громче. На это Роуан ответила, что находится в опасности и что в любую минуту их могут прервать. Ее подмывало дать ему название отеля, но она не решилась это сделать, боясь, что при ее беспомощном положении приезд Ларкина может лишь ухудшить дело, а главное, помешать переправить на обследование образцы. Ее мозг был настолько перегружен, что она не могла рассуждать разумно. Роуан успела еще что-то пробормотать насчет выкидышей, когда Лэшер вдруг поднял голову и, выхватив у нее из рук телефон, швырнул его в стену, после чего вновь взялся избивать ее.
Остановился он только тогда, когда она предупредила его, что останутся шрамы. Им было пора отправляться в Америку. Отъезд был назначен на следующий день. Когда он начал в очередной раз связывать ее, Роуан попросила ослабить узлы, объяснив это тем, что крепко стянутые конечности могут надолго утратить подвижность. Содержать заключенного тоже своего рода искусство.
Он тихо, почти беззвучно заплакал.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Если бы только я мог доверять тебе. Если бы ты стала мне помощницей. Платила мне любовью и преданностью. Но в твоем лице я вижу лишь расчетливую ведьму. Ты смотришь на меня и мечтаешь только о том, чтобы меня убить.
– Ты прав, – согласилась она– Но если ты не хочешь, чтобы нас нашли, нужно немедленно вылетать в Америку.
Роуан подумала, что если в скором времени не выберется из этой комнаты, то окончательно свихнется и от нее не будет никакого толку. Она попыталась прикинуть в голове план дальнейших действий. Прежде всего, нужно было пересечь океан и по возможности поселиться как: можно ближе к дому. Хьюстон от Нового Орлеана был совсем недалеко.
Но о чем бы она ни думала, на всем лежала печать грустной безнадежности. Она знала наверняка только то, что ей не следовало делать. А не следовало ей ни в коем случае позволить себе еще раз забеременеть. Этому нужно было во что бы то ни стало положить конец, пусть даже ценой жизни. Она не могла, физически была не способна выносить еще одного ребенка. Тем не менее он продолжал с ней совокупляться, и она уже дважды от него зачинала. От ужаса Роуан не могла ни о чем думать. Ее мозг наотрез отказывался работать. Впервые в жизни она поняла, почему страх парализует людей и почему некоторые из них в неподвижности замирают, уставившись в одну точку.
Интересно, что стало с ее записями?
Утром они вместе упаковывали вещи. Все, что относилось к медицинским исследованиям, находилось в отдельной сумке. В нее Роуан сложила копии различных бланков, которые использовала для получения информации в клиниках, а также письменное поручение швейцару отеля, в котором был указан адрес Ларкина. Кажется, Лэшер ничего не заметил.
Несмотря на то что она в достаточном количестве прихватила из лаборатории упаковочного материала, образцы она завернула в полотенца и свою старую окровавленную одежду.
– Почему ты ее не выкинула? – удивился Лэшер. – От нее омерзительно пахнет.
– Не чувствую никакого запаха, – холодным тоном ответила она– Я предупреждала тебя, мне нужна упаковка. Куда подевались мои тетради? Никак не могу их найти.
– Я прочел их, – спокойно произнес он. – И
Роуан в ужасе уставилась на него.
Не осталось никаких записей, одни только образцы. Никаких сообщений о том, что эта тварь жила, дышала и жаждала размножаться.
Когда они выходили из отеля и Лэшер пошел брать такси, чтобы ехать в аэропорт, Роуан, воспользовавшись случаем, отдала коридорному сумку с образцами, приложив к ней пачку швейцарских франков и попросив в двух словах на немецком переправить ее доктору Сэмюэлю Ларкину. Потом поспешно развернулась и направилась к ожидавшей ее машине.
– Жена моя, какой изможденный у нее вид! – слегка улыбнувшись и протянув ей руку, ласково произнес Лэшер. – До чего же она была больна!
– Да, ты прав. Я была очень больна, – сказала она Интересно, заметил ли коридорный ее измученное, покрытое синяками лицо.
– Позволь мне помочь тебе, дорогая моя.
Лэшер обнял ее на заднем сиденье и, когда машина тронулась с места, поцеловал.
Роуан не делала никаких попыток оглянуться, чтобы убедиться, что коридорный зашел в отель. Как бы ее ни подмывало это сделать, она не могла на это осмелиться. В конце концов, швейцар найдет внутри записку и во всем разберется сам.
Когда они прилетели в Нью-Йорк, Лэшер понял, что сумка с медицинскими образцами и результатами тестов исчезла. И стал угрожать, что убьет ее.
Роуан молча лежала на кровати, наотрез отказавшись с ним разговаривать. Тогда Лэшер нежно и заботливо связал ее, скрутив ленту так, что никакая сила не могла ее разорвать. Руки и ноги он оставил слегка подвижными, но ровно настолько, чтобы она могла ими шевелить, но не могла освободиться. Потом тщательно укрыл Роуан, чтобы она не замерзла. И, включив в ванной вентилятор, а в комнате – телевизор, причем достаточно громко, но не настолько, чтобы он оглушал, покинул комнату.
Вернулся он через сутки. Она не смогла сдержать мочеиспускание. Как она за это время его возненавидела! Теперь она и вправду готова была его убить. Если бы только ей было ведомо заклинание, которое могло его вмиг уничтожить.
Пока она делала по телефону необходимые распоряжения, касающиеся их будущего местожительства, он не отходил от нее ни на шаг. В конце концов они заполучили два этажа в пятидесятиэтажном здании, где их никто не мог побеспокоить. Это был пустующий медицинский комплекс, который по меркам Хьюстона считался небольшим и наряду со многими другими ему подобными располагался в центре города Когда-то в этом сооружении размещался центр онкологических исследований, который со временем обанкротился, и с тех пор желающих арендовать это помещение так и не нашлось.
Медицинское оборудование, некогда принадлежавшее центру онкологических исследований и занимавшее три этажа, было оставлено в наследство владельцам недвижимости. Итак, уладив все формальности, Роуан арендовала площадь, включавшую в себя жилые помещения, офисы, приемные, смотровые и лаборатории. Позаботилась она также и о том, что могло им понадобиться для серьезных исследований, начиная с вещей, необходимых в быту, и кончая арендой автомашин.
Лэшер наблюдал за ней холодным и настороженным взглядом, не сводя глаз с ее пальцев, когда те нажимали клавиши, и прислушиваясь к каждому слогу, слетавшему с ее уст.
– Ты знаешь, что этот город расположен недалеко от Нового Орлеана? – спросила она.
Она сочла своим долгом заранее поставить его в известность, пока он не обнаружил этого сам и не начал ее упрекать.
Ее кисти болели оттого, что он беспрестанно хватался за них, когда куда-то тащил. Кроме того, она изнывала от голода.
– Ну да, как же. Мэйфейры, – произнес он, указывая на напечатанный текст, который лежал в папке.
Не проходило и дня, чтобы он не изучал эту семейную биографию вместе со своими записями или не прослушивал заново магнитофонные пленки.
– Вряд ли они додумаются искать тебя здесь, – продолжал он. – Всего в часе лета от твоего дома, верно?
– Верно, – согласилась она. – Но если ты убил Майкла Карри, я покончу с собой. И ты от меня больше ничего не получишь.
– Думаю, и сейчас от тебя мало проку, – ответил Лэшер. – В мире найдется немало куда более дружелюбных людей, чем ты. Тех, которые, кроме всего прочего, даже лучше тебя поют.
– Тогда почему ты меня не прикончишь? – выпалила Роуан.
При этом она сконцентрировала все свои силы и выпустила в него смертоносную порцию невидимой энергии, но на него это не возымело никакого действия.
В эту минуту ей захотелось умереть или уснуть так, чтобы никогда не проснуться. Хотя, возможно, это было одно и то же.
–
