меня в течение всей моей смертной жизни.
У меня в голове вертелись весьма скептические и саркастические мысли относительно «очищения», но в этом возрасте я уже умела прилично вести себя в обществе и ни в коем случае не подвергла бы унижению ни отца, ни братьев.
Эти полоски козлиной шкуры, как тебе известно, Дэвид, называются фебруа, и «февраль» происходит от этого слова. Ну, хватит о языке и о волшебстве, которое он невольно приносит с собой. Конечно, Луперкалии имели какое-то отношение к Ромулу и Рему; возможно, в них даже слышался отзвук человеческих жертвоприношений древности. Ведь головы молодых людей были испачканы козлиной кровью. У меня мурашки бегут по коже, так как эта же церемония у этрусков, задолго до моего рождения, могла быть куда более жестокой.
Может быть, тогда Мариус и увидел мои руки. Потому что я подставляла их под церемониальный хлыст, и мне, как ты понял, нравилось привлекать к себе внимание, смеясь вместе с другими вслед убегающим мужчинам.
В толпе я заметила Мариуса. Он посмотрел на меня, потом вернулся к книге. Как странно. Я увидела, что он стоит, прислонившись к дереву, и пишет. Никто никогда не стоял у дерева с книгой в одной руке и с пером в другой. Рядом с ним застыл раб с бутылочкой чернил.
У Мариуса теперь были длинные, удивительно красивые волосы. Настоящий дикарь.
«Смотри, вон наш друг Мариус, высокий варвар, он пишет», – сказала я отцу.
«Мариус всегда пишет, – с улыбкой ответил он. – Мариус только для этого и годится. Повернись, Лидия. Стой спокойно».
«Но он смотрел на меня, отец. Я хочу с ним поговорить».
«Ты не сделаешь этого, Лидия! Ты не удостоишь его ни единой улыбкой».
По дороге домой я принялась расспрашивать отца: «Если ты собираешься выдать меня замуж, если избежать этого омерзительного исхода я смогу только путем самоубийства, почему ты не выдашь меня за Мариуса? Я не понимаю. Я богата. Он богат. Я знаю, его мать была дикаркой, кельтской принцессой, но отец его принял».
«Откуда тебе все это известно?» – сухо поинтересовался отец.
Он остановился на полпути, что всегда было дурным знаком. Толпа расступилась и забурлила.
«Ну, не знаю; все говорят об этом. – Я обернулась. Там все еще ждал, не сводя с меня взгляда, Мариус. – Отец, пожалуйста, позволь мне с ним поговорить!»
Отец опустился на колени. Большая часть толпы уже разошлась.
«Лидия, я понимаю, что для тебя это ужасно. Я уступал каждому возражению, что ты высказывала против соискателей. Но поверь мне, сам император не одобрит твой брак с таким сумасшедшим бродячим историком, как Мариус! Он никогда не служил в армии, он не может войти в сенат – это просто невозможно. Придет время, и ты выйдешь замуж за подходящего человека».
Когда мы уходили, я снова обернулась, желая лишь одного – отыскать взглядом Мариуса, но, к моему удивлению, он застыл на месте и смотрел на меня. Со своими развевающимися волосами он напоминал вампира Лестата. Он выше Лестата, но обладает тем же гибким сложением, такими же голубыми глазами, сильными мускулами и открытым лицом, которое можно назвать почти красивым.
Я вырвалась от отца и подбежала к нему.
«Послушайте, я хотела выйти за вас замуж, – сказала я, – но отец мне не позволил».
Мне никогда не забыть выражение его лица. Но не успел он ответить, как отец схватил меня в охапку и завел с ним ни к чему не обязывающий, соответствующий правилам приличия разговор:
«Так как, Мариус, идут дела у твоего брата в армии? А как твоя история? Я слышал, ты написал тринадцать томов».
Мой отец попятился и буквально унес меня с собой. Мариус не двигался и не отвечал. Вскоре мы присоединились к остальным и поспешно поднимались на холм…
Этот момент изменил весь ход наших жизней. Но тогда ни Мариус, ни я не могли этого знать.
Наша следующая встреча произошла лишь через двадцать лет.
Мне уже стукнуло тридцать пять. Можно сказать, что во многих отношениях мы встретились в царстве Тьмы.
Но прежде я хочу заполнить этот промежуток времени.
Под давлением императорского дома я выходила замуж дважды. Август хотел, чтобы у всех нас были дети. У меня их не было. Однако мои мужья имели многочисленное потомство от девушек-рабынь. Так что я дважды законным путем развелась, получила свободу и твердо решила уйти от общественной жизни, чтобы Тиберий, взошедший на императорский трон в возрасте пятидесяти лет, не вмешивался в мою жизнь, ибо он был в гораздо большей степени пуританином и домашним диктатором, чем Август. Если я не буду выезжать на банкеты и праздники и крутиться вокруг императрицы Ливии, жены Августа и матери Тиберия, меня, возможно, не принудят стать мачехой! Я затворюсь дома. Мне нужно заботиться об отце. Он уже стар, хотя еще и вполне здоров. При всем моем уважении к мужьям, чьи имена встречаются в римской истории не только в сносках, я оказалась плохой женой. От отца я получала кучу денег, никого не слушала и предавалась акту любви исключительно на собственных условиях, выполнения которых всегда добивалась, ибо природа одарила меня достаточной красотой, чтобы заставить мужчин страдать.
Чтобы насолить мужьям и избавиться от их общества, я стала поклонницей культа Изиды и получила доступ в ее храм, где и проводила огромное количество времени с другими интересными женщинами, некоторые из которых не признавали никаких ограничений и вели намного более бурную жизнь, чем я. Меня привлекали шлюхи. Я видела в них блестящих, свободных женщин, взявших барьер, который мне, любящей дочери своего отца, не преодолеть никогда.
Я стала в храме завсегдатаем. Наконец во время одной из тайных церемоний я была посвящена и начала принимать участие в каждой процессии Изиды, устраиваемой в Риме.
Мужьям моим это пришлось не по нраву. Может быть, поэтому, вернувшись в отцовский дом, я отказалась от поклонения культу. Наверное, это было к лучшему. Но мои решения не могли изменить предначертания судьбы.
Изида была богиней другого мира – египетского, и старые римляне относились к ней с не меньшим подозрением, чем к ужасной Кибеле, Великой Матери с далекого Востока, заставлявшей своих приверженцев-мужчин подвергать себя кастрации. В городе появилось множество восточных культов, и консервативное население находило их ужасными.
Эти культы основывались не на рассудке, а на экстазе и эйфории. Они предлагали полное перерождение через понимание.
Для этого типичный римский консерватор был слишком практичен. Если к пятилетнему возрасту ты не усвоил, что боги – существа выдуманные, а мифы сочинили люди, можешь считать себя беспросветным глупцом.
Но в сравнении с жестокой Кибелой Изида обладала весьма примечательным отличием Изида была любящей Матерью и богиней, Изида прощала своим почитательницам все, Изида появилась еще до создания мира. Изида была щедро наделена терпением и мудростью.
Поэтому в ее храме могли молиться даже самые опустившиеся женщины. Поэтому там никогда никому не отказывали.
Как святая Дева Мария, ныне известная и Западу, и Востоку, царица Изида зачала свое божественное дитя божественным способом. Силой своего волшебства она извлекла живое семя из мертвого и кастрированного Озириса. Ее часто изображали на картинах или запечатлевали в скульптуре с божественным сыном Гором на коленях. Ее невинная грудь была обнажена, чтобы вскормить молодого бога.
А Озирис правил страной мертвых, навеки потеряв свой фаллос в водах реки Нил. И каждый год, когда Нил выходил из берегов, он изливал живительную сперму, удобрявшую удивительные египетские поля.
В храме исполняли божественную музыку. Мы играли на систре, своеобразной маленькой металлической лире, а также на флейтах и бубнах. Мы танцевали и пели хором. Стихи, воспевавшие Изиду, были утонченными и восторженными. Изида считалась царицей Навигации, равно как позже святую Деву Марию станут называть «Царица Наша, Путеводная Звезда».
Каждый год, когда статую Изиды несли к морскому берегу, собиралась столь пышная процессия, что
