уже впутана. В понедельник, выдав себя за Йигера, вы заявили Гудвину, что, по вашим расчетам, за вами будут следить до дома сто пятьдесят шесть по Западной Восемьдесят второй улице. Сегодня днем ваша жена вошла в комнату в этом самом доме, и там ее встретил человек, который работает у меня. Он дал знать мистеру Гудвину, тот приехал и с ней поговорил. У нее были ключи от дома и комнаты. Вот все, что я имею вам сообщить. Теперь – объяснение.
Мне редко бывает жалко тех, кого Вульф загоняет в угол. Как правило, они сами на это напрашиваются, и вообще, если вид бьющейся на остроге рыбины действует вам на нервы, не нужно багрить рыбу. Но от
