Те, кто попал на зону уже после службы в Афганистане, Мадьяра не интересовали – сам такой! А вот прямо из ограниченного контингента?
Чаще всего встречались прозаические причины: дедовщина, продажа военного имущества местному населению, контрабанда. К примеру, молодой солдат, не вынеся издевательства «дедов», привязал гранату изнутри двери в кабине. Обидчику оторвало ногу, а молодой получил пять лет. Или бывший прапорщик- сапер – сидел за проданную взрывчатку и прочие минно-взрывные принадлежности. Мадьяр так и не решил для себя: относится ли к воинским преступлениям, скажем, изъятие килограмма-другого опия или «герыча» у воина-интернационалиста на таможне?
Но встречались и другие люди. Вот заместитель командира разведывательного взвода. Получил восемь лет. В кишлаке взвод попал в засаду. В первые минуты погибает лейтенант, командир взвода. Сержант принял командование на себя. Чтобы подавить пулемет «духов», прижавший взвод к земле, он послал в обход гранатометчика. Но когда по его команде бойцы пошли вперед, гранатометчик не выстрелил и в результате еще двое ребят погибли. В конце концов они «духов» выбили, а потом начали разбираться. Установили, что гранатометчик просто струсил, не выйдя на условленную позицию. И тогда они всем взводом вынесли ему смертный приговор. Тут же, в кишлаке, привели в исполнение. То есть совершили умышленное убийство, возможно, без отягчающих обстоятельств. Но это откуда посмотреть: из Кундуза, Кабула или из матушки-Москвы. Закон от географии еще как зависит!
Мадьяр, однако, отмечал, что количество осужденных уже после армии афганцев быстро растет, а главное, меняются статьи. Хулиганка и «бытовуха» встречались все реже. В начале 90-х годов афганцы в основном осуждались за серьезные преступления, как правило, в составе организованных преступных группировок, и незаконное ношение (приобретение, хранение и т. д.) огнестрельного оружия.
В «новой России» пришли к правозащитному выводу о том, что осужденные должны отбывать наказание в пределах малой родины. Национальные окраины стали быстренько собирать земляков по всему «архипелагу». При этом не забывали отправлять в Воркуту, Красноярск и пр. русских ребят, уроженцев Кизляра и Махачкалы, чьи предки осели в Дагестане полтора века назад, кстати, построив там первые города и тюрьмы.
Пришла разнарядка на нескольких чеченцев, и среди них значилась фамилия Мадьяра. Спасибо «оперу» – предупредил. Информация была ценной, поскольку остаток дня и ночь позволили подготовиться к этапу: уничтожить ненужные бумаги, продать пожитки, соорудить «нычки» для провозки денег и т. д.
Попутчики Мадьяра светились радостью. Н…ская колония, куда их этапировали, к тому времени существовала с единственной целью – собрать осужденных чеченцев со всех концов страны. И когда посчитали, что в основном эта задача выполнена, колонию «освободили».
К учреждению подошла вооруженная толпа, лидеры разрешили солдатам охраны убраться живыми, «…и отворились ворота». Все прошло с чеченским колоритом. Куча родственников, встречи, объятия, обязательные танцы, салют боевыми патронами. Бывшим заключенным вручались автоматы. Мадьяра стихия не увлекла. Он понимал, что эти встопорщенные люди, жаждущие войны, по сути дела, не знают, что это такое.
Реальная война, афганская, была не то чтобы засекречена, но существовала в сознании обывателей в виде полярных шапок. Десять лет официального розового вранья создали впечатление о «небольшой и несерьезной войнушке». Напротив, устные пересказы создавали другую крайность. В них каждый солдат, служивший в Афганистане – супермен, владеющий всеми видами оружия и единоборств, убивший толпы душманов. Потом на «афганцев», при их же активном содействии, полилась «чернуха», после чего в каждом можно было заподозрить наркомана и убийцу.
Между тем Мадьяр превратился в «дичь». За кровной местью немало легенд, но еще больше реальности! Он постарался как можно незаметнее и быстрее оказаться подальше от Грозного, и только в Моздоке задался беспощадным вопросом: что дальше?
Его попутчики определились быстро. Один, отсидевший год из трех с половиной, собрался домой, в Ставрополь, а там как семья скажет. Второй, ростовчанин, ему оставалось меньше двух лет из шести, сказал: «Иду к ментам, досижу свое – и на свободу с чистой совестью». Мадьяр же призадумался. Позади почти восемь лет. Но впереди больше шести.
Ключевой момент! А главное, все нутро протестует, что самому, добровольно, надо на зону возвращаться. Мадьяр, оттягивая решение, навестил старого знакомого. Адвокат, такое у него было «погоняло», действительно был по образованию юристом, принял Мадьяра радушно. Вино, шашлыки на берегу Кубани, прочее, что, однако, не успокаивало Мадьяра. Но на этих пикничках и определилось его будущее.
Друзья Адвоката, как на подбор армяне, горячо обсуждали события в Карабахе. Там, на границе свободной Армении и независимого Азербайджана, полыхала полномасштабная война. Формально Нагорно- Карабахская автономная область (НКАО) входила в состав Советского Азербайджана, но испокон веков ее населяли армяне. Не будем развивать эту сложную тему «дружбы народов». У народов не бывает друзей, только соседи. И нет ничего более вредного для мирной жизни, чем миф о братских народах. Разве что легенда о единоверии как основе для согласия, но тут уж прямая дорога к инквизиции, мировой войне и террору без границ!
Азербайджан, которому от СССР досталось военного имущества много больше, чем Армении, пошел в атаку. В явно критический момент карабахские армяне призвали на помощь соотечественников во всем мире, а это грозная и большая сила. Кто хоть сколько-нибудь знаком с историей армянского народа, невольно склонит голову в знак уважения перед его тысячелетней стойкостью и любовью к жизни. Евреям еще поучиться!
Мадьяру сказали, что формируется группа добровольцев для поездки в Карабах. Он пытался понять: «Зачем? Вы родились здесь, здесь ваши дома, семьи, какое вам дело до конфликта, который происходит за полторы тысячи километров? Ради чего вы хотите ехать и рисковать жизнью?» Ему отвечали: «Ты не поймешь. Там убивают наших братьев». Вот так. Все армяне были для них родными братьями!
Что побудило Мадьяра примкнуть к добровольцам, сейчас сказать нелегко. Он даже не понимал, в чем суть конфликта, да это и неважно. Фанатичная убежденность и патриотизм армян – вот что легло на душу, изрядно вытравленную от человеческих слабостей исправительной системой.
Решение Мадьяра о вступлении в отряд приняли как должное. Через несколько недель группа после суровых мужских проводов полулегальным рейсом вылетела из Минвод в Ереван.
Война окликнула Мадьяра на окраине Степанакерта. Разбитый вдрызг ночной тряской в грузовике, он привстал в кузове, чтобы лучше разглядеть памятник Неизвестному Солдату. В это же мгновение услышал проникающий низкий гул, а затем вместе с грохотом разрыва его отбросило на снарядные ящики. Странно, память сохранила эту «пьесу» в обратной последовательности: тугой удар, удаляющийся вой и приглушенный звук далекого взрыва. Афганский опыт, таким образом, с первых минут подвергся существенной корректировке. Да, одно дело метать снаряды и бомбы, иное – лежать под разрывами. Пошлое, конечно, рассуждение, ну никак не застревает в подсознании!
Добровольцев из Краснодарского края направили в Аскеран. Этот симпатичный городок расположился на дороге Степанакерт – Агдам, а по-военному – на направлении главного удара противника. Боевые действия здесь шли давно, потери с обеих сторон исчислялись сотнями жизней. У армян, оборонявших рубежи, каждый человек был на счету, поэтому подкреплению обрадовались и немедленно ввели в обстановку – вывели на позиции для эвакуации раненых.
Помогая спускать со скалистой гряды окровавленных, наспех перебинтованных солдат, Мадьяр украдкой поглядывал на товарищей. Бравады как не бывало. И потом, когда грузовик со стонущими, посеченными осколками бойцами запылил к Аскерану, он видел, как один из добровольцев нервно стирает кровавое пятно с рукава, другой беспокойно поглядывает на небо, третий что-то бормочет, стуча кулаком по раскрытой ладони. «Вот так и на меня смотрели там, у Кишима, после боя?» – подумал Мадьяр и вслух произнес те, далекие по времени и близкие по сути слова: «Ничего, обстреляется!» Он-то уже знал, что первый бой – как первая любовь, долго ждать не заставит, нагрянет. Именно нагрянет.
…Позиция была оборудована отменно, словно для инспекторов из армейского штаба. Окопы в полный профиль, ходы сообщения в рост, брустверы огневых позиций обложены мешками с грунтом. Местность впереди просматривалась как на ладони километра на полтора. Такую
