ее треволнения, которые, кто знает, могли отразиться и на ее будущем душевном равновесии… И все же то, что она отважилась пуститься в столь дальний путь, доказывало силу ее характера.
Теперь я уповал на Дорна. Именно ему пришло в голову единственное возможное решение, и, если он сможет уговорить капитана «Св. Антония» остановить корабль и пересадить Глэдис на борт его лодки, наша встреча заставит позабыть все былые тревоги.
Некка, безусловно, тоже была другом, хотя порой и докучала мне. Всеми силами стараясь помочь нам, Некка забывала, что она — островитянка, а у американцев совсем иные привычки и обычаи. Для нее Глэдис и я уже были мужем и женой. Как-то она спросила, не хочу ли я что-нибудь изменить в своей комнате. Я объяснил, что, по крайней мере, в глазах Глэдис мы еще не женаты. Некка нахмурилась, потом на лице ее появилась обычная добродушно-насмешливая улыбка. Я сказал, что у нас в Америке свадьба сопровождается обязательной церемонией и требует предварительной договоренности.
— Разве вы еще не объяснились? — спросила Некка.
— Мы сказали друг другу все, что необходимо, чтобы пожениться в будущем, но не сейчас.
— Значит, она может и не захотеть сразу лечь с вами?
— Да, пока не совершится определенный обряд.
— Понимаю, она устала после такой долгой дороги, я велю приготовить ей отдельную комнату, где бы она могла отдохнуть… И все же… Я думала, она захочет оказаться с вами как можно скорее, ведь пока для нее все здесь чужое… И уж не знаю, как вы собираетесь устроить здесь ваш обряд.
— Думаю, она захочет этого, — ответил я. — Тогда мы сможем торжественно произнести слова, выражающие наши чувства.
— Лорд Дорн мог бы придать обряду торжественности, — предположила Некка, — но он в отъезде.
— Свадьба на американский манер — дело не такое уж сложное, а Глэдис обязательно захочет, чтобы все произошло именно так. Я поговорю с лордом.
— Однако, — сказала Некка, — Дорн может вернуться и без нее. Что вы тогда будете делать?
— А как вам кажется — такое может случиться? — спросил я, чувствуя, как болезненно сжимается у меня сердце.
Некка подошла к окну. Юго-западный ветер во всю мощь дул над болотами, и солнце то проглядывало, то скрывалось за клочьями облаков, стремительно гонимых вверх.
Некка пожала плечами:
— Я не «одна из них». Но кажется, задувает сильно. Не завидую Гладисе там, в море… Впрочем, я буду рада сделать для нее все, когда она приедет… если приедет. А она разбирается в морских делах, как здешние?
— Не знаю…
Некка высоко вскинула брови.
— Совершенно естественно, что я не знаю так много про американок, как мог бы знать про островитянку, с которой жил бы здесь.
— Ну, островитянок-то вы должны знать неплохо, — ничуть не смущаясь, заметила Некка.
Двенадцатого и тринадцатого дул очень сильный ветер, и не приходилось сомневаться, что Дорн успеет к тому месту, где он рассчитывал встретить «Св. Антоний», но море могло оказаться таким бурным, что Дорну могло и не удаться пересадить Глэдис в свою лодку. Сидя в башне, я изучал карту островов Виндер. Маршрут судна проходил через такие места, где на море должно было царить относительное затишье. Но капитан мог изменить курс… или не пожелать останавливаться даже там… Причины, способные воспрепятствовать плану Дорна, одна за другой мелькали у меня в голове.
К вечеру тринадцатого ветер стих; приходилось рассматривать новые возможности. Укладываясь спать, я думал о Глэдис в ее каюте на «Св. Антонии», о том, как она переживает и мучается сомнениями, рассчитывая встретиться со мной послезавтра, и о Дорне, чья лодка «Масо» дрейфовала или стояла на якоре у высоких скалистых берегов острова Хесс…
Следующим утром я отправился с удочкой на пристань, несмотря на то что «Масо» могла вернуться и рано. Ветер с суши протянул по темно-синей воде длинные полосы ряби. Волны канала то и дело вспыхивали белыми бурунами. Сосны на острове Ронанов были видны настолько отчетливо, словно из пространства между ними и мной был выкачан воздух. Неустойчивый, крутонравный ветреный день, прозрачный как стекло; в воздухе веяло осенью. Однако солнце светило ярко и пригревало землю, пристань и эллинги, возле которых я примостился со своей удочкой.
Сейчас уже, должно быть, было известно, сумела ли Глэдис перебраться на борт «Масо». И либо она двигалась навстречу мне, либо — к столице, где меня не было.
Утро тянулось медленно. Рыба, похоже, не собиралась клевать, но лучше было сидеть с удилищем, следя за поплавком, чем вообще ничего не делать.
Около полудня в канале показалась лодка, но не «Масо». Она была поменьше, да и шла с востока. Однако, пока она входила в гавань и двигалась вдоль причала, я успел заметить фигуру лорда Дорна, хотя было непонятно, почему он возвращается на Остров из Доринга. Сойдя на берег, лорд Дорн объяснил, что причина его возвращения — Глэдис и я. Прежде чем пройти в дом, он присел рядом и, попросив у меня удочку, закинул ее — попытать счастья. Он был уже наслышан о всех наших неувязках, к тому же получил письмо от своего внучатого племянника и хотел присутствовать на Острове, чтобы в числе прочих встретить Глэдис.
— Ей так долго пришлось быть одной, — сказал он.
Лорд полагал, что «Св. Антоний» сделает остановку по просьбе «Масо» и что перебраться на лодку Глэдис будет не так уж трудно… Я сказал ему, что Глэдис, возможно, захочет совершить обряд бракосочетания. В отличие от Некки, лорд понял меня и согласился оказать всяческую помощь.
— Можете располагать мной в любое время, — ответил он. — Сегодня, завтра или позже, в столице, потому что задерживаться здесь надолго я не могу.
Он посидел еще недолго, но клева не было.
После разговора с лордом ожидание стало менее томительным.
Подошла Некка с ребенком, ковриком и корзиной — очаровательная и изящная несмотря на тяжелую ношу.
— Я подумала, что вы, наверное, не захотите уходить с причала, — сказала она, — и что будете не против, если мы перекусим вместе.
Сев у ослепительно белой в лучах солнца стены эллинга, она стала кормить ребенка грудью. Потом укрыла его, и он уснул, а мы поели то, что она принесла, и выпили вина, холодившего губы, но теплом разливавшегося внутри. Когда ребенок проснулся, Некка тоже попробовала поудить. Я взял на руки малыша — тяжелый, мягкий кокон. Он был прелестен, и так удивительно было ощущать в каждом его движении биение самостоятельной жизни.
Говорить нам было практически не о чем, но присутствие Некки радовало меня.
— Гладисе пришлось проделать неблизкий путь, — сказала Некка. — Наверное, она очень уверена в себе и в вас… Мне трудно даже представить, как это можно так далеко поехать из-за мужчины. Интересно все же, смогла бы я…
Она улыбнулась и задумалась.
— Я все время думала о ней. Хотелось понять, чего ей хочется, чего недостает. Может быть, и ничего… Разумеется, здесь вы ей опора, но и я тоже хотела бы чем-нибудь ей помочь.
— Вы можете помочь ей с платьем, — сказал я.
— Ах да, платье! Конечно, я помогу, если она захочет, но…
Она умолкла и, протянув ко мне руки, взяла ребенка. Я бережно передал его ей, чувствуя, как он бьет ножками. Некка крепко прижала ребенка к груди, внимательно на него глядя.
— Отдавая себя мужчине, женщина становится другой, — медленно произнесла она. — Она заранее это знает и боится этого. Поэтому нас порой так трудно понять. Наверное, Гладиса очень храбрая… — Она нахмурилась, словно хотела сказать совсем не то. — И все же… это лучшее в жизни, и мы это знаем! — продолжала она уже более уверенным тоном. — Но…
И она снова замолчала. Потом поднялась:
