Хоть и знала, что ты моей любовницей была. С тех пор ничего не изменилось.
— В любом случае времени забрать долг у меня уже нет. Я же завтра утром уезжаю. Если она щеночка возьмет — и на том спасибо.
Щенок спал у него на коленях. Он погладил его по голове. Щенок приоткрыл щелочки глаз, взглянул на него и недовольно тявкнул — не мешайте, мол, мне спать. От прикосновения к длинной шелковистой шерсти сердце его дрогнуло — любовь большого к маленькому. Наверное, Юкико принесла этого щенка, чтобы он помнил об их ребенке.
— Ладно, пошли в дансинг. Может, ей удалось хоть сколько-то денег раздобыть.
— Я совсем не против увидеть ее. Только мне о деньгах говорить не хочется.
— Понимаешь, она же сейчас себя ощущает бездомной собакой, которая к кухне подошла и хвостом виляет. Пойдем уж.
Художник поднялся. Достал из кармана целый ворох каких-то ненужных бумажек и положил их на птичью клетку. “На новый год обязательно куплю мусорную корзину”.
Сброшенный с коленей щенок спросонья пошатывался. Потом вдруг подпрыгнул и уцепился ему за рукав.
— А что с этим делать? Одного жалко оставить, а в электричку не пустят. Может, раскошелишься на такси?
В машине щенок занялся тем, что стал грызть сумку Юкико.
— Ты должен твердо сказать жене, что вы расстаетесь. И все будет хорошо. Такой исход все теперь считают за самый лучший.
— Все? И что значит “теперь”?
— Она же все время чувствует свою уязвимость, вот что я имею в виду. Когда мы с тобой жили, ты работал, а я дома сидела. Вот поэтому мы с тобой и расстались.
— Ты хочешь сказать, что лучше было бы, чтобы не работал я?
— Да нет. Мне с тобой хорошо было. Просто я чувствовала себя чересчур зависимой, потому и злилась. Я ведь собак в постель беру. Каждый вечер. И Пиончика, и его мать. Вот и я была как собаки, которых в постель берут.
— А как они у тебя на горшок ходят?
— Когда этому писать надо, Тин меня будит, за ночную рубашку зубами дергает.
— А с сыном нашим ты тоже навсегда рассталась?
— Нет.
— А мужу о нем рассказала?
— Нет. Он все обо мне знает, кроме этого.
— Да, у меня от жены тоже только этот секрет остался.
— Да, может, даже лучше, что он в деревне растет. Может, сильным станет. Давай мы с тобой уговоримся. Если кто-то из нас — ты или я — все-таки признается и его простят, тогда ты или я — неважно кто — усыновит его.
— Давай лучше пообещаем, что если один из нас не усыновит его, тогда другой не будет в обиде.
— А если ребенок станет потом упрекать меня? Если я сама себя стану упрекать? Что мне тогда делать?
К счастью, они уже подъехали к артистическому входу. Распахнули стеклянную дверь зала. Джаз- банд оглушил его. Он почувствовал робость перед бешеным танцем — различал только бьющий в глаза водоворот. Они уселись где-то сзади. Он сразу увидел жену — в толпе танцовщиц она одна была в белом. На ее юных партнершах были красные юбочки. Волосы были забраны в пучок на уровне худых плеч. Впрочем, он вскоре перестал ощущать неловкость, и какой-то покой лег ему на сердце.
Музыка смолкла. Танцовщицы и зрители разделились по двум проходам — красное и черное. И только его жена оказалась в черном потоке. Увидев мужа и Юкико, она покраснела до шеи.
— Ну что, испугались? А мне снова танцевать захотелось — прямо как раньше. А партнерша-то моя все меня за руку ухватить норовила — уймись, мол. Юкико, у тебя все в порядке? Что-то вид у тебя какой-то несчастный
— Юкико подарила нам щенка. Он достал Пиона из рукава кимоно.
— Симпатичный какой!
Жена взяла щенка на руки и, не обращая внимания на окружающих, стала тереться о него щекой. Тут заиграли вальс. Жена радостно предложила: “Ну что, Юкико, станцуем?”
Ответ Юкико удивил его: “Я вообще-то не танцую. Но я уезжаю, так что давай. Когда в следующий раз встретимся, может, уже бабками станем, тогда уж не до танцев будет”.
Юкико охотно встала. Жена приобняла Юкико за плечи и воскликнула: “Ох, и горячая я!” Потом передала щенка мужу и бросилась к танцорам, которые уже разбирали партнерш.
И в этот самый миг щенок спрыгнул с рук и вбежал в круг танцующих пар. Муж опустился на четвереньки и попытался схватить его, но запутался в чужих ногах и никак не мог добраться до Пиона. И тут, находясь в плотной толпе, Пион присел на задние лапы и сделал лужу. От неожиданности ближние к нему девушки заверещали и отпрянули. Мужчины же разразились хохотом. Щенок от испуга забрался на диван. В зале было четыре десятка пар. Почти все они остановились. Музыканты вытянули шеи, но продолжали играть. Жена опрометью бросилась к луже и стала вытирать ее рукавом платья. Смех стих. Танцовщицы окружили щенка венком своих нарядов. Жена выбежала через боковую дверь. Принесли воду и тряпки. Танцы продолжались. Покинули зал только трое — муж, жена и Юкико.
Когда они сели в машину, он рассмеялся.
“Извините, я поставила всех в такое неловкое положение. А ты, Пиончик, должен чувствовать свою вину”. Юкико тыкала щенка носом в испачканный рукав.
“Перестань, платье от этого только красивее стало”, — ответила жена, беря щенка на руки. “Но только из-за тебя мы ничего сегодня не заработали. Мне обещали некоторую сумму по окончании”.
Когда они высадили Юкико, жена стала тискать щенка уже без всякого стеснения. Она подставила ему шею. “Даже щенки — и то вон какие милые. А что уж про детей говорить. И почему мы с тобой ребеночка не родили? Все боялись чего-то”.
— Сравнила — собака и ребенок. Ответственность-то какая!
— Держу на руках щенка, а думаю-то про ребеночка.
— И Юкико подарила щенка, потому что. о ребенке вспоминала.
— Хотела, чтобы мы с тобой тоже ребеночка сделали?
— Нет. Я давно хотел тебе сказать — у нас с ней есть сын. Мы его в деревню отправили. Четыре годика исполнилось.
— Ничего себе! Я готова его хоть сейчас усыновить. Правду говорю. И у меня, между прочим, тоже дочка есть.
— Ну, ты даешь! Они рассмеялись.
— Тогда с твоей и начнем. Твою дочку сначала взять — это даже как-то приятнее. Чужой ребенок дороже своего будет. Все равно, что вот этого щенка взяли.
— Ты скажешь! А как Юкико его назвала?
— Пиончик. Цветок такой есть, знаешь? Черный пион называется.
АННА ЯПОНСКАЯ
У брата с сестрой был один кошелек на двоих. Если быть более точным, старший брат иногда одалживал кошелек у сестры. Это был черный кожаный кошелек, но красная окантовка выдавала его женскую принадлежность. Брата ничуть не заботило то, что у Анны был точно такой же кошелек. Ничего удивительного в том, что и Анна, эта милая русская девушка, не смогла воспротивиться поветрию, которое распространилось среди школьных подруг сестры.
