избавить больше всего?
Артему нравилось новое дело. Ему поручили двух молодых дельфинов, и за два месяца работы они из абсолютно ничего не умеющей живности превратились в артистов, подающих большие надежды. Кроме работы с этими воспитанниками, участвовал Артем и в сеансах с детьми-аутистами. Ему было невообразимо сложно преодолеть себя. Сначала он по-прежнему ограничивался общением с тем, кто его на самом деле ждал и кому действительно необходима именно его помощь. Артем занимался с Никитой: мальчик снова преобразился и ожил до такой степени, что несведущие люди никогда бы не подумали, что какое-то время назад этот ребенок проводил все время в молчании и настороженности. Такие перемены не могли не замечать окружающие, и Артема стали засыпать просьбами родители других детей: попробовать, уделить несколько минут, позаниматься хотя бы раз в неделю, провести эксперимент. Артем не знал, над кем, собственно, он проводил эксперимент, когда согласился в первый раз: над ребенком или над самим собой. Преодолеть себя — было задачей непередаваемо трудной. Как заставить себя подступиться к детям, одно существование которых на земле напоминало Артему о дочери? Но он сделал первый шаг, второй, третий, потом заметил, что каждое новое занятие дается легче и проще, а вскоре и вовсе обнаружил, что далеко не каждый раз при взгляде на ребенка становится грустно, что воспоминания не накатывают удушливой волной каждый раз, когда он дотрагивается до детских рук и ног, а ласковое воркование счастливой мамаши со своим чадом вызывает улыбку, а не зависть и раздражение. И как только это случилось, позволил себе Артем сделать и последний шаг, на который так давно не мог решиться.
— Послушай, — как-то обратился он к девочке, проходя мимо и изо всех сил стараясь придать голосу нарочитую беспечность.
— Да?
— Ты неправильно стоишь.
— Почему неправильно?
— Только в цирке артисты вынуждены работать к части зрителей спиной. Да и то время от времени. Они постоянно поворачиваются, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. Но там сцена круглая, а здесь вовсе нет. Поэтому ты должна поворачиваться к публике спиной в исключительных случаях, и всего на несколько мгновений.
— Но он же там. — Девочка показала на дельфина, выплывшего к самой стене и оказавшегося за спиной у главной героини шоу. — Как же мне с ним разговаривать?
— Ника, здесь нет никаких премудростей: просто стой вполоборота, договорились?
— Попробую.
С тех пор Артем часто приходил на репетиции. Садился на трибуну рядом с Никитой, наблюдал с интересом за происходящим, часто давал весьма ценные советы: подсказывал, с какой стороны Веронике лучше подходить к дельфину, как незаметнее для зрителей отдавать команды, куда смотреть, когда животное в воде. Его действительно интересовал давно забытый процесс подготовки спектакля, но, кроме этого, у него была еще одна веская причина не пропускать этих часов в дельфинарии: их не пропускала она.
Женя всегда выходила из кабинета за несколько минут до начала, садилась у воды и сосредоточенно наблюдала за последними приготовлениями: за суетой режиссера, за возней звукооператора, за обстоятельными наставлениями тренера и послушными кивками Вероники, за неторопливым плаванием артистов — афалин, которые вырисовывали по воде круги так медленно и тщательно, будто настраивались, как настраивает себя пианист, наигрывая перед выступлением скучные гаммы. Женя осматривала всех и вся, как добросовестный хозяин оглядывает свои угодья, а Артем в такие моменты не сводил глаз с Жени.
Сегодня он тоже ждет ее выхода, и как только она появляется в дверях бассейна, его взгляд сопровождает ее повсюду. Вот она улыбнулась, глядя, как белуха Маня сделала двойной переворот. Вот подозвала ее к себе коротким свистом, погладила по носу. Вот подошла к Веронике, обняла девочку, сказала что-то тихо и ласково. Откуда он знает, что ласково? С трибуны не слышно. Зато видно. С таким выражением глаз не отчитывают, только хвалят. Вот повернулась к тренеру, показала на реквизит, попросила переставить скамейку чуть дальше. Правильное решение: животные могут зацепиться и опрокинуть ее и на себя, и на ребенка. Вот повернулась к звукооператору и произнесла уже не слишком любезным тоном:
— Звук снова фонит.
— Так я слышу, Евгения Николаевна. Я и так пробую колонки поставить, и этак, не получается пока.
— Может быть, мне самой попробовать?
Артем усмехается на своей трибуне: «Ну и самоуверенность!» Он даже не замечает, что говорит вслух:
— Будто сможет. — И тут же удивленно оглядывается, услышав реакцию присевшей сзади Шурочки. Девушка говорит быстро и четко, делая значимое ударение на первое слово:
— Она сможет.
— Пожалуй, — вынужден согласиться Артем. А почему бы и нет? За недолгое время совместной работы он имел возможность убедиться, что эта женщина может если не все, то многое. Целыми днями она решает бесконечные вопросы и проблемы, и решает их грамотно, без нытья, по-мужски, — так, что ни у кого не может возникнуть сомнения в том, что, доверив ей бразды правления дельфинарием, его владельцы не прогадали.
Артему нравится наблюдать за Женей. Нравится ему и то, что она замечает его интерес, реагирует на него, то и дело бросает взгляды в его сторону. Но дальше взглядов дело пока не заходило. А куда оно может зайти, если она поглощена работой, а он инициативы не проявляет? Нет, они, конечно, общаются по рабочим вопросам, они даже перешли на «ты», и кроме дельфинов могут обсудить погоду, вышедший на экраны фильм, родившегося у Сары моржонка и вкусные пирожки, которые продаются в буфете. А в остальном? В остальном они взрослые дети, научившиеся решать внешние проблемы и не умеющие справляться с внутренними.
Артем не знает, чью именно проблему — его или свою — Женя вознамерилась все-таки решить, когда, поговорив о чем-то с Вероникой и тренером, направилась в сторону трибуны. Остановилась перед зрителями, подмигнула Никите, попросила Шурочку что-то принести из кабинета. «Отослала просто», — понимает Артем, когда до него доходит смысл вопроса, который Женя задает ему, как только помощница отходит на приличное расстояние.
— Почему ты на меня все время смотришь? — спрашивает она без обиняков.
Ему бы отбросить сомнения, ему бы сказать ей прямо, но он отступает, не решается, не берет протянутую руку, не пользуется предоставленным шансом, — говорит неопределенно:
— Думаю.
— О чем? — настаивает она не без кокетства.
— О том, как ты здесь оказалась такая… — Ему бы произнести «милая, нежная, красивая, прекрасная», но нет… всего лишь странное и довольно пустое: —…такая деловая?
Женя хочет усмехнуться, но усмешка выходит кривой и жалостливой. Надо что-то ответить. А что? Отчего бы не сказать правду? И она выдыхает:
— Волной принесло.
— Расскажешь?
«Рассказать — не рассказать?» — эта мысль тут же полностью овладела Жениным сознанием. Она стояла в ванной сиднейского бунгало, вертела в руках полоску бумаги и счастливо улыбалась. «Да, теперь определенно все будет так, как пророчил Майк и его родственники: семья на первом месте, работа — на десятом, потому что места со второго по девятое надолго оккупируют соски, подгузники, бутылочки, пеленки, распашонки. Распашонки… Интересно, розовые или голубые? Линда наверняка начнет теперь торопить со свадьбой. Разве может ее внук появиться на свет, если родители не зарегистрировали свои отношения? А что скажут друзья? Как отреагирует свет? Как посмотрят на это поклонники обладателя Грэмми? Даже не стоит и пытаться доказывать ей, что публика, собирающаяся на концертах, чтобы услышать голос маэстро
