должна сказать, я была шокирована, приехав сюда и увидев эту хижину. Я понимаю, что он немного приукрасил ее перед вашей свадьбой, но все равно она не более подходит для пристойного чаепития, чем крошечный коттедж, в котором я теперь живу. — Она замолчала. — Кроме того, хорошо бы и Стивену присоединиться к нам. Хотя ему сейчас уже гораздо лучше, он все-таки утомлен свадебными волнениями, и ему не стоит выходить из дома.
Ее рассуждения были настолько разумны, что с ними нельзя было не согласиться. Помогая бабушке готовить чай и нарезать пирог, Мэдди заметила, что Энни Сандей усадила Улыбку Солнца на маленький диванчик, после чего вывела Стивена и усадила рядом с дочерью. Зрелище было странно-трогательным: серьезный белый человек в заказных брюках и накрахмаленной рубашке рядом с аккуратно одетой, но безжизненной молодой женщиной.
Мэдди подумала, что Улыбка Солнца даже более привлекательна в белом платье, как у настоящей леди, потому что все же больше похожа на индианку со своими прямыми черными волосами и смуглой кожей. Более того, в ее глазах все еще горели горе и боль и, как показалось Мэдди, гнев.
Все уселись в гостиной. Энни Сандей без умолку строила планы относительно обучения Улыбки Солнца чтению, письму, шитью и кулинарии. Стивен выразил одобрение и потянулся к руке дочери, и, хотя Улыбка Солнца не сопротивлялась, она по-прежнему безучастно смотрела прямо перед собой, не глядя в сияющее любовью лицо отца.
Потягивая чай, Мэдди пыталась понять, какие чувства испытывает к своей свекрови. У Энни Сандей была досадная привычка заниматься всем и всеми, кто попадал в поле ее зрения, но у нее действительно возникали прекрасные планы, и Мэдди не могла не согласиться с ее разумными идеями. Теперь, когда они с Лисом женаты, она надеялась, что сможет лучше познакомиться с Энни. Вероятно, они смогут стать друзьями, если эта женщина постарается хоть немного умерить свое стремление держать все под своим контролем.
Мэдди решила, что хорошим началом мог бы быть конфиденциальный разговор со свекровью. Вероятно, она сможет поделиться с ней своими знаниями об индейцах лакота, с тем чтобы Энни не очень старалась превратить Улыбку Солнца в подобие белой женщины. Она уже собиралась пригласить миссис Мэттьюз наверх, когда до нее донесся какой-то шум со двора.
— Что это такое? — спросил Стивен. Энни Сандей подошла к окну и украдкой заглянула за сборки занавесок.
— По-моему, это толпа приближается к дому. Это напоминает мне толпу на улицах Вашингтона, перед тем как разразилась гражданская война. — Она надела очки и кивнула: — По-моему, они в таком гневе из-за нашей дорогой Улыбки Солнца.
Мэдди захлестнула волна такой злости, что она сама удивилась ее силе. Вскочив на ноги, она посмотрела сначала на Улыбку Солнца, глаза которой округлились от ужаса, как у загнанной оленихи, затем на отца. Бенджамен с топотом сбежал по ступенькам лестницы, крича:
— Что нам делать? Что нам делать? Где Лис? Я принесу ружье?
Мэдди положила руку на плечо брата, чтобы остановить его прежде, чем он проберется в комнату Стивена за винтовкой, которую его отец всегда держал прислоненной к подоконнику.
— Нет. Я сама возьму винтовку!
Проходя мимо отца, она увидела, что он так сдавил руку улыбки Солнца, что ее пальцы побелели. Другую руку он прижал к груди. Очевидно, ему было больно.
— Мадлен… Я не могу выпустить тебя отсюда. Я мужчина в этой семье…
— Вздор, отец, — решительно ответила она. — Ты болея. Думаешь, я позволю тебе рисковать жизнью в таком глупом инциденте, как этот? Я сама поговорю с этим сбродом!
Вернувшись с винтовкой, она удивилась той волне любви к Улыбке Солнца, которая захлестнула ее. Она подошла к женщине племени лакота и погладила ее по щеке:
— Ни о чем не тревожься!
Даже Энни Сандей, по-видимому, сдалась, поняв, в какое положение попала. Хотя обычно она господствовала везде, где присутствовала, противостоять насилию она не умела. Она стояла в стороне и с уважением наблюдала, как ее невестка открыла входную дверь и вышла на крыльцо.
Все открытое пространство перед домом заполняло море разгневанных лиц. Некоторые орали:
— Любительница индейцев! Выводи эту индианку! Это она убила проповедника Смита!
Прокатился шум общего согласия, грозные слова повторялись снова и снова. Глубоко в толпе в низко надвинутом на лоб котелке стоял Грэхем Скоффилд. «Они все животные! — кричал он, пытаясь расшевелить чернь. — Им нельзя верить! Мы не будем в безопасности, пока все индейцы на территории Дакоты не будут мертвы!» Каждый его возглас вызывал одобрение толпы.
Мэдди хладнокровно направила винтовку в воздух и нажала на курок. Потом снова и снова. Когда толпа умолкла, она направила винтовку на людей и заорала:
— У вас у всех не больше мозгов, чем у одного мула! Моя сестра не угрожает ни вам, ни кому-либо еще! Она член моей семьи и мирный человек и так же, как и вы, имеет право жить в Дидвуде, а может быть, и больше прав: ее предки жили в Черных Холмах задолго до того, как сюда вторглись наши безумные белые лица. А теперь, если вы не хотите, чтобы я стреляла прямо в вас, я предлагаю вам поджать хвосты и бежать из наших владений, да побыстрее!
С этими словами она взвела курок и смотрела, как толпа постепенно начала отступать. Их ворчание постепенно стихло, и некоторые, уходя, даже извинялись перед ней. Вернувшись в дом, она поставила винтовку и подошла к диванчику. Отец улыбался ей со слезами на глазах. Мэдди крепко обняла его и, повернувшись, обняла и сестру.
— Добро пожаловать в нашу семью, Улыбка Солнца, — прошептала она, прижавшись к ней щекой. — С нами ты будешь в безопасности до тех пор, пока пожелаешь остаться.
Мэдди была уверена, что не ошиблась в чувстве, с которым Улыбка Солнца крепко обняла ее в ответ.
Глава 27
«Сам рай не мог бы быть более возвышенным, чем наша жизнь», — подумала Мэдди. Ее сердце ласкало каждое слово, возникающее в ее голове. В первые дни своего брака с Лисом она ждала, что радость затихнет, и все же, чем больше она любила, тем больше, казалось ей, может выдержать ее сердце. Мэдди и Лис оба понимали, что владеют бесценным сокровищем, и у них хватало разума питать друг к другу огромную благодарность.
Уютно прижавшись к тонкой и длинной загорелой спине Лиса, Мэдди обняла его и целовала его в затылок, плечи и спину.
Ее рука ощущала его крепкие живот и бедра. Тело Лиса никогда не переставало изумлять и опьянять ее.
— Ваше Безумство, — пробормотал он, по-видимому во сне. — У меня клев. И очень хороший.
— Клев? — Мэдди приподнялась, опершись на локоть чтобы посмотреть на профиль мужа. Волосы его взъерошились на лбу, и вид у него был восхитительно мальчишеским и встревоженным. Мэдди знала, что Лис имеет привычку во сне делать неожиданные, ясные предположения. Иногда они были тревожными, эти плоды ночных кошмаров, но чаще ей было смешно, когда она слышала его слова.
— Что же у тебя клюет? Лис нахмурился:
— Я… — что? — Явно не желая расставаться со сном, он спрятал лицо в подушку.
Не в силах сдержаться, Мэдди пощекотала его плечо и провела рукой по точеной поверхности его спины и ягодиц.
Утреннее солнце согрело постель, и она сбросила одеяло. Через мгновение Лис повернул голову и приоткрыл один глаз.
— Я ловил рыбу, — обвиняющим тоном пробормотал он.
— О! — сверкая зелеными глазами, она еле сдерживала смех. — Понятно!
Лис делал вид, что ему вовсе не хочется обнимать ее, когда она заползла к нему в руки. Хриплым после сна голосом он пожаловался:
— Это была самая большая радужная форель, которую я когда-либо видел, и место чудесное — уединенный стремительный ручей высоко в Холмах, бодрящее утро, моя жена на берегу с обожанием наблюдала, как я вытаскиваю сильно бьющегося монстра. — Он вздохнул. — Она, должно быть, весила
