Глава 2
Утро. Дождь моросит. Пасмурно. Саша уже проснулся с той же улыбкой, с которой мы его видели уже спящим. Но настроение тут же испортилось при виде незаконченной работы. С обреченностью на лице он сложил листы в сумку и стал собираться на работу. Выпил холодный вчерашний кофе, запихнул в рот кусок колбасы и на цыпочках вышел из комнаты. Надел грязные со вчерашнего дня кроссовки, закинул сумку за спину, закрыл тихо за собой дверь и побежал вниз по лестнице. На улице его встретил мокрый, несчастный, изъезженный автомобиль. Тяжело вздохнув, Саша открыл дверцу и сел за руль. Повернул ключ, нажал сцепление, дал ход, и… автомобиль поехал. Старый друг словно не хотел расстраивать своего и без того огорченного хозяина. Он вез его ровно и гладко, аккуратно стирая стекающие капли дождя с лобового стекла. И вдруг бедняга закряхтел, запыхтел, закашлял, споткнулся и стал как вкопанный. Ну вот, теперь наш герой, плюс ко всем неприятностям, которые его ожидают на работе, еще и опоздал. Он вылез из машины и, открыв капот, стал копошиться в деталях и механизмах своего средства передвижения. Говорят, что автомобиль не роскошь, а средство передвижения, но эта машина, как выражается сам Саша, одно препятствие передвижению. Мимо проезжали автобусы, из окон которых глазели заспанные рожицы и молча сочувствовали мокнущему под дождем журналисту, застрявшему посреди проезжей части. А на следующий день девушка, ехавшая в одном из этих автобусов, скажет своей маме, работающей на МОСФИЛЬМе, что видела Александра Надеждина, как он чинил свою машину, а мама скажет своей знакомой, а знакомая скажет своей дочке. Но это не важно. Вернемся в сегодня. Тем более, что Надеждин уже починил свою машину с помощью милиционера и уже на подъезде к телецентру.
Саша бегом проскочил через проходную, предъявив пропуск, и, не дожидаясь лифта, побежал по лестнице на седьмой этаж.
— Привет, Саш, ты чего такой запыхавшийся?
— Пешком шел, привет.
— Здорово, Санек, опаздываешь, нехорошо.
— Здорово! Так получилось.
— Салют, Сань, ты чего, обалдел, так задерживаешься, у нас проверка.
— Ты что, правда?
— Привет, Шур, беги скорей, у нас начальство.
— Здравствуйте, товарищ Надеждин, время не подскажете, что-то у меня часы стали? Ну что же вы замялись? Я вас спрашиваю — который час! Не буду же я, как в детском саду, наказывать вас и ставить в угол. В чем дело? Вы уже неоднократно получали предупреждения по поводу ваших опозданий! Что же, интересно узнать, у вас стряслось на этот раз?!
— Понимаете…
— Ясно, опять машина сломалась.
— Да, карбюратор совсем сдох, надо новый покупать…
— Надо, Надеждин, давно надо. И работу свою надо вовремя выполнять. Поэтому сегодня вы на выезд не пойдете, а будете сидеть и доделывать невыполненную работу.
— Но откуда вы знаете, что она не выполнена?!
— Ваши синяки под глазами рассказали мне об этом. Или я не прав?
— Начальник всегда прав.
— Правильно. А чтобы вы быстрее купили свой карбюратор, объявляю вам выговор и лишаю вас 13 -й. Жаль, что мы не в армии, а то влепил бы я вам нарядика эдак два вне очереди, перестали бы опаздывать!
— Да, Шурик, принимай соболезнования. Угораздило тебя на этот раз. Он сегодня не с той ноги встал, на всех кидается. Да, кстати, у меня есть совсем новенький карбюратор, если хочешь, завтра принесу.
— Да иди ты к черту со своим карбюратором… Прости, Макс, я не в духе сегодня. Поговорим потом, мне нужно прийти в себя.
— Понятно. Ну, тогда до вечера?
— Давай.
Да, действительно влип наш герой, не позавидуешь. Он снял куртку, поставил сумку на стол и подошел к окну. Вся площадь перед телецентром была умыта осенним дождем. Он смотрел, как из проходной по очереди выходили ребята, и, накрываясь сумками и куртками, бежали к «рафику». Саша не мог понять, как это без него будут ребята работать сегодня. Ему захотелось сорваться с места и побежать за ними. Он чувствовал себя каким-то неполноценным в эти минуты. «Рафик» тронулся с места, проехав через площадь, выехал на дорогу и пошел на задание. У Саши было такое ощущение, что все бросили его в трудную минуту, что никто не остался с ним и не подал руку помощи. Он представил себя на необитаемом острове, что он сидит там совсем один, такой несчастный и такой одинокий. Тогда Надеждин, чтобы как-то развеять грусть, решил доделать все-таки свою злосчастную работу. Он сел за стол, открыл сумку и первое, что бросилось ему в глаза, это было письмо, то самое письмо, из-за которого у него сегодня столько неприятностей. Он со злостью схватил его и с остервенением бросил в самый дальний угол комнаты. Письмо ударилось о стену и упало на пол. Из конверта выпали и рассыпались странички письма и рисунки.
Александр взялся за работу. Он сложил по порядку уже исписанные листы и взял новый. Саша стал думать, о чем писать дальше. Тщетно он пытался заставить себя думать о работе, письмо — вот что сейчас занимало его рассудок. Он выпил стакан воды и снова склонился над столом. Он старательно грыз ручку, пытаясь хоть что-нибудь выдавить из своей головы. Но снова и снова перед его глазами падало и рассыпалось письмо, падало и рассыпалось, снова падало и снова рассыпалось. Наконец Саша стал что-то писать. Он писал, и было такое ощущение, что кто-то толкает его под руку и просит: «Оглянись». Он не мог понять, в чем дело, и продолжал писать. Но ощущение не покидало его. В конце концов, он бросил ручку на стол и откинулся на спинку стула. Что-то назойливое и зудящее жгло ему затылок. Он оглянулся… Письмо. Растерзанное, оно тоскливо и беспомощно лежало на полу. И вдруг Саша ясно представил себе, что это не листы бумаги, а отвергнутое чувство, которое застыло в беспомощном порыве вылиться наружу. Еще мгновение, кто-то откроет дверь, и сквозняк взметнет его ввысь и станет трепать и рвать в клочья. Потом стихнет, успокоится, бросит на землю, и кто-нибудь наступит на него ногой. В каком-то непонятном страстно-героическом порыве Саша кинулся в угол, где лежало письмо, и с нежной бережностью принялся собирать и складывать листки в конверт. В эту минуту в кабинет вошли. Это была уборщица.
— Ой! Ну, вы меня напугали! Я уж думала, воры. А вы чего не поехали со своими-то?
— Значит, надо так! Что вам здесь нужно?
— Так убираться же надо, пол вымыть.
— Не надо! С вечера надо убирать! А сейчас вы будете мне мешать!
— Так по вечерам вас же никого отсюда не выгонишь. Наоборот бы спасибо сказали, что грязь за вами убираю! Я быстро номою. А?
— Спасибо, не надо! — еле сдерживая злость, выдавил Саша.
Гремя шваброй о ведро, уборщица вышла. Саша молниеносно сел за стол и стал раскладывать письмо отдельно по одному листочку. Он снова увидел уже знакомый крупный почерк, рисунки с его изображением, силуэты профилей его и ее. Он сдвинул листы на край стола и положил силуэт Лены на темную полировку стола. Белый силуэт как нельзя лучше гармонировал с коричневым деревом стола. Саша, подперев голову руками, разглядывал профиль девушки и пытался представить ее себе. Какая она? Красивая или не очень? Умная или так себе? Добрая или нет? Напористая, или женственная? Худенькая или как я? И Саша пришел к выводу, что если судить по письму, то девушка умна, добра, женственна, ну а что касается красоты, то здесь он мог сказать точно, что душа у нее прекрасна, а это самое главное.
В кабинет постучали и, не дожидаясь ответа, вошел главный редактор.
— Здравствуй, Сашенька, я только что от директора. Он мне все рассказал. Что же это с тобой происходит? Начальство жалуется, что ты работу всего отдела тянешь назад. По-моему, тебе тяжело у нас работать. По-моему, ты не справляешься. Что, если тебе перейти в другой отдел? Или, скажем, вернуться на свое прежнее место работы, на радиовещание. Там полегче будет, и тебе спокойней. Как ты на это смотришь?
