– Вижу, владыка.
– Решил я… Пусть мастер выберет себе жену. Сам выберет. Сколько у нас их! Гладких и резвых, как кобылицы. Дочь известим. Гнев ее падает на кого? Знаю, гордая. Отвернется от замутившего разум и из сердца вон… Многое могу я повелеть человеку, а тут не вижу выхода другого. Жесток я? Да. Зато дочь поставлю на путь предков и мастера сохраню. Ты, старейшина, накинь узду на свое нетерпение. Сама к тебе придет. Говорила: «Я за надежный, пусть иззубренный меч».
Скил разглядывал свои ладони. Делал он это с таким вниманием, будто впервые увидел их и нет для него сейчас дела важнее.
– Уши закидало грязью? – Царь тронул его за локоть. – Или летящий конь моего разума заступил в сурочью нору?
– Нельзя ему у нас брать жену.
– Почему?
– Ола не поверит, что он сам взял ее. Да и мастер не без языка – расскажет. И гнев ее упадет на тебя, царь. «Как позволил? – спросит. – Заговор завел и исполнил!» Так скажет. Гордая она, это верно. Сильная. Но трудно пережить одну измену, а как сразу две? Умрет она. – Скил потемневшими глазами посмотрел на Агая. – Мастера женить можно, но за твоей спиной. Правильно будет.
– Что придумал? – Агай покосился на Скила. – Ты мудр, говори.
– Советовал я тебе отправить его в Ольвию, а сегодня сам ты ему пообещал. Вот и пошли поскорее. Хватит нам торговать у эллинов эти вот кубки, чаши, зеркала из передразнивающего железа–электрона. Много у них секретов и все станут нашими. Мастер быстро все переймет. Но, отправляя его, не пожалей золота. Эллины любят золото, а к золоту липнет плохое. Кто он, Лог? Человек, творящий дивное. Такие есть и в Ольвии, и все они почему–то пьяницы. На желаниях своих супонь не затягивают, должно, потому хомут нравственности у них всегда на боку. А Логу жить с ними и видеть их такими. Он скоро погрязнет в пороках, впадет в блуд, а сердце, утопшее в вине, слабо на память и верность. – Скил передохнул, утер со лба пот. – А потом… Потом его окрутит какая–нибудь эллинка и станет женой. Ола сама не простит ему измены. Ты не будешь виноват.
– Хитер, – ласково проговорил Агай. – Утопающий в вине слаб на верность и память?
– Ты хотел убить его в сердце Олы? Вот и случай. Отправить мастера в Ольвию – сделать доброе дело, а недоброе случится само по себе.
– Будет так! – решил Агай. – Но… как с луками?
– Мастер сам уже их не делает, только смотрит. Это смогу и я, – ответил Скил. – К весне все успеется. Будут луки и наконечники, готов будет и мастер – извращен, пьян и с женой эллинкой. Потом мы призовем его назад, но царевна уже будет за тем, кого ты сам назовешь зятем.
– Будь по–твоему. Хорошо придуманное, надо хорошо исполнить. А кого назову зятем, ты знаешь. Предсказатель перепутал слова богов, смутил меня.
– Твоя воля, царь, – учтиво кивнул Скил, радуясь, что все устраивается, как надо, как он и обещал Оле. А встречу им устроить будет просто.
Они сидели, глядя на огонь. Входил и выходил слуга, наблюдающий за светильниками, иногда в шатер долетало протяжное «О–а–а!». Это перекликалась бессонная царева стража. От прыгающего пламени очага по лицам старейшины и Агая двигались свет и тени, отчего казалось, что сидящие друг перед другом люди яростно гримасничают. Поставленный у трона светильник, наоборот, горел ровно, не колеблясь. От его света на подлокотниках трона и чаше, брошенной на сиденье лежали тихие, золотые ободки. Царь о чем–то думал, вертя в руках двузубую вилку. Но вот до его слуха долетели голоса. Он прислушался, узнал в одном голос Куна. Скил тоже услышал, повернулся боком к входу. Смущенно, но не робко вошел мастер. За спиной его Кун задернул ковер, исчез.
– Подойди и садись, – не сразу пригласил Агай.
Лог приблизился к очагу, присел между царем и Скилом.
– Я знаю о хромом сармате, – сказал Агай. – Зоркий у него глаз… сразу высмотрел новое. Но ты, мастер, отобрал у него наконечник?
– Он прятал его За кушак, – объяснил Лог. – Почему сармат взял тайно, а не попросил как друг? Вот о чем я подумал тогда, владыка.
– И что же? – Царь вздернул бородой. – Что смутило тебя?
– Сармат ненадежный друг, – прямо ответил Лог. – Только человек с тучей, закрывшей сердце, крадет то, что может взять открыто. Блудливый пес даже к своей кости крадется, поджав хвост.
– У тебя тоже зоркий глаз, – подхватил Агай. – Зачем Агафарсис, посылая дружбу и союз, поручил передать важное хитроумному? На их земле погиб Мадий. Как персиды прошли незаметно до самой стайбы сарматов?
Скил что–то буркнул. Агай сцепил зубы, сказал, как бы самому себе:
– Смотрим, не моргнем в полуденную сторону. Однако теперь надо поглядывать и за Танаис. От гор Рипейских всегда шевелилась степь. Теперь подошли сарматы. Что за народ? И кто еще надвинется вслед за ними?
– Крепости бы свои на путях их выставить, – заговорил Скил. – Вон, эллины! Сколько раз и кто не пытался согнать их с места, а как? Живут уверенно, крепко. Сила эллинов в корнях, что пустили в землю.
Царь засопел, что было признаком недовольства.
– Мы не умеем брать города, это так! – прикрикнул он. – Не потому ли, что нам не нужны? Теперь мы все вместе, нас тьма, и так будет всегда… А ты… не хочешь ли раздробить народ наш, растолкать по городам и запереть? Кулак, он тогда кулак, когда пальцы собраны этак! – Царь показал. – Думай себе всякое, но услышу сам или донесут, что бредишь вредное – предателем посчитаю. Суд мой с такими короток. Все об этом! Я жду других слов твоих, о сарматах.
Лог сидел неподвижно, его страшили слова царя, которые тот выкрикивал со злостью, метал горящие по–молодому глаза со Скила на него, будто признавал в мастере соумышленника. И верно. Логу была по душе затея старейшины. Ведь тогда в городах росли бы и множились многие ремесла.
– Да что о сарматах, – перебил его мысли голос Скила. – Надо отправить к ним новое посольство. Меня пошли с царской тысячей, привезу правду. Все рассмотрю ясно, как лицо свое в тихой воде.
– О посольстве новом подумаю. – Агай повернул голову к мастеру. – Знаешь, зачем ты тут?
– Нет, царь.
– По этому образцу сделай второй, такой же. – Агай протянул Логу кубок – роговой, с чеканным серебряным обкладом. – Для старейшины Куна. Он заказал тебе золотой обод на шлем?
– Заказал, владыка. – Лог отставил кубок. – А это я делать не стану.
– Но!? – не поверил Агай.
– Никогда больше не буду делать с образца! – волнуясь, заговорил Лог. – Работа такая не приносит радости, тупеют руки.
– Ты поминаешь браслет? – Агай бросил кубок на колени мастера. – Сделаешь, повелеваю!
– Прикажи удавить, бросить псам, не стану делать, – твердо повторил Лог. – Все сказал. Лишнего слова нету.
Скил внимательно следил за Агаем, решив во что бы то ни стало ослабить неминуемый гнев царя. Но странно, Агай, не говоря ни слова, отвернулся к мастеру спиной, задумчиво взял и подбросил в очаг пару поленьев, тщательно отряхнул ладони.
– Собирайся в путь, – неожиданно решил он. – Обучись у эллинов многому ремеслу… И учтивости научись. Ты дерзок, мастер. Почему не боишься потерять то, что имеешь? Завтра в Ольвию люди Ксара погонят стадо быков. С пастухами отправляйся и ты. Сейчас от царской руки дарю тебя милостью.
Агай налил в рог вина, протянул Логу.
– Ты добр ко мне, владыка. Чем оплачу, как сумею? – принимая подношение, дрогнул голосом Лог. Он пил долго, медленными глотками. Изуродованное лицо Скила отмякло от покоя за судьбу мастера. Царь из– под упавших на глаза косматых бровей взглянул на Лога, задохнувшегося от доброй порции, улыбнулся светло, что бывало с ним редко, когда – Скил уже и не помнил.
– Ну, ступай, – царь кивнул на дверь. – Утром тебе насыпят золота в переметную суму.
Лог перегнулся в поклоне, отчего волосы взлетели, упали и обмели ковер. Отступил к порогу, еще раз
