придумать в те ужасные минуты, но даже сейчас, размышляя о той ночи, я уверен, что другого выхода у меня не было.
Решил я любой ценой затащить ведьму в штольню. Она ведь говорила, что это место для нее запретное, а значит, могло оказаться и смертельно опасным...
— И ваш план удался? — спросил, не выдержав, Генрих.
— В целом да, хотя я не рассчитывал на то, что случилось потом. А случилось вот что. Выбираясь из штольни, я протянул ведьме ее короб, а когда она приблизилась, крепко схватил проклятую за руку и вместе с ней бросился в яму. Но высота была небольшая, и падение, конечно, не причинило колдунье большого вреда. И все же ведьма взревела страшным голосом — я думаю, что заклятие, наложенное на подземелье, причиняло ей ужасную муку.
— Шварце-Хенде, помоги! — стонала ведьма. — Наш договор еще не закончился!
Но заклинание не позволяло демону пробраться в штольню, и он лишь выл в дыру от бессильной ярости.
Ведьма, корчась, попыталась оттолкнуть меня, поползла к веревке.
— Стой! Стой, нечисть поганая! — вскричал я. — Не сбежать тебе от барона! Уж скорее я отправлюсь вместе с тобой в ад, чем позволю тебе и дальше изводить волшбой и злобой род человеческий!
Схватил я ведьму в охапку и рванулся в глубь штольни.
— Умрем оба, если на то воля божья! Плачь, рыдай — час расплаты для тебя пробил! Уж слышу я голоса демонов, тоскующих по твоей мерзкой душонке!
Ведьма царапалась и кусалась, словно бешеное животное. Еще немного, и у меня не достало бы сил удержать ее. И тогда я принялся кружить по подземелью, сбивая деревянные столбы и балки перекрытия. Я готов был умереть, только бы не позволить чертовке сбежать... — Призрак барона Крауса перевел дух. — И тогда толща земли обрушилась на нас.
Барон умолк, перенесясь мыслями в то давнее время.
— Почему же вы стали привидением? — удивился Олаф.
— Ну как же, — призрак барона невесело усмехнулся. — Я ведь покончил с собой. А впрочем, может, я просто имел много грехов в жизни. Не знаю...
Призрак Ханса фон Дегенфельда вдруг поднял руку, прокашлялся и сказал:
— Господин барон, к сожалению, я не знал вашей истории раньше. Теперь же позвольте мне выразить вам мое восхищение и уважение. Вы очень мужественный человек.
— Да что уж теперь говорить об этом, дело прошлое. На моем месте любой бы... — смутился призрак барона.
Но Ханс фон Дегенфельд перебил его:
— Нет, нет. Уж кому, как не мне, знать цену мужества. Я хочу вам сказать, что теперь, когда мне все известно, я награждаю вас правом перебивать меня сколько угодно раз и клянусь, что больше никогда не вызову вас на дуэль, если вы, конечно, не будете настаивать на этом сами.
— Ну зачем же такие жертвы, господин Ханс, — лицо барона покрылось пунцовыми пятнами. — С меня довольно и вашего уважения. Тем более что мы и без этого друзья. Если я что-то не так сделаю или скажу, вы уж не мучайтесь бросайте мне перчатку, и дело с концом.
Ханс фон Дегенфельд в гневном порыве положил руку на рукоять шпаги, сделал шаг к барону и ледяным голосом произнес:
— Простите, господин барон, но отказаться от моего предложения вы не вправе. Тот, кто отклоняет мое предложение, наносит мне смертельную обиду. Я этого не прощаю и буду свою честь отстаивать со шпагой в руках хоть до Конца Света. Итак, я предлагаю вам во второй, а значит, в последний раз принять мое предложение. Трижды упрашивать я никого не буду...
— Принимаю, я принимаю ваше предложение, — торопливо сказал призрак барона. — Никаких больше вызовов с вашей стороны, я согласен.
Когда Ханс фон Дегенфельд убрал руку со шпаги, барон громко, с облегчением вздохнул:
— Фу, слава богу, теперь я избавлен от вечного страха перед этими изматывающими душу поединками. Слава богу!
Генрих наклонился к призраку ландскнехта и шепотом спросил:
— Мне кажется, что барон побаивается Ханса фон Дегенфельда. Разве призрак может причинить вред другому призраку? Ведь даже Королевский Палач, как выяснилось, всего лишь напугал нашего барона.
— Речь и не идет о ранениях, — ответил Ремер из Майнбурга. — А боится барон нашего общего приятеля потому, что Ханс фон Дегенфельд — дуэлянт, да еще какой. Чуть что не по нем — дуэль, глянул не так в его сторону — дуэль, зевнул во время рассказа — опять дуэль.
— Так что ж страшного в его дуэлях без ранений?! — удивился Генрих.
— А вы представьте себе дуэль, которая длится и год, и два, и три. Каждую ночь противники сражаются, а с рассветом прячутся в укромном месте, чтоб продолжить поединок следующей ночью. Барон уже раз шесть дрался с Хансом фон Дегенфельдом. Первая дуэль длилась пять лет, а последняя полгода. Ханс фон Деген- фельд — профессиональный, можно сказать, дуэлянт. Он готов махать шпагой хоть до наступления Конца Света, а барон Краус фон Циллергут всего лишь барон. У него терпения не хватает долго сражаться. Все дуэли заканчиваются тем, что барон слезно вымаливает у Ханса фон Дегенфельда прощение. А кому это приятно? Вот барон, чуть что не так, убирается от Ханса фон Дегенфельда подальше. Но Ханс фон Дегенфельд верный друг и хороший товарищ. Он делает для барона исключение, предупреждая его три раза, а любого другого он вызвал бы на поединок сразу после первого проступка.
— А вы тоже дрались с Хансом фон Дегенфельдом? — спросил Олаф.
— Нет, бог миловал, — сказал призрак Ремера из Майнбурга. — Я ведь наемный солдат и потому приучен молчать, когда говорят другие. Не мое дело поучать или перебивать.
Глава XIII
ДОЖДЬ ИЗ ЛЯГУШЕК
Когда призраки исчезли, а Олаф беззаботно заполнил тишину комнаты похрапыванием, Генрих не смог заставить себя уснуть. Время до рассвета он провел в беспокойных размышлениях. Перед глазами появлялась то Альбина, превращенная колдовством в старуху, то Капунькис с Бурунькисом, мчащиеся через лесную глушь в медвежьих шкурах, то Клаус Вайсберг, взывающий к помощи из пасти дракона Нидхегга. От этих жутких видений Генриха прошибал пот, лихорадило. Бездействие казалось ему страшнее смерти. Хотелось бежать... Бежать все равно куда, только бы что-то делать. Генрих попытался отвлечь себя планами открытия Врат в доме Хранителя и на кладбище. Но кроме взрывов и экскаваторов, ничего в голову не приходило... Наконец, когда воображение иссякло, мальчик стал размышлять над историей барона... И вот тогда, за несколько минут до звонка будильника, Генриху вдруг вспомнилось, что ведьма намеревалась помолодеть, отправившись в некую магическую страну. Но разве существуют, кроме Малого Мидгарда, миры, где магия процветала и процветает до сих пор?.. «Конечно, ведьма могла по ошибке принять за страну магии Восток, — размышлял Генрих. — Ведь в средние века считалось, что страны Магриба полны джиннов и магов... Но нет. Если бы речь шла о Востоке, то слова ведьмы о том, что все
Утром Генрих поделился своими умозаключениями с товарищем.
— Обязательно поговори с бароном, — ответил Олаф. — Быть может, ты и прав.
После полудня, забросив за спину рюкзак с учебниками, Генрих направился к дому исчезнувшего Теодора Херрманна. Он решил осмотреть Врата — вдруг за прошедшее время что-то изменилось и их удастся открыть? По пути к дому Хранителя Генрих наказывал каждому встреченному древнерожденному, чтобы тот непременно передал барону Краусу, что Генрих ищет с ним встречи.
Дом королевского смотрителя выглядел так же безжизненно, как и несколько дней назад. Соседи, видимо, не жаловали толстого коротышку вниманием и дружбой, и поэтому его исчезновение до сих пор не
