- М-м-м... я что-то не помню, чтобы я сказал именно так.
- Но это одна из деталей, которая во всех вариантах трактуется одинаково. Право, это одна из самых удачных историй, - суровый взгляд шерифа перестал блуждать и остановился на Кевине. - Но это еще не все, что я слышал. Отнюдь. Вы с Брекеном - отнюдь не нежные любовники и готовы сцепиться в любой момент, словно два барана в сезон свадеб. Не могу обвинить в этом ни одного из вас - вы оба оказались довольно упрямы в своем неприятии друг друга. Но прошлой ночью ты довел одного из наших забияк до того, что он выхватил меч и принялся размахивать им в общественном месте - в таверне, и после этого ты предлагаешь мне поверить в то, что ты не причиняешь никаких неприятностей.
На этот раз шериф ждал ответа, и Кевин пожал плечами:
- Вот не думал, что пара резких слов и небольшая стычка на постоялом дворе являются в ваших краях чем-то из ряда вон выходящим.
- Нет, разумеется. Это одно из лучших вечерних развлечений. Однако, - шериф нахмурился сильнее и взгляд его стал жестче, - мы предпочитаем привычные неприятности. Тогда, если что-то случается, то мы знаем, кого нам искать. Но мы сидим на оживленной торговой тропе. И через наш город проходит слишком много посторонних, которые заставили нас относиться к ним с подозрением, особенно в последнее время. И вот, когда появляется некто, неуправляемый, вооруженный, отлично подготовленный, и который становится непременным участником всех историй, которые происходят в нашем городе, когда в этих историях начинают появляться пробитые головы - вот тогда меня начинает интересовать, каких бед еще можно ожидать от этого человека!
Кевин внезапно ощутил гневное биение пульса, его раздражение снов вырвалось из-под контроля.
- Дожди прекратились, и я собираюсь продолжить свой путь через Проход на Запад.
- Твой путь в ад, ты хочешь сказать! - шериф засмеялся сухим лающим смехом. - Я же говорил тебе, что ты не поедешь этой дорогой. Это будет нелегкая задача! - он ухмыльнулся. - Для этого нужно быть рейнджером, как ты.
- Вы сами только что сказали, что я - рейнджер. И я хороший рейнджер, что, кроме всего прочего, означает, что я умею думать. Чтобы решить эту задачу, нужен не один, а целая компания рейнджеров. Две компании! Здесь их столько нет!
- Может быть, это и к лучшему. Если бы в городе появились еще рейнджеры, то 'Голубому Кабану' пришлось бы закупать эль целыми обозами.
- Просто потому, что я провел неделю дождей в компании друзей...
- Ты обзавелся не друзьями, а собутыльниками.
- Но им нравится быть со мной!
- Только до тех пор, пока ты соришь серебром и пока не кончается выпивка. Мне кажется, ты не видишь разницы между другом и котом сапожника!
Некоторое время оба молчали, потом шериф поднял палец:
- Я скажу тебе кое-что, Кевин из Кингсенда, постарайся это запомнить: ты стоишь на пороге беды.
- Я жуть как обеспокоен, шериф!
- Настанет день, и это в самом деле будет так, если у тебя осталась хоть капля здравого смысла.
Туманный восход солнца, окруженного словно дымкой испаряющегося золота, возвестил о наступлении нового дня, и жители города вышли н улицы, улыбаясь и щурясь от непривычно яркого света. Постельное белье и одежда появились на верандах, балконах и оконных рамах. Повсюду в городе были натянуты веревки, и между домов затрепетали на ветру вывешенные для просушки одеяния, напоминая парад вымпелов во время ярмарки. По улицам еще стекали струйки воды, а Нижний Рынок оставался затоплен, но на Верхнем Рынке уже появились залепленные грязью телеги, нагруженные копчеными и солеными продуктами. В телегах восседали улыбающиеся литтлеры. Слух об этом распространился быстро, и горожане потянулись к дороге, ведущей в Тришир. Город снова возвращался к жизни.
Кевин сидел на высоком парапете верхней площадки казарм, свесив ноги вниз, где на глубине трех этажей начинались городские улицы. Когда-то это была часть старой городской стены, которая выходила на реку и возвышалась над большей частью долины. Кевин играл на маленькой дудочке. Это была одн из немногих вещей, которые сохранились у него со времен его морской жизни. Эту дудочку ему подарил Тук, когда Кевин был еще маленьким, и он же научил его протяжным морским мелодиям...
Кевин играл и смотрел, как по мере того, как нагревается под солнцем сырая земля, над городом и долиной поднимается пар. Пар этот скапливался над самой землей до тех пор, пока вся долина не исчезла под его ватным одеялом, и только отдельные дома и улицы едва виднелись глубоко под ногами Кевина. Ему казалось, что он остался совсем один, сидя на вершине башни, плывущей в небо вместе с облаками... 'Это было бы прекрасно, если бы это могло быть на самом деле', - подумал Кевин. Этот мир был каким-то неправильным, и все события в нем тоже были неправильными. В ковре его жизни, который он начал было ткать, что-то где-то пошло неправильно, наперекосяк, в каком-то месте он допустил ошибку и теперь никак не мог отыскать то место, где нить сбилась с рисунка.
Немного позже, уже днем, Кевин прошелся по городу до старых западных ворот, до самого перекрестка, где раздваивалась Западная дорога. Вся дорога на север была запружена тяжелыми грязными телегами, нагруженными сосновыми бревнами, и вереница их тянулась до самой реки, там, где торчали у берегов уцелевшие устои моста. С берега до самой середины реки, где возвышалась среди бурлящих потоков мощная скала, уже были натянуты канаты, повсюду суетились рабочие, устанавливающие тали и трехногие краны, готовясь снова восстановить мост над еще неспокойными водами реки. З строительством со стен Башни наблюдали несколько человек, они махали руками, и несколько раз до Кевина донеслись их крики, перекрывающие шум воды.
Кевин прошел по Западной дороге почти пол-лиги. Под теплыми лучами солнца дорога подсохла, и хотя в низинах она была еще грязной и подчас напоминала болотце, но все же она была вполне проходимой. И он по-прежнему петляла среди невысоких лесистых холмов, словно зовя туда, где вздымались неприступной стеной горы Макааб и где под слоем тумана у подножья как будто плыл расплывчатый и неясный силуэт Скалы-Замка.
Кевин вспоминал, как Сэнтон сказал однажды, обращаясь к группе курсантов академии:
- Это называется 'увидеть Демона'. Это означает столкновение с истинной, жестокой природой событий. Здесь, в стенах академии, вы овладеваете оружием техникой ведения боя, вы нападаете друг на друга со всей серьезностью и со всем пылом ваших сердец, вы защищаетесь и атакуете, а когда все это кончается, вы смеетесь и начинаете разбор ошибок, готовясь к следующей битве. Однако обязательно придет тот час, когда в руках у истины окажется меч более острый, чем у любого из ваших живых противников. И если это окажется вам по силам, то внезапное осознание истины может стать для каждого из вас серьезнейшим потрясением. Вы 'увидите Демона'. Вы увидите самих себя. И то, что вы увидите, может вам совсем не понравиться.
Да... он увидел Демона в Северо-восточном королевстве, он увидел Демона, когда погиб Гоун Тихий, и когда он потом попытался заглянуть в себя, то ему очень не понравилось то, что ему открылось. Теперь погиб еще и Викет, погиб у него на глазах, и в этом тоже был Демон. Если он действительно был таким прекрасным воином, как о нем думали, то почему он не сумел уберечь друзей от смерти? Как получилось, что он потерпел сокрушительное поражение в Проходе? Если бы только он не пил, когда погиб Гоун. И Викет. Если бы только он не спал так крепко, когда на шхуну пробрались грабители. Если бы только...
И все мучительные воспоминания разом ожили и зашевелились в мрачных пещерах его памяти. Его память убивала его.
- Нет, - сказал он себе, - отыщи истину.
Вовсе не память убивала его. Память звала его обрести в вине душевное спокойствие, а вино убеждало его в том, будто оно делает доброе дело. А потом, в суетной череде одинаковых дней, к погребальному костру памяти прибавилось еще несколько болезненных воспоминаний, которые в свою очередь требовали все больше вина. Значит, это вино губит его?
Но это его рука поднимала кубок.
И это его разум приказывал руке, успокаивая самого себя: 'Ты не можешь сопротивляться демонам. На, выпей, это поможет'.
