– Что же случилось, Мартин? Скажи мне.
– Мы все вместе, – только и ответил Мартин.
И все последующие дни за Рождеством так все и случилось. Они были вместе. Никакой рождественский подарок не мог сделать ее счастливее. Мартин попросил ее помочь ему принять ванну и одеться. Он позволил ей повязать галстук, зашнуровать ботинки. Когда он наткнулся на стул, он попросил, чтобы она помогла ему выучить дорогу.
За завтраком он попросил, чтобы она показала ему, где все лежало на столе.
Мэй вела его руку.
– Твой кофе, твоя тарелка. Горячие сдобы в корзине. – Масло, – включилась в процесс Кайли, осторожно подталкивая закрытую масленку ближе к нему. – И еще нож…
Они украсили елку. Дженни слазила на чердак и спустила оттуда старые картонные коробки, заполненные игрушками Агнес. Мартин слушал, как Кайли, доставая из коробки очередную игрушку, описывает ее:
– Красный шар, блестящий снежный человечек, золотой северный олень, четыре белых снежинки.
– Они бумажные?
– Да.
– Я сделал их во втором классе.
Кайли повесила их на почетном месте. Она нашла украшения в виде хоккейных коньков, шайбы и клюшки. Еще шесть крошечных хрустальных ангелочков. Но ее внимание больше привлек маленький серебряный колокольчик из папье-маше.
У него пообтрепались грани, и еще был отколот кусочек. Кайли исследовала его изнутри и снаружи. Мастерица разрисовала его зелеными гирляндами и подписала свои инициалы – Н.К.
– Когда Кайли подняла колокольчик над головой, он звякнул особым протяжным звуком.
– Колокольчик Натали, – узнал Мартин.
– Я поняла. Она написала на нем свои инициалы.
– Она послала его мне, когда ей было пять, – объяснил Мартин. – Я скучал без нее в то Рождество.
– А где была она?
– Со своей матерью, далеко отсюда. – Улыбка чуть тронула губы Мартина.
– Ты видел ее, ведь видел? – спросила Кайли. – Она приходила?
– Приходила, – ответил Мартин.
У Мэй перехватило дыхание. Глаза Мартина сияли, такие же голубые, как раньше, как будто он мог видеть все в этой комнате и вне ее. А Кайли едва могла усидеть на месте от возбуждения.
– Что она говорила?
– Она сказала мне, что ты была права все это время. Что…
– Так ты веришь мне? – Эмоции переполняли Кайли. – Веришь, что я действительно видела ее, что я ничего не придумывала?
– Да, я верю тебе, – ответил ей Мартин.
Мэй перевела взгляд на синий дневник. Можно было бы записать это, добавить опыт Мартина к предыдущим страницам. Но она посмотрела на Мартина и Кайли, на отца, который нуждался в дочери, и дочери, которая нуждалась в отце.
– Что-то не так, мамочка? – испугалась Кайли, увидев лицо Мэй.
– Мне просто грустно, – пробормотала Мэй, вытирая глаза. – Жаль, что я тоже не видела ее. Я так хотела бы увидеть Натали.
– И мне жаль, что ты ее не увидела, – сказал Мартин и, протянув руку, ждал, пока Мэй не возьмет ее в свою.
Мэй следила глазами за Кайли. Та звонила в старый колокольчик, смеялась над его забавным щелканьем. Вместо язычка у колокольчика была приделана загнутая скрепка для бумаг, а сам колокольчик был сделан из старых газет, вымоченных, спрессованных и покрашенных. Но когда Кайли остановилась, звуки настоящих колоколов проник ли через окно.
Колокольный звон заполнял все вокруг. Он отозвался эхом в горах, окутывал голые ветки платанов, кленов и дубов, проникал сквозь пушистые ветви высоких темных сосен. Колокола звонили надо льдом, звук усиливался над глубокими местами озера и таял над мелководьем.
– Слышите?! – воскликнула Кайли.
– Что это? – прислушалась к звукам Мэй.
– Колокола Сент-Энн, – объяснил Мартин.
– Рождественский гимн, – сказала Мэй, услышав ясные тоны. Но она оказалась не права; это было что- то другое, и Мартин узнал музыку раньше нее.
– «Чудесная милость», – сказал он.
– Какие удивительные звуки, – прошептала Мэй.
Она помнила слова. Они пели гимн на похоронах ее родителей, и она никогда не забудет их: «Так спасен ребенок, совсем как и я; я однажды был потерян, но теперь я найден, я был слепой, но теперь я
