Меррик

немилосердна. Однажды после обильного обеда в отеле «Хасслер» она как бы вскользь обронила, что считает меня единственным по-настоящему интересным мужчиной.

– Не повезло, не правда ли, Дэвид? – многозначительно поинтересовалась Меррик.

Тут за стол вернулись еще два служителя Таламаски, и разговор оборвался. Я был польщен, но чрезвычайно обеспокоен. Конечно, между нами не могло быть интимных отношений, и то, что я так желал ее, явилось для меня самого крайне тревожным сюрпризом.

После поездки в Рим Меррик какое-то время провела в Луизиане, где полностью воссоздала историю своего семейства, записав все, что ей было известно о родственниках. Умолчала она лишь об их оккультных способностях. Вместе с качественными копиями всех дагерротипов и фотографий она направила материалы в несколько университетов. Эта семейная летопись, где не упомянуто ни имя Меррик, ни еще несколько важных имен, является сейчас частью нескольких коллекций, посвященных истории черных семейств Юга.

Эрон рассказывал, что эта работа эмоционально истощила Меррик, но она утверждала, что les mystиres неотступно преследуют ее и что работу нужно закончить. Этого требовали Люси Нэнси Мэри Мэйфейр, а также Большая Нанэнн. А еще дядюшка Джулиен Мэйфейр, живший в престижном районе. Но когда Эрон принялся настоятельно расспрашивать, действительно ли ее преследуют призраки, или она просто хочет отдать дань уважения ушедшим из жизни родственникам, Меррик ничего не ответила, сказав только, что ей пора вернуться к работе в Англии.

Что касается ее собственного афро-американского происхождения, то Меррик никогда его не скрывала и даже, к удивлению многих, часто сама заговаривала на эту тему. Те же, кто не знал о семейных корнях Меррик, безоговорочно принимали ее за белую.

Два года Меррик провела в Египте. Ничто не могло ее выманить из Каира, до тех пор пока она не приняла решение всерьез заняться изучением египетских и коптских документов, разбросанных по музеям и библиотекам всего мира. Помню, как мы с ней бродили по грязным полутемным залам Каирского музея. Мне импонировала ее увлеченность египетскими тайнами. В довершение всего Меррик напилась и отключилась после ужина прямо у меня на руках. К счастью, я был пьян почти так же, как она. Кажется, мы проснулись одновременно, оба одетые, и увидели, что лежим рядышком в ее кровати.

К этому времени уже никого не удивляло, что Меррик иногда попивает. И не раз она обхватывала меня руками и целовала так, что я испытывал восторг и одновременно отчаяние.

Я делал вид, что не замечаю ее явных посылов. Я говорил себе – и, наверное, не без оснований, – что все дело в моем собственном богатом воображении и что я принимаю желаемое за действительное. Кроме того, одно дело, когда юная девушка думает, что любит старика, и совсем другое – когда такая любовь обретает физическую форму. Что мог я предложить, кроме множества старческих немощей? В то время я и помыслить не мог о возможности встречи с Похитителем Тел, который дарует мне телесную оболочку юноши.

Тут я должен признаться, что спустя годы, когда я действительно стал обладателем своего нынешнего тела и обрел облик молодого человека, я не мог не думать о Меррик. Да, не мог о ней не думать. Впрочем, вскоре я полюбил сверхъестественное существо, нашего несравненного Лестата, а он постарался изгнать из моей памяти воспоминания о чарах Меррик.

Но довольно об этой проклятой теме! Да, я жаждал ее, но в данный момент моя задача – вернуться к истории женщины сегодняшнего дня – к истории Меррик, храброй и умной служительницы Таламаски.

Она освоила их компьютеры задолго до того, как те стали рядовым явлением в быту людей, и с невероятной скоростью стучала по клавиатуре, засиживаясь до поздней ночи за работой. Она публиковала сотни переводов и статей для наших служителей, и множество ее работ вышли под псевдонимом во внешнем мире.

Разумеется, мы очень осторожно делимся добытыми знаниями. Не в наших интересах быть замеченными, но существуют такие вещи, которые мы не вправе скрывать от других. Однако мы никогда не стали бы настаивать на псевдониме, но Меррик всю жизнь, с самого детства, хранила тайну своего имени.

В то же время по отношению к Мэйфейрам из престижного района Нового Орлеана она не проявляла почти никакого интереса и едва удосужилась прочитать те несколько документов, что мы ей предоставили. Они никогда не были для нее настоящими родственниками, что бы она там ни думала о дядюшке Джулиене, явившемся во сне Большой Нанэнн. Кроме того, какие бы способности мы ни обнаруживали у тех Мэйфейров, в этом веке они не проявляли почти никакого интереса к «ритуальной магии», каковая являлась главным предметом исследования Меррик.

Разумеется, мы не продали ни одно из сокровищ Меррик. Не было причин для такого абсурдного шага.

Таламаска настолько богата, что расходы одной персоны, такой как Меррик, практически ничего не значат, а Меррик, даже в свои юные годы, была предана делу ордена и по собственной воле работала в архивах, где обновляла реестры, делала переводы, составляла сопроводительные надписи к ольмекским находкам, очень похожим на те сокровища, что принадлежали ей.

Если кто из служителей Таламаски и зарабатывал себе на жизнь, то это была Меррик. Она трудилась так, что временами мы испытывали неловкость. Поэтому, когда ей вдруг приходило в голову совершить набег на магазины Нью-Йорка или Парижа, то никто и не думал возражать. А когда она выбрала себе черный седан «роллс-ройс» в качестве личной машины – вскоре у нее уже собралась целая коллекция разных авто, – никто не счел это неразумной тратой.

Меррик исполнилось двадцать четыре, когда она впервые обратилась к Эрону с просьбой о разрешении осмотреть оккультную коллекцию, привезенную в орден десять лет тому назад.

Я помню об этом, потому что сохранил письмо Эрона.

«До сих пор она ни разу не проявила ни малейшего интереса, – писал он. – Сам знаешь, как меня это беспокоило. Даже занимаясь историей семьи и отсылая свои труды различным ученым, она вообще не касалась оккультного наследия. Но вот сегодня днем она призналась мне, что видела несколько “важных” снов о своем детстве, и сказала, что должна вернуться в дом Большой Нанэнн. Вместе с нашим шофером нам пришлось отправиться в тот старый район. Нас ожидало печальное зрелище.

Все там пришло в такое запустение, что трудно себе представить, а полуразвалившиеся бар и лавочка на углу повергли ее в уныние. Что касается дома, то он находится в прекрасном состоянии благодаря нанятому смотрителю. Меррик попросила оставить ее одну и почти целый час провела на заднем дворе.

Смотритель устроил там патио, а навес с алтарем сейчас пустует. Ничего не осталось от прежнего храма, разве что свежевыкрашенный центральный столб.

Вернувшись в Обитель, Меррик отказалась обсуждать свои сны и ничего мне не рассказала.

Она была очень благодарна, что мы сохраняли для нее дом все то время, пока она “о нем не думала”. Я надеялся, что на этом поставлена точка, как вдруг за ужином, к моему крайнему удивлению, услышал, что она планирует переехать в свой дом и проводить там отныне часть времени. Она попросила вернуть в дом всю старую мебель и пообещала взять на себя все хлопоты.

– А как же соседи? – робко спросил я, не придумав ничего лучше.

– Я никогда не боялась соседей, – с улыбкой ответила Меррик. – Скоро ты убедишься, Эрон, что соседи начнут бояться меня.

Чтобы не чувствовать себя побежденным, я решил съязвить:

– А вдруг какой-нибудь прохожий попытается убить тебя, Меррик?

И она не замедлила ответить:

– Да поможет небо тому, кто осмелится на такое».

Меррик сдержала слово и действительно переехала в «старый район», но прежде велела построить там флигель для смотрителя.

Два убогих ветхих домика, стоявшие по обеим сторонам дома, были приобретены и снесены, после чего с трех сторон огромного участка возвели кирпичные стены, а с четвертой, перед фасадом, – железную ограду. Во флигеле поселился смотритель. Установили систему сигнализации, разбили цветник. В саду снова