вокруг тонких губ. Но в тот момент годы как будто бы исчезли, и она опять превратилась в шестнадцатилетнюю девочку, хрупкую и очень ранимую.
– Вы всегда мечтали о свадьбе при свечах, – сказала Мэй.
Дора пристально посмотрела на Мэй, и глаза ее неожиданно заволокло слезами.
– Да, – прошептала она.
– Тогда она у вас будет.
– Но моя мама…
– Наберите глоток воздуха, – сказала Мэй, прислушиваясь к голосу матери Доры.
– Но она…
– Наберите глоток воздуха и скажите ей «нет».
– Они разведены. – Слезы заструились из глаз Доры. – Отец живет в Уотч-хилле со второй женой. У меня нет сестер… Я – ее единственная дочь. Она хочет, чтобы я все сделала правильно, у нее тоже есть свои мечты, и я не хочу разочаровать ее…
– Я знаю.
Дора порывисто обняла Мэй, но Мэй едва почувствовала это.
Повернувшись, она пошла в ванную. Она заперлась и пустила воду в раковину. Вода лилась мощным и стреми тельным потоком, достаточно громко, чтобы заглушить голоса тех, кто решал вопросы проведения свадебной церемонии. Она пустила воду погорячее, наклонилась и начала вдыхать пар. Она рисовала в своем воображении, как пар вымывает узлы внутри нее. Ее мать всегда велела ей верить в собственную силу, знать, что волшебство и магия суть обычная повседневная жизнь.
«Нельзя утонуть в бытовых вопросах, – всегда говорила невестам ее мама. – Не прячьтесь в вине, посещении магазинов, физкультуре или работе. Оставайтесь начеку, присутствуйте и сохраняйте свою связь с близкими». Когда Мэй подняла голову, она увидела зеркало, затуманенное паром. Очистив зеркало тыльной стороной ладони, Мэй посмотрела в глаза замершего свадебного планировщика. Ей было жаль, что она не может заклинаниями вызвать дух своей матери, найти утешение в одном из видений, которые даны Кайли.
Они говорили за дверью ванной комнаты. Их голоса проникали через тяжелую древесину в сознание Мэй. После всех споров Дора и ее мать пришли к согласию, свадьба состоится в пятницу вечером.
Мэй закрыла глаза. Почти все невесты надеялись, что безукоризненное платье, верно выбранный день, безупречный мужчина составят в целом идеальную жизнь. Так когда-то мечтала и сама Мэй. Она влюбилась, надеялась выйти замуж. Это выше ее сил, выше магии любви! Иногда она чувствовала, что она вот-вот задохнется от собственной горечи.
Но потом она вспоминала о Кайли. Любовь не прошла мимо Мэй; она только приняла совершенно иную форму. Мэй высушила лицо, затем вышла из ванной. Тобин шла ей навстречу с охапкой розовых роз, тетя Энид брела сзади.
– Это для Доры? – спросила Мэй.
Иногда мужчины посылали цветы своим будущим женам как раз тогда, когда те посещали «Брайдалбарн», и Мэй считала такой жест женихов весьма романтичным.
– Нет, – ответила тетушка Энид.
Она была самой младшей и единственной из оставшихся в живых сестрой бабушки Мэй, с такими же сине-белыми волосами, светло-голубыми глазами и ласковыми движениями, за которыми скрывалось глубокое любопытство ко всему, что происходило в жизни окружающих.
– Цветы тебе, – объяснила Тобин.
Подружки невесты окружили их, кто-то даже наклонился поближе, чтобы посмотреть, от кого же Мэй получила цветы.
Мэй прочитала на карточке:
«Спасибо. Мы победили. Мартин Картье».
– Это тот парень из самолета? – поинтересовалась Тобин.
– Да, – ответила Мэй.
– Мартин Картье? – выдохнула одна из подружек невесты. – Тот самый Мартин Картье?
– Хоккеист, – уточнила Мэй.
– Кто ж не знает, что он хоккеист. Самый красивый из всех спортсменов!
Черный кот потерся у лодыжек Мэй, заставив ее вздрогнуть.
– И как это вам удалось получить розы от самого красивого из ныне здравствующих спортсменов? – поинтересовалась миссис Уилсон.
– А что тут особенного? – ответила тетушка Энид, полуприкрыв глаза.
Мэй держала цветы, погружаясь в сильный мускусный запах роз. Аромат обволакивал ее и уносил куда- то очень далеко. Давным-давно никто не посылал ей розы, и от их аромата, смешанного с какими-то забытыми воспоминаниями, у нее перехватило горло.
– Нам с тобой надо бы укатить на велосипедах куда-нибудь подальше, – шепнула ей Тобин.
– Как только все разъедутся, – улыбалась, вдыхая удивительный запах роз, Мэй.
Глава 3
