воевать.
В санбат к Риму Искандер попал не скоро. Обстоятельства не позволили: полк начал готовиться к сабантую. Многие вначале не поверили этому. По правде говоря, Искандер и сам был немного ошарашен. Какой может быть сабантуй на фронте?! И всё же слово сразу напомнило Татарию, где зародился этот национальный праздник… Шумит, бурлит народом широкий луг, окаймлённый купами деревьев. Звучат музыка, песни. Повсюду соревнования: бег в мешках, лазание на столб, конные скачки… Венец праздника — татарская борьба по выявлению батыра… Вот он какой бывает сабантуй.
А тут то и дело над головой пролетают вражеские разведчики, вдали почти неумолчно гремят пушки — до сабантуя ли? Однако Искандер начал исподволь готовиться. Как знать, может, и впрямь придётся состязаться. Недаром же говорят, что командир — хозяин своему слову.
Назначенного дня ждали с нетерпением, словно дорогого гостя. Место для сабантуя выбрали отменное — просторную лесную поляну. Прямо посередине врыли гладко оструганный столб, там и тут явились барьеры разной высоты, составив две тачанки, соорудили нечто вроде трибуны. На козлах тачанок — «призы»: полотенца, носовые платки, тёплые рукавицы, носки — всё, что нужно солдату. Были тут и тетради, и карандаши, безопасные лезвия,
— Командир не на шутку развернулся: награждать будет победителей. Всё чин по чину!
— Где он только набрал всего?
— Подарки из тыла.
Полк выстроился, словно на парад. Обмундирование вычищено, оружие сверкает, отборные кони лоснятся на осеннем солнце.
Против строя полка под охраной почётного караула алеет гвардейское знамя, рядом с ним сияет золотом труб оркестр.
Командир полка забрался на тачанку, заняли свои места члены праздничной комиссии. Среди них был и знакомый Искандера — лейтенант Каюм Ахметшин. Он даже повязался расшитым полотенцем.
Подполковник Кусимов рассказал о положении на фронтах, в тылу, остановился на задачах, стоящих перед полком, затем поздравил солдат и офицеров с праздником и объявил сабантуй открытым. На весь лес грянул Гимн Советского Союза. Сабантуй начался. И горшки били вслепую, с завязанными глазами, и на столб лазили, и мешками с сеном бились на высоко поднятых брёвнах, и боролись — всё было как полагается. Музыканты наяривали торжественные марши, вальсы. Поляна ходила ходуном.
Но самое интересное, оказывается, было впереди. В разгар сабантуя командир полка объявил, что начинаются соревнования по стрельбе из личного оружия и по кавалерийской рубке. Искандер тоже стрелял и даже получил приз — вязаные шерстяные носки — мягкие, тёплые.
— Молодец, земляк! — похвалил его командир.
В состязание вступили кавалеристы. Топот копыт, посвист шашек. Вдруг все охнули: незадачливый всадник отрубил своему коню кончик уха. Конь, заржав, взвился на дыбы, сбросил наездника, да так, что тот покатился по траве.
— Так ему и надо!
— Верно, надо было больше тренироваться, а то куда это годится?!
Потерпевший неудачу боец, красный, как кумач, потирая ушибленное место, побежал под улюлюканье зрителей за ускакавшим конём.
В дальнем конце поляны показался всадник на красавце коне — сером в яблоках, стройном, поджаром. Поляна притихла. Наездник пустил коня во весь опор. Шашка молнией сверкала в руках кавалериста. Он вихрем промчался по коридору из ивовых прутьев — после него не осталось ни одной целой лозинки.
Когда конь поравнялся с Искандером, он с немалым изумлением узнал в кавалеристе подполковника Кусимова. Не сдержав восторга, Искандер закричал:
— Ура командиру!
— Ур-ра! — грянули бойцы.
Послышались восхищённые реплики:
— Вот это работа, я понимаю!
— Жаль, кино нет, заснять бы!
— Молодец, командир! Показал, как надо рубить!
Главный приз сабантуя — кинжал с серебряной рукоятью — достался командиру полка.
Понравился Искандеру сабантуй. «Жаль, Рим не видел, глядишь, хандру бы свою развеял», — подумал он, укладываясь спать.
Вскоре Искандер выбрал время и навестил друга. В полк они вернулись вместе.
Прибыло пополнение! Бывалые бойцы принялись обучать молодых, не нюхавших пороха парней, «азбуке, боевого мастерства». По всему чувствовалось — скоро на передовую. И действительно, поднявшись однажды ночью по тревоге, полк выступил в поход и больше в своё расположение не вернулся. Путь лежал к Чернигову. За двое суток вышли к линии фронта. Полку предстояло овладеть хутором Гусевка.
Перед атакой Кусимов ещё раз объехал позиции полка. Шинель туго перехвачена ремнями, начищенные сапоги сверкают. Конь горячится под ним: закидывает голову вверх, рвётся вперёд, нетерпеливо пританцовывает. Поравнявшись с эскадроном Искандера, комполка спешился, отдал поводья ординарцу и подошёл к пулемётчикам.
— Здорово, беркуты!
— Здравия желаем, товарищ гвардии подполковник!
Комполка поинтересовался настроением бойцов, проверил боеготовность. Он сразу узнал Рима. Поздоровался с ним за руку, сказал, чтобы не плошал в бою. Не забыл и Искандера. Обратился к нему по имени. Напомнил про сабантуй. И опять, как при первой встрече, пристально посмотрел в глаза, словно в душу заглянул. От этого взгляда Искандер густо покраснел, он почему-то вдруг почувствовал себя в большом долгу перед этим человеком.
— Верю, краснеть за вас не придётся, ребята! Надо дать почувствовать фашистам силу удара гвардии кавалерии! Впереди — Днепр!
Кусимов сам повёл полк в атаку. Вначале двигались лощиной, не видимые для врага. Когда же вышли на ровное место, полк развернул эскадроны, словно крылья огромной птицы, и ринулся на позиции гитлеровцев. Враг открыл жесточайший огонь. Передние ряды атакующих смешались, кони с душераздирающим ржанием падали на землю, будто споткнувшись обо что-то невидимое, переворачивались через голову. Хорошо ещё — шли широким фронтом, иначе потерь было бы ещё больше. Спасибо командиру, предусмотрел. Однако чего же он не пускает в дело эскадрон Искандера? Идёт жесточайшая рубка, а они отсиживаются в лесу! Вон даже кони нетерпеливо дёргают тачанку. Свистни — полетят! Нет, нельзя. Ещё не время, приказа нет. Рим взобрался на козлы и, совершенно не думая, что может полететь вверх тормашками, если кони дёрнут, наблюдает за боем. Что-то кричит, размахивает руками.
А Искандер присел у пулемёта и молчит. Молчит не только он, молчат многие. И поэтому кажутся отрешёнными от всего происходящего. Просто люди не хотят раньше времени растрачивать нервы. Поступи приказ, и эти «отрешённые» первыми ринутся на врага.
— Ох, худо нашим, худо! — Рим сжал кулаки. — Косят огнём! А мы чего ждём?
В это время прискакал связной командира полка с приказом — атаковать!
Тачанки, поднимая клубы пыли, враз рванулись вперёд. Застоявшиеся кони неслись во всю прыть. Тачанку Искандера кидало из стороны в сторону, подбрасывало на ухабах и выбоинах, она порой буквально взлетала на воздух.
Что это за грохот? Не иначе патронные коробки. Запасные. Опять Рим недоглядел, не уложил как следует, посчитал за мелочь. Вот он пригнулся, вытянулся вперёд, готов, кажется, лететь впереди коней.
— Рим, коробки! Посмотри!..
— Сейчас!..
Искандер припал к пулемёту. Он и «максим» — сейчас одно целое. Только бы успеть! Вон как сгрудились немцы. Видать, приготовились к контратаке. Они ещё не видят мчащуюся на них смерть. Ещё, ещё немного…
Обнаружили, гады! Открыли огонь. Искандер краем глаза заметил, как у тачанки, идущей слева,
