В тот вечер, когда зима уступила весне, когда Мартин был дома, они втроем отправились на прогулку по Бикон-хиллу в Паблик-гарден. Лучи заходящего солнца заливали старые кирпичные здания Бостона розовым светом, и сцепившиеся между собой голые ветки в парке напоминали черные металлические конструкции на фоне неба. В то время как Кайли убежала вперед посмотреть уток, Мэй и Мартин медленно шли сзади.
«Мартин Картье!» – закричала кучка детей, окружая его.
Он раздал им автографы в их записные книжки, которые у них были, но когда пара тридцатилетних приблизилась к нему, только покачал головой и поспешил увести Мэй подальше.
Пока они шли, он обнимал ее за плечи. Проходя за кустом сирени, он обнял ее. Они остановились поцеловаться, и Мэй чувствовала, как он хотел ее близости. Время, проведенное вдали друг от друга, делало их исступленнее, прибавляло страсти.
– Давай пойдем домой, – сказал он.
– Гениальная идея, – согласилась она.
– Эх, мне бы хотелось, чтобы сезон уже закончился.
– Он уже и так почти закончился. Вы же определенно завершаете решающие встречи.
– А затем Кубок. Я выиграю его для тебя.
– Я приму его, – сказала Мэй, смеясь.
Она поняла, что думает о разговоре, который был у них с Кайли чуть раньше. Как она небрежно спросила Кайли о ее видениях, встречалась ли она еще раз с Натали после той ночи, когда болела и ее мучил жар. Вместо ответа на вопросы Кайли сама задала матери вопрос.
– Почему Мартин не разговаривает со своим отцом? – спросила она.
– Он дико зол на него, – ответила Мэй спокойно, но ладони резко вспотели, поскольку Кайли сама вывела связь, которую доктор Уитпен предположил теоретически.
– Иногда он сердится и на тебя.
– Я знаю, родная, но это совсем иное дело. Женатые пары нередко спорят и ссорятся, но затем они это преодолевают между собой.
– Но что, если он перестанет говорить и с тобой? Что, если он захочет, чтобы мы уехали? – настаивала Кайли с волнением на лице.
– Мы любим друг друга, Кайли. Я верю, что он не прекратит говорить с нами, и полагаю, что он когда- нибудь заговорит и со своим отцом, когда будет к этому готов, – попыталась успокоить дочь Мэй.
– Мне бы хотелось, чтобы нам удалось снова соединить их вместе прежде, чем случится что-то ужасное.
– Что-то ужасное? Что ты имеешь в виду? – испугалась и изумилась Мэй, слова «снова вместе» звенели у нее в голове.
– Я не знаю.
Час спустя Кайли уже играла во дворе, а Мэй ждала Мартина домой из Торонто. Она позвонила в Эстонию и узнала, что Серж Картье содержался в первом подразделении, камере номер 62. Что ему разрешены посещения раз в две недели по понедельникам, что ей не потребуется предъявлять особого разрешения и ей даже не нужно заранее сообщать ему о своем приезде.
Теперь, гуляя по парку, Мэй чувствовала себя запутавшейся в клубке лжи, которую она еще даже не произносила. Она знала, что должна рассказать Мартину о своем звонке, но не могла. Она должна показать ему открытки. Она должна также сообщить ему, что просмотрела ящики его туалетного столика, нашла там конверт, полный фотографий, запрятанный на самом дне.
То, что она, наконец, увидела фотографию Триши, и ничто из того, что она слышала об этой женщине, не подготовило ее к мысли, что она увидит потрясающей красоты женщину. Она выглядела так непринужденно в своем облегающем платье без рукавов, настоящей калифорнийкой, словно вышедшей прямо из рук модельера-стилиста, и очаровательно одновременно. Грудной ребенок цеплялся за ручку игрушечного совочка, пытаясь добраться до большой, совершенной, наполовину обнаженной груди матери.
Он сохранил фотографию из-за Натали, сказала себе Мэй. Его обожаемая дочь с его глазами и ртом своей матери – разве мог он выкинуть любую фотографию, на которой была его дочь? Но внимание Мэй было приковано к Трише. Этот страстный, мечтательный взгляд, полные губы, нежная кожа. Там были и другие фотокарточки. В основном – Триша и Натали, одна Натали, Натали с кем-то и еще Натали с Сержем, в лодке.
На обороте этой карточки была сделана надпись: «Папа и Нэт, лето на озере». Мэй задумчиво вглядывалась в почерк Мартина в течение долгого времени. Это была единственная фотокарточка, которую он надписал; почерк был старательным и четким, и это говорило Мэй кое-что о чувствах, которые владели Мартином, когда он подписывал фото.
Кайли успела добежать до края водоема и покормить уток булочкой, которую принесла из дома. Но сейчас она уже вернулась и теперь сообщала Мартину о вечеринке по случаю дня рождения, которую посетила в прошлую субботу. Он наклонился, чтобы послушать.
– Это была вечеринка на коньках, – сказала девочка. – Эллен Линдер умеет кататься спиной назад.
– Неужели? – спросил Мартин. – И сколько ей лет?
– Семь.
– То есть столько, сколько тебе будет в твой следующий день рождения, я прав? Я думаю, нам следует арендовать тот же самый каток и запланировать самую большую вечеринку на коньках, которую Бостон когда-либо видел.
– Вечеринку на коньках, – повторила она, и в голосе ее послышалось сомнение.
– Бьен сюр (конечно), – подтвердил Мартин.
