вымогателю и договариваться на том, что кирпич у нас во временном хранении лежит в однослойном штабеле.
Ангел-хранитель и солонина
Весна задалась дождливая и тоскливая. Но удалось и цемент положить, и забор глинобитный вывести, и много чего сделать. Это был какой-то строительный ренессанс. Солдаты, в основном крестьянские парни, делали все без напоминания и с большой охотой.
Как-то в апреле замначпо попросил отметить день рождения, что ли (или еще что – медаль, звание?), в редакции. Общество собралось приличное. Был и «высокий гость» снизу, из Кундуза. Один из партийных советников. С ним объявилась библиотекарша из соседней части. Страшная, как смерть, но еще в теле, лет тридцати. Такая общительная, «приобщенная» к сильным мира сего...
Стол был хороший. Водка, спирту разбавленного вдоволь, закуска опять же, не только армейская. Политотдельские с советником пустились в международные темы. А мне их рассуждения хуже горькой редьки. В колонну, бля, вас, умников... В кишлачок, после «реализации». Туда, где бомбой выворочено все бытие человека... Вот вам будет наглядная картинка. А потом к бойцу с пробитым бедром. Он живой еще. Но знает, что умрет от потери крови... И последнее, что будет чувствовать, – это холод и смертную тоску...
Тут и библиотекарша стала со скуки глазки строить. А потом ей выйти захотелось. Пришлось мне, чтобы выпустить, из-за стола вставать. Прошла, задницей прижалась на секунду. Это зря. Вырубило предохранитель моментально. Спирт, видно, был некачественный. Подождал чуть, вышел следом. В коридорчике темном дождался. Дверь приоткрыта. Видно в щель, как советник заливается. А я его пассию к стенке уже прижал. Она было пискнула. Но тут глаза вниз перевела, а у меня «ПМ» в руке. Дошло, что дело хреновое. Молчит... А может, ей и про такое мечталось для коллекции? Только едва шепнула: «Дверь открыта. Увидят». Да не дай бог, чтобы кому-то выйти задумалось. Уложил бы... Что за срыв был, не пойму и по сей день. А тут на входе кто-то зашебуршился... Ну... Оказалось, солдат. Он здесь ни при чем. Настоящий командир от солдата позора не имеет...
Изрядно распушенную библиотекаршу я отпустил. Она встряхнулась и торжественно вплыла в комнатушку. Советник подозрительно глянул на нее, потом на меня. А мне что. Я налил себе еще стаканчик.
Разошлись гости поздно. Да ведь чисто в редакции, просторно, и закусь у меня была хорошая. В ящике из-под гранат я научился солить свинину. Это просто. Куски сала и мяса не толще двух пальцев нарезаются, пересыпаются солью, перцем. Ну, там, лавровый лист, кардамон. Все заворачивается в мешковину (обязательно), потом в плотную вощеную бумагу и со всей ненавистью забивается в ящик. Ящик закрывается только тогда, когда на нем стоит человек. Потуже набивайте, не прогадаете. А хранится все это дело в яме. Где прохладней. Через три дня можно есть. Лучше с водкой. Жарить не рекомендуется, грубеет мясо и становится невыносимо соленым...
Без ангела обошлось
Я не позволял солдатам убирать со стола после офицерских пирушек. Это нехорошо. Они знали и никогда даже не заходили с предложением о помощи.
Только прибрался (отдал дневальному в палатке мясо и лепешки, пучок редиски), тут объявился Куюня. Поддатый уже, «тащится».
– Ну, Куюня, как дела? Все в норме?
– Нормально, командир... А вы тут гуляете?
– Витя, ты свои заходы оставил?
– Слышь, командир, я ведь тоже о тебе кое-что знаю.
– Ну, давай, интересно, – я подтащил его за ворот поближе, – говори...
И опять рука к пистолету. Да что за черт! Он тоже почуял неладное, вырвался, как-то криво усмехнулся и боком выскользнул в калитку. Было темно, а Куюня и днем-то видел не ахти, попал он в огромную лужу перед модулем. Упал, забарахтался, совершая плавательные движения. Я с облегчением рассмеялся. А потом и вовсе минут пять хохотал. Слава богу, ничего не случилось...
На следующий день, утром, Татьяна пришла в мой кабинетик. Принципиально у меня на столе, кроме ручки и свежей «сырой» полосы, не было ничего. Она молча посидела, посмотрела, как я правлю полосу, а потом сказала: «Подруга моя в Кабул улетела. Заходил бы, чаю попили...» Она частенько так приходила, садилась, молчала... А потом, тряхнув короткой, но очень густой гривкой, уходила.
Про это в афганском интерьере
Как-то была «хохма». Это сейчас я так пишу. А в тот момент...
Срочно понадобилась Татьяна. Что-то срочное и длинное печатали вечером... Для верности нужен был «свежий» глаз. Пошел я в модуль за Татьяной. Связь полевая, как всегда, барахлила. Вроде там, в модуле, дневальный был положен от связистов, но трубку взяли один раз, что-то мыкнули и бросили. Мне бы в окно постучать, да я по-человечески решил, в дверь. Зашел решительно с крыльца в темный предбанник и... замер.
В живот мне смотрел ствол «АКМ». А на столе ничком спал (или в полном отрубе) боевик в черной танковой куртке. Кудлатая голова, большая, бычья... Вот сейчас он дернется во сне... Что ему привидится? Черт... Я стоял и молил бога, чтобы кто-то не вошел вслед за мной... Подобно духу воспарил над половицами и выскочил на крыльцо. В окно постучал Татьяне, попросил знаками: открой, мол, запасной выход. Там щеколда была. Зашел в модуль, объяснил. Потом, уже сбоку, подобрался к «полевому» и растолкал его.
– Ты чего, брат, людей пугаешь?
– А, чего... А-а... да так вот... Пришел, а тут никого...
Автомат он убрал под стол. И опять завалился грудью на столешницу. Ночью, когда я провожал Татьяну к модулю, его уже не было. Дождался, наверное. Мужиков с «точек» в женском модуле принимали. Они были нежадные. Да и совесть у женщин была на месте. Как такого не приласкать?
А вот в медсанбат ходоки не совались. Там и начальство медицинское было занозистое. Но не только в этом дело. Разведбат присматривал за сестрами. Не только в бинокль. Сиживал и охотник с «мелкашкой». Красиво, да? А что делать? Кто-то вывел очень смешной показатель метража половых членов на одну женщину в 40-й армии. Получилось что-то около семи с половиной метров. Думаю, это без учета личного состава. Да и потом, неясно, в каком состоянии он считал?
Соратник Ильича
С начальником типографии прапорщиком Юшей мы совершили крамольную вещь. Раскомплектовали походную типографию БПК. Вытащили «Ромайор» – печатный станок – и установили его в нормальных условиях под крышей. Валера Бунин, инструктор по печати округа, прибыв на очередную инспекцию, схватился за сердце:
– Посадят ведь тебя! Ты что – это же боевая готовность.
– А гляди, Петрович.
Я дал команду – и через сорок минут «Адаст-313» стоял в машине.
– Вот. А у меня тридцать шесть часов в запасе. А теперь, Валерий Петрович, смотри, какое качество печати на стационаре. Да и машину можно обслуживать.
Добрая слава о нашей типографии дошла до афганских друзей. Но это было закономерно. В первые месяцы Игнатов водил к нам на экскурсии и советников, и афганских чинов. Кончилось это тем, что афганцы попросили проконсультировать их по строительству партийной типографии в Кундузе. Комплект оборудования, подобный нашему, им уже обещали.
Дождливым апрельским утром сели в «броник», поехали в Кундуз. В беседах, замерах, объяснениях сошлись на том, что лучше всего афганским друзьям оборудовать типографию в сборно-разборной металлоконструкции – железном сарае-ангаре. Такие были у нас. Тут «братья по разуму» одобрительно загалдели и пришли к выводу, что мы с Юшей должны эту точку зрения довести до командования. Ну, мудрецы! Вот для чего мы им нужны. А все мои расчеты они потом похерили... Визит закончился красиво: нас пригласили на обед в «рабочий клуб».
На бронетранспортере и двух «уазиках» мы подкатили к двухэтажному дому за высоким бетонным забором. У входа – будка караульного. Правда, пустая. Но во дворе двое «рабочих» с автоматами... «Броник» мы загнали во двор. Так афганские товарищи попросили. Сразу же успокоили, что не надо торопиться, солдат покормят...
Мы вошли в просторную прихожую, сняли обувь. Я очень опасался за Юшины носки. Они у него всегда
