красива.
Я слегка пошатнулась и почувствовала, как Грейди меня поддержал. А Розалинда что-то бормотала, но так неуверенно, что ее никто не слушал. Бедняжка Роз! Вынести такое!
– Нельзя выписать такой чек, – сказала Катринка. – Нельзя просто взять и выписать чек на миллион долларов!
Розалинда тоже держала чек, который передал ей Грейди. Она казалась изумленной. Как и Гленн, стоявший возле нее и глядевший как на чудо света на чек в миллион долларов.
Заявление. Речь. Все фразы, отрепетированные в гневе на Катринку «…чтобы ты никогда ко мне не обращалась; чтобы ты никогда не переступала этот порог; чтобы ты никогда…» – эти слова умерли и растаяли.
Больничный коридор. Рыдающая Катринка. В палате незнакомый калифорнийский священник окропил Лили водой из бумажного стаканчика. Неужели дорогой моему сердцу атеист Лев решил, что я струсила? А Катринка рыдала тогда так, как сейчас, настоящими слезами, оплакивая моего потерянного ребенка, нашу Лили, наших родителей.
– Ты была всегда… – Я запнулась. – Всегда была добра к ней.
– О чем это ты говоришь? – не поняла Катринка. – Нет у тебя никакого миллиона долларов! Что она такое говорит? Что вообще это такое? Неужели она думает, что…
– Миссис Расселл, позвольте мне, – начал Грейди и, взглянув на меня, продолжил, хотя я и не успела кивнуть. – Покойный муж вашей сестры оставил ей весьма значительную сумму и, предварительно сообщив матери о своем решении, успел отдать необходимые распоряжения, не позволяющие членам его семейства на каком-либо основании их опротестовать за отсутствием завещания или подобного документа. Мисс Вольфстан, в свою очередь, незадолго до смерти Карла подписала необходимые документы, с тем чтобы после кончины ее сына никто не смел оспорить его волю, которая должна быть самым скорым образом осуществлена.
Чек, что вы держите в руке, не вызывает ни малейших сомнений в его законности и подлинности. Это дар вашей сестры, и она хочет, чтобы вы его приняли как часть стоимости этого дома. Но должен сказать, миссис Расселл, я не думаю, что даже такой очаровательный дом, как этот, удалось бы продать за миллион долларов. И еще заметьте: вы держите в руке чек на всю сумму, хотя у вас есть три сестры.
Розалинда тихо застонала.
– Могли бы и не говорить, – сказала она.
– Карл, – произнесла я, – Карл хотел, чтобы я могла…
– Да, осуществить это, – подхватил Грейди, запнувшись на секунду, выполняя мое последнее указание; он понял, что пренебрег моими инструкциями, отданными ему шепотом, и теперь немного сбился, потеряв нить. – Это Карл пожелал, чтобы Триана сумела обеспечить подарок каждой из своих сестер.
– Послушай, – сказала Роз. – О какой сумме идет речь? Тебе абсолютно не обязательно делать нам подарки. Ты не должна делиться ни с ней, ни со мной, ни с кем-либо другим. Не должна…
– Послушай, если он оставил тебе…
– Ты не знаешь, – сказала я. – Сумма действительно большая. Денег столько, что выписать такой чек проще простого.
Розалинда откинулась на спинку стула, поджала губы, вскинула брови и уставилась сквозь стекла очков на чек. Ее высокий худощавый муж Гленн не нашел слов: происходящее тронуло его, изумило, сбило с толку.
Я взглянула на дрожащую обиженную Катринку.
– Больше не беспокойся, Тринк, – сказала я. – Никогда и ни о чем не беспокойся.
– Ты безумна! – прозвучало в ответ. Муж Катринки взял ее за руку.
– Миссис Расселл, – обратился Грейди к Катринке, – позвольте порекомендовать вам отнести завтра чек в «Уит-ни Банк», обналичить его или положить на депозит, как вы поступили бы с любым другим чеком… Я уверен, вы с радостью обнаружите, что указанная сумма полностью в вашем распоряжении. Это подарок, а потому чек не влечет за собой никаких налоговых обязательств. Вообще никаких выплат. А теперь я бы хотел сделать небольшое заявление относительно этого дома, с тем чтобы в будущем вы не…
– Не сейчас, – сказала я. – Теперь это уже не важно. Ко мне снова нагнулась Розалинда.
– Я хочу знать сколько. Я хочу знать, во что тебе обошлись оба чека.
– Миссис Бертранд, – обратился Грейди к Розалинде, – верьте мне, ваша сестра щедро обеспечена. К тому же в подтверждение своих слов добавлю, что покойный мистер Вольфстан также распорядился, чтобы новый зал городского музея был полностью посвящен живописным изображениям святого Себастьяна.
Гленн растроенно затряс головой.
– Нет, мы не можем.
Катринка прищурилась, словно заподозрила заговор.
Я попыталась найти слова, но не сумела, тогда махнула рукой поверенному и одними губами произнесла «объясните», пожав при этом плечами.
– Дамы, – начал Грейди, – позвольте заверить вас: мистер Вольфстан обеспечил вашу сестру самым достойным образом. Если уж быть до конца откровенным, эти чеки на самом деле совершенно не уменьшат ее доходов.
Вот и прошел самый важный момент.
Все было кончено.
Катринка не услышала ужасных слов, возьми, мол, этот миллион и больше никогда… и не снизошло на нее ошеломляющее сознание, что она из-за своей ненависти навсегда лишилась возможности получить гораздо больший куш.
Минута прошла. Шанс был упущен.
И все же это было уродливо, даже уродливее, чем я представляла, потому что она теперь стояла, кипя от ненависти, и ей хотелось плюнуть мне в лицо, но не было в мире такой силы, которая заставила бы ее рискнуть миллионом долларов.
– Что ж, мы с Гленном очень благодарны, – сказала Роз своим низким, сильным голосом. – Честно говоря, я не ожидала получить от Карла Вольфстана даже медяк. Очень любезно, очень, что он подумал о нас. Но вы уверены, Грейди? Вы действительно говорите нам правду?
– Да, миссис Бертранд, ваша сестра обеспечена, очень хорошо обеспечена…
Я вдруг представила долларовые купюры. Они летели прямо на меня, махая крошечными крылышками. Самая безумная картина из всех, какие я только видела, но, наверное, впервые в жизни я с облегчением восприняла слова Грейди о том, что больше не придется беспокоиться о средствах, что нужда больше мне не грозит, что теперь можно спокойно и тихо подумать о другом; Карл обо всем позаботился, и его родственники не будут против, так что можно теперь думать о прекрасных вещах.
– Значит, вот как все было, – сказала Катринка, глядя на меня усталыми, пустыми глазами, какими они всегда кажутся после многочасового приступа ярости.
Я промолчала.
– С самого начала это было обычное финансовое соглашение между ним и тобой, а у тебя даже не хватило порядочности посвятить нас в свои дела.
Все молчали.
– Он умирал от СПИДа, так что, будь у тебя хоть на йоту порядочности, ты бы нам рассказала обо всем.
Я покачала головой. Я открыла рот, я начала произносить какие-то слова, что, мол, нет, не то, это чудовищно, что она говорит, я… Но внезапно меня осенило, что именно так поступила бы Катринка, и тогда я улыбнулась, а потом начала смеяться.
– Милая, милая, не плачьте, – сказал Грейди. – У вас все будет хорошо.
– Нет, вы ошибаетесь, все прекрасно, я…
– Все это время, – вмешалась Катринка, вновь заливаясь слезами, – ты позволила нам волноваться и рвать на себе волосы! – Голос Катринки заглушал мольбы Розалинды, заклинающие сестру замолчать.
– Я люблю тебя, – сказала Розалинда.
– Когда вернется Фей, – прошептала я Розалинде, словно мы обе по-сестрински должны были что-то скрывать от всех остальных, сидящих за этим круглым столом в этой большой комнате. – Когда Фей
