хриплые выкрики.
Питер был здесь и ругался.
– Какая еще Федеральная военная полиция? Нет такой штуки… Ага… Ладно, где ваш ордер?.. Ах, у вас нет ордера? Да? За что арестован?.. Он не был спрятан, я, черт подери, держал его в руке! Кроме того, с каких пор это государственное преступление?.. Я скажу, что поговорю с вашим начальством! И с моим конгрессменом, а то и с вашим хозяином! Ладно! Ваши имена!.. Я гражданин США и задаю законный вопрос! Откуда я знаю, что вы не просто переодетые хулиганы, если вы не показали мне какое-нибудь чертово удостоверение личности!
Затем Ворон различил, как старый вояка вполголоса произнес:
– Морфей! Духи мира, будьте свидетелями, они сдали мне свои имена! Выруби их!
И когда Ворон поднялся, он увидел Питера, нагнувшегося с кресла и забирающего винтовки из рук людей, без сознания храпящих на земле вокруг него.
Ворон видел распростертые на земле четыре посапывающие фигуры. Теперь он разглядел тяжелую черную униформу для уличных боев с полосами кевлара на груди и спине. На вооружении у них имелись М- 16. Шлемы были голубые. Буквы на спине курток складывались в аббревиатуру СВОР. Ни бейджей, ни нашивок с именами, ни шевронов, ни каких-либо иных опознавательных знаков. Странное дело, из нагрудных карманов курток у всех солдат торчали пожухлые коричневые листья, а у одного на шее красовался целый венок.
– Что это за люди? – спросил бородач. – Спецподразделение полиции для разгона демонстраций? Солдаты?
– Нет. Психи какие-то переодетые. Это Америка. Солдаты не арестовывают гражданских на территории США. Смотри, здесь, сразу под ключицей, где рубашка не закрывает. Видишь?
– Ожог?
– Ведовское клеймо. Кое-что из той чертовщины, которую давным-давно вдолбил мне мой папаша. Для каждого типа клейм существует собственный маленький стишок. Как бы то ни было, это знак из тех, что ставятся, когда человек присягает чародею.
– То есть? Что это значит, а?
– Это значит, что они пошли добровольцами. Подписали договор кровью. На. Знаешь, как такими пользоваться?
– Нет, но я знаю пистолеты. Питер бросил ему пистолет.
– Лови! И сними с того парня ожерелье из листьев – это, должно быть, некая разновидность магического ОДВ.
Ворон понюхал.
– Я знаю этот запах. Как вы это назвали? О-дэ-вэ? Это же табак.
– Определитель «друг-враг». Как пароль. Лист табака снимает заклятие.
Ворон втащил Питерово кресло по ступеням и через разбитые двери внутрь. Поставив его на пол, он снова взялся за ручки, и они помчались, гремя колесами, через огромный холл, украшенный мечами и копьями.
– Питер! Вы знаете, как пробудить три защиты Эвернесса, да?
– Черт, нет. Одна для земли, одна для воздуха, одна для огня. Это все, что я помню. Думаю, воздушная – это магия, которая удерживает тех образин снаружи.
Они попали в зал, из которого выходило множество дверей и коридоров. Некоторые коридоры оказались декоративными – неглубокими иллюзиями, утопленными в стену всего на несколько дюймов. Света не хватало – до восхода еще оставалось минут пятнадцать – двадцать.
– Куда?
– Глянь наверх! Следуй любому морскому мотиву: чайки, корабли, и всякое такое. Он приведет нас в восточное крыло.
– Чудовища не попадут внутрь, пока барьеры не рухнут.
– Проклятые чудища меня не волнуют. Меня беспокоит эта ложная пехота. Может, они и самозванцы, но некоторая выучка у них имеется, они передвигаются и прикрывают друг друга, словно…
Грохот орудийного выстрела раскатился по дому. Ворон припустил быстрее, толкая перед собой кресло. Питер приговаривал:
– Черт! Это же тридцать шестой калибр! У пехоты такого не было; значит, другая группа. Тяжелый снаряд прошьет эти стены, как нечего делать!
Он по очереди снял с предохранителей отобранные у солдат автоматические винтовки и взял по одной в каждую руку. Третья лежала у него поперек колен, запасные магазины он рассовал по карманам рубашки.
Они добрались до лестницы, ведущей вверх мимо окон на площадке к следующей двери.
– Не останавливайся! – прокричал Питер.
– Держитесь за кресло! Я вас отнесу наверх!
– Ты не сможешь! Вместе с креслом я вешу тонну!
– Смотрите!
Ворон опустился на колени, отклонился назад, взялся за подлокотники кресла, наклонился вперед и встал. Лицо у него потемнело от напряжения, глаза сверкали, зубы казались проблеском молнии во мраке бороды.