работа, в особенности охрана памятников римской античности, отнимала много сил и времени. А еще ему так хотелось переносить на картины новые воплощения Маргариты, лицо которой излучало море доброты.
Художник создал неповторимый образ Богоматери — знаменитую «Сикстинскую Мадонну» (1513– 1514 гг.) для монастырской церкви Святого Сикста в далекой маленькой Пьяченце. И, глядя на этот нежный, полный затаенной грусти облик, пробуждающий душевное волнение, можно лишь представить, с каким трепетом он переносил на холст черты своей единственной возлюбленной — Маргариты Лути. Написать столь светлый образ женщины Рафаэль мог, только глядя в ясные глаза, в которых светилась кристально чистая душа.
Шесть лет тихого домашнего счастья и напряженной работы. Маргарита видела, как изо дня в день наваливается на любимого усталость: темные тени под глазами, отсутствие аппетита, бессонные ночи. Он не уставал от ее присутствия и никогда не скучал рядом с ней. С тех пор, как умерла Империя, у Маргариты не осталось друзей, а с переездом в новый дом, который находился в аристократическом районе, она даже перестала выходить на прогулки. В любой день Форнарина могла вернуться под отчий кров, ведь отец звал ее и обещал, что дочь не услышит ни одного упрека. Франческо Лути уже давно рассчитался с долгами и теперь процветал. При соответствующем приданом Маргарита могла стать женой какого-нибудь подмастерья или ремесленника. Рафаэль записал в банке на ее имя две тысячи дукатов, «развязав ей руки», да и банкир поглядывал на женщину своего друга призывным взглядом. Но Маргарита знала, что если Рафаэль когда-нибудь покинет ее, то ей уже ничего не будет нужно. Даже перебравшись с художником на виллу Агостино, где он расписывал стены, она не поддалась соблазну заменить здесь Империю. Форнарина позировала для мифологических красавиц Психеи и Венеры. Фрески на вилле Фарнезина стали еще одним памятником любви художника к Маргарите.
Рафаэль шатался от усталости. После очередного похода в каменоломни, где нашли античную статую, он слег с лихорадкой. Физические силы, в отличие от творческих, оказались не безграничны. Художник успел завещать свое состояние единственной любимой женщине, друзьям и ученикам. Полдома, шесть тысяч золотых дукатов и незаконченную картину «Мадонна с птичкой» получила по завещанию Маргарита.
«В заключение я рассматриваю девицу Марию Биббиена, которую я из-за множества дел и хлопот не смог повести к алтарю, как мою супругу. Она может именовать себя — если ей это благоугодно — супругой нашего чистого союза». Слышала ли эти слова завещания Форнарина? Ведь она не отходила от постели Рафаэля ни на минуту, меняла компрессы, кормила фруктами. Когда пришел кардинал Биббиена, чтобы дать отпущение грехов, и попросил женщину удалиться из дома, ее волновало только одно: кто подаст лекарства, сменит белье, сварит суп. Она словно приросла к земле. Никто не слышал, что тихо произнесла Рафаэлю перед уходом Маргарита, до кардинала донесся лишь сдавленный голос художника: «Очень… тебя… люблю…» Он понял, почему его племянница так и осталась в невестах. «Я провожу вас к карете, Мадонна Маргарита», — сказал прелат, увидев, как без единого звука, чтобы не потревожить любимого, она рыдает в соседней комнате.
Маргарита ждала своего приговора на вилле Киджи.
Рафаэль умер в Страстную Пятницу, 6 апреля 1520 г. В это день ему исполнилось 37 лет. Жизнь в миру закончилась и для Маргариты. Она не воспользовалась огромным богатством и ушла в монастырь, оплакивая смерть единственного любимого ею мужчины.
Какой же на самом деле была Форнарина? Ангелом или демоном? Это, наверное, так и останется загадкой. Неизменно только одно — она была Вдохновительницей Рафаэля.
Черубина де Габриак
Настоящее имя — Елизавета Ивановна Дмитриева, в замужестве Васильева (род. в 1887 г. — ум. в 1928 г.)
«Две планеты определяют индивидуальность этого поэта: мертвенно-бледный Сатурн и зеленая Венера. Их сочетание говорит о характере обаятельном, страстном и трагическом. Венера раскрывает ослепительные сверкания любви: Сатурн чертит неотвратимый и скорбный путь жизни». Таким предстает поэтесса Елизавета Дмитриева, более известная под псевдонимом Черубина де Габриак, ставшим одной из самых удачных литературных мистификаций XX в., в гороскопе, составленном Максимилианом Волошиным.
Ненастным ноябрьским утром 1909 г. на окраине Петербурга, в том самом месте, где Александр Пушкин стрелялся с Эдмоном Дантесом, два человека стояли друг против друга с поднятыми пистолетами. Причина дуэли была стара как мир: была задета честь женщины. Секундант отсчитал двадцать пять шагов, и противники медленно подошли к барьеру. Грянул выстрел. Когда дым рассеялся, оба стояли на прежних местах.
«Я требую, чтобы этот господин стрелял!» — воскликнул сделавший выстрел. Его противник, растерянно улыбаясь, удивленно смотрел на свое оружие — пистолет дал осечку. «Он предложил мне стрелять еще раз. Я выстрелил, — боясь, по неумению стрелять, попасть в него. Не попал, и на этом наша дуэль окончилась. Секунданты предложили нам подать друг другу руки, но мы отказались». Так завершилась дуэль между двумя поэтами Серебряного века: Николаем Гумилевым и Максом Волошиным. А женщину, честь которой защищал Волошин, звали Елизавета Дмитриева, больше известная в литературных кругах как Черубина де Габриак.
Елизавета Дмитриева родилась 31 марта 1887 г. в Петербурге, в небогатой дворянской семье. Отец, Иван Васильевич работал школьным учителем чистописания, мать, Елизавета Кузьминична — акушеркой. В семь лет девочка заболела туберкулезом легких и костей, следствием которого на всю жизнь осталась хромота. Однако, несмотря на то что Лиля, как ее называли, часто была прикована к постели, осенью 1896 г. она поступила в находившуюся по соседству с домом женскую гимназию и хорошо училась.
Начиная с 1900 г. Дмитриева стала писать стихи. К этому времени относится случай, когда бывавший в их доме близкий знакомый матери, к которому она была неравнодушна, увлекся тринадцатилетней Лилей, «требовал от нее любви» и принудил ее вступить с ним в интимную связь. Мать отнеслась к этому случаю достаточно странно — «она была на его стороне» и осуждала свою дочь за то, что та «не смогла его полюбить». Этот случай, сложные взаимоотношения в семье и последовавшая вскоре смерть отца способствовали возникновению у девочки особенного мироощущения. Она погрузилась в мистически- религиоз-ный внутренний мир, который стал для нее миром необычайной свободы, где обстоятельства жизни переосмысливались и теряли свою однозначность.
Весной 1904 г., закончив с медалью гимназию, Дмитриева поступила в Императорский Женский Педагогический институт, где училась сразу по двум специальностям: средней истории и французской средневековой литературе. Романтические ожидания молодой девушки искали выхода. В этот период она влюбляется в некоего Леонида, завязывает переписку с юношей из Тюбингена Удо Штенгеле (с целью влюбить его в себя) и общается с сотрудником Публичной библиотеки философом Э. Л. Радловым.
Осенью 1906 г. в качестве вольнослушательницы Лиля посещала лекции по испанистике и старофранцузскому языку на романском отделении Петербургского университета. Здесь она познакомилась с сыном профессора медицины студентом Всеволодом Васильевым и дала обещание выйти за него замуж. Свое слово впоследствии она сдержала.
Летом следующего года Дмитриева уехала в Сорбонну слушать лекции по испанской средневековой истории и литературе. В Париже в студии художника Себастьяна Гуревича, который писал ее портрет, она познакомилась с молодым поэтом Николаем Гумилевым. Во Франции она продолжает писать стихи, интересуется литературой и оккультизмом, встречается с новыми друзьями:
