замечаний и не сплетничают за его спиной. Они легко вступают в новые отношения и с удовольствием общаются друг с другом. Возможно, эта «неразборчивость» оправдана как раз тем, что дети не стараются вести себя так, чтобы понравиться друг другу, преподнести себя так, чтобы у другого осталось приятное впечатление и желание встретиться еще раз. Они даже нисколько не задумываются, случится ли когда- нибудь эта следующая встреча. Им хорошо здесь и сейчас. Они дружат «взасос» год, месяц, пять минут и не расстраиваются, если такой дружбе наступает конец. Это взрослые, переехав, могут потратить уйму времени на размышления о том, как лучше свести знакомство с соседями, чтобы не показаться невежливыми, невоспитанными, глупыми, странными, в общем, чтобы не показаться. А детям казаться не надо, они такие, какие есть. Артем может месяц кругами ходить вокруг соседних домов и раздумывать над тем, кто скрывается за тем синим забором или за этим желтым, а у дочери уже через день уйма приятелей, с которыми не нужны церемонии. Артем будет гадать, что, кому и когда рассказывать о себе, а у детей вся информация содержится в коротких, лаконичных «Анька» и «Петька».
— И кто они — твои новые друзья?
— Да просто мальчики и девочки. Я же сказала: Димка, Юлька и Петька, еще через два дома Наташка живет, а на соседней улице — Степка: он ваще классный парень!
— Ну-ну. — «Давай дружить», и к черту подробности! Что остается делать взрослым? Завидовать легкости бытия. — И сколько лет твоему классному парню?
— Восемь, как мне, — объявила торжественно, с гордостью.
Артем не выдержал: расхохотался. «Пока можно не волноваться».
— Значит, у тебя новые друзья, игры, веселье, и ты всем довольна?
— Ага. Да, пап, все замечательно. Слушай, а ты еще как-нибудь льва принесешь? Клево было бы! Все бы обалдели!
— Так ты льва хочешь или похвастаться? — поддел дочку Артем.
Последовало секундное замешательство, затем:
— Ну, если честно, похвастаться, я, конечно, не против, но и самих львов не хватает.
«Львов не хватает», — подумал Артем. Это было именно то, что с ним происходило, что не давало наслаждаться жизнью и так же упоенно, как остальные члены семьи, восторгаться каждым мгновением, проведенным дома. Да, он по-прежнему навещал своих хищников каждый день, репетировал по несколько часов, но с наступлением сумерек приходила пора возвращаться домой, и времени на то, чтобы пожурить забияку Кору, попенять задире Артуру и приласкать любимицу Диану, катастрофически не хватало. Он держал обещание и старался не оставлять жену и дочку одних в темноте в неохраняемом поселке. Он знал, что по-другому поступать не имеет права, и не считал, что может распорядиться этим временем иначе.
— Как же здорово, что ты дома, правда? — спрашивала Лена, прижимаясь к нему, прикладывая его руку к маленьким пяточкам, что приветствовали его ритмичными ударами через кожу ее живота.
— Правда, — отвечал Артем. Отвечал слишком быстро и ненавидел сам себя за те чувства, которые испытывал. Он не мог понять, почему в такое замечательное мгновение, которое обычно жаждут и не могут остановить, ему хотелось не стоять в уютной прихожей, обнимая любимую жену, а сидеть на холодном полу, просунув руку сквозь железные прутья решетки, и почесывать брюхо развалившейся на спине и ворчащей от умиления Диане. Артем ел себя поедом и тихо тосковал.
— Что с тобой? — заглядывала в глаза Лена.
— Со мной? Все прекрасно.
— Я же вижу, что нет.
— Все хорошо, — торопился Артем успокоить жену и продолжал мучиться. И мучился он больше не от тоски по животным, а оттого, что эту тоску испытывал. Он всегда считал домашних обделенными своим вниманием, он устал от гастролей и мечтал об отдыхе, он считал дни до своего возвращения и представлял, как будет вечерами вместо бесконечных «туше!» и «алле!» спокойно сидеть у камина, читать романы и наслаждаться обществом жены. Но, как ни старался почувствовать упоение от исполнения этой мечты, сделать с собой ничего не мог: скучал, изводил себя упреками и злился от непонимания природы своих ощущений. «Как же так, — сокрушался он про себя, — я всегда считал семью самым важным в жизни, а теперь, когда наконец могу позволить себе проводить дома чуть больше времени, недоволен? Что происходит? Я плохой муж? Никчемный отец? Может, я попросту ненормальный?»
Артем был хорошим мужем, замечательным отцом и абсолютно нормальным человеком, а еще… еще счастливым, хотя и не был способен это осознать. Да-да, долгое время он оставался одним из тех счастливцев, которые по утрам с удовольствием торопятся на работу, а по вечерам спешат домой. А теперь приходилось бросать незаконченные дела, оставлять львов на попечение помощников и волноваться о том, насколько четко и безукоризненно будут исполнены его поручения по кормлению и уходу за животными. Раньше он так же переживал, что дома все проблемы решаются в основном без его участия, но он всегда целиком и полностью доверял жене, знал, что она привыкла к такой жизни и никогда не упрекнет ни словом, ни взглядом. Артем понимал, как ей тяжело, и от того, с какой легкостью несла она бремя жены дрессировщика, только больше ценил и любил ее. Он верил: эта женщина гораздо сильнее отряда хищников, которых он ежедневно оставляет заботам персонала. И почему-то казалось, что бросает он беспомощных зверей на произвол судьбы, хотя ни разу львы не остались голодными, неумытыми или обиженными. Состояние Артема объяснялось всего лишь одной причиной: он резко отказался от того образа жизни, который его полностью устраивал, изменил привычное расписание, перестал каждый вечер выходить на арену. И хотя он продолжал репетировать и ждал начала нового московского сезона, тоска по кочевой жизни и по каждодневным встречам со зрителями не отпускала. Артем не был глупым человеком, он бы, безусловно, разобрался со всеми чувствами, которые его обуревали, а, возможно, с началом очередных представлений все волнения развеялись бы сами собой. А пока… пока он ругал себя на чем свет стоит: «Дурень! Тебе бы жить да радоваться. И работа любимая, и семья хорошая, и ребенок маленький скоро родится, а тебя все крутит и вертит!»
И крутило, и вертело, и засасывало, и не давало покоя. До тех пор, пока однажды:
…Уважаемый г-н Порошин,
приглашаем Вас принять участие в международном конкурсе артистов цирка в Будапеште. Конкурс состоится…
«Как? Уже через месяц? А почему же только сейчас?»
— Ната! — бросился тогда Артем к помощнице. — Когда это пришло?
— Это? — девушка повертела конверт в руках. — Судя по штемпелю, месяца три назад.
— А почему я раньше не видел?
— Да у вас на столе черт голову сломит. Неудивительно!
— Да как же… Ну, что же, — начал было сокрушаться Артем, а потом вдруг осекся, притих, сник: «Какая разница, все равно не смог бы поехать. Не давши слова, крепись, а давши — держись».
Но зерно сомнения было посеяно. Червячок надежды ползал внутри, портил настроение, отмерял дни: тридцать дней до конкурса, двадцать девять дней, двадцать восемь…
— Что случилось?
— Ничего.
— Артем! — Лена смотрела пристально, давая понять, что на сей раз не отступит, пока не вытащит наружу все обуревающие мужа чувства, и он уступил, обмяк, переложил груз решения на нее.
Она прочитала, долго молчала, отвернувшись. Потом:
— Поезжай!
— Но…
— Я себе не прощу, если ты не поедешь. И ты мне не простишь. В конце концов, Темочка, если ты волнуешься, можно нанять кого-то из охранного агентства. Мы оба будем спокойны, а до родов ты успеешь вернуться.
— Обещаешь дождаться?
— Да-да! Оформляй документы.
Документы оформлять Артем не стал, этим, как обычно, занимались знающие люди, которые знали многое, но, к сожалению, не все. Они не могли предугадать, что как раз тогда, когда львы дрессировщика
