Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V

коровников. Следовало обеспечить суверену возможность отправиться туда, куда требовали дела. Также императоры, покидая определенное место, пытались за его счет пополнить свое имущество и оставляли на своем пути дворцы. Генрих II выбрал Бамберг, поскольку отсюда он намеревался лучше контролировать верхнюю долину Майна и его притоков. Конрад II по той же причине построил замок Нюрнберг.

Королевское имущество было не безграничным. Король не мог жить, пользуясь только своими ресурсами. Денежные средства были не столь малы, чтобы не позволить правителю приобрести то, в чем он нуждался. В течение долгого времени, пока он не получил в свое распоряжения органы, взимавшие деньги со своих подданных, ему было проще прямо прийти к ним и натурой взять долю их богатств, которую он считал в праве с них требовать. Во время своих поездок его приглашали знатные вельможи, которые были его вассалами, и прелаты, которые видели в нем наместника Бога. Гостеприимство стоило больших расходов; gistum или servitia, часто называемые servitium regis, королевской службой, предполагали, что у обязанных платить был большой доход. Размеры церковного состояния оправдывались тем же. Король не мог не жаловать епископам прав и имущества, превращавших их в вельмож, так как он ожидал от них службы, которая маленькому человеку была не под силу.

Итак, мы увидели, что Оттон II и Конрад II охотно останавливались у прелатов. Перечислим среди мест, где они останавливались, монастыри Ставело, Корвея, Верден, Рейхнейе, а также Регенсбург, Обер и Нидермюнстер, епископства Кельнское, Майнцское, Шпаурское, Вюрцбургское, Бамбергское и Регенсбургское. И хотя в Италии, куда императоры часто ездили и где они подолгу оставались, слова fodrum и servitium были неизвестны, обозначаемые ими реалии существовали на самом деле. В X в. значительно увеличилось количество дворов, где можно было остановиться, вдоль маршрутов путешествия короля от Павии до Генуи и от Вероны до Павии. Обычно они располагались в городах, и благодаря предоставляемым ими удобствам правители охотно задерживались там. Этот факт также необходимо принимать в расчет, чтобы объяснить значение Италии в имперской политике.

Как военачальник император нуждался в людях. В принципе он мог использовать право призыва на военную службу, в случае серьезной опасности он трубил clamor patriae, и свободные люди должны были ответить на этот призыв. В действительности же крестьяне были признаны наименее годными к военной службе, что, впрочем, лишь сокращало их свободу. Перед саксонскими milites agrarii, обязанными охранять замки, ставилась лишь оборонительная задача. Для важных кампаний мобилизовали, главным образом, loricati, тяжелую кавалерию. Судя по данным indiculus loricatorum, датируемого 981 г., regnum teutonicum могло отправить на юг Альп около 6000 человек верхом, вооруженных с ног до головы, из которых треть состояла из епископов или аббатов, а остальными были герцоги, маркграфы и другие прямые вассалы короля.

Войска предоставлялись также Италией; именно поэтому Конрад II благоприятствовал вавассорам и стремился к примирению с капитанами; и те и другие относились к militia regni, королевской армии. Все эти войска редко распускались в одно и то же время. Их снабжение представляло неразрешимую задачу. Например, для подобных операций на полуострове император располагал значительными военными средствами. Однако приходится сомневаться, что они были вполне приспособлены к задачам, которые должны был выполнять. Ужасное поражение при Котроне в 983 г. и эпидемии, часто поражавшие людей, сменивших климат, заставляют думать, что эти войска, несмотря на свою многочисленность, не были действительно эффективными.

Система, используемая императорами для выполнения своих задач, сохранения мира и справедливости, по большей части была заимствована в каролингском государстве. Связи, которые объединяли земли и людей трех королевств, были довольно слабы. То, что удавалось сеньорам, собиравшим разнородные части и объединявшим их в жестких структурах, императору было не доступно. Пространство, которым он правил, было слишком обширным. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять невозможность такого предприятия. Чтобы преодолеть империю с севера на юг, нужно было скакать верхом более двух месяцев. Королю Франции хватало чуть более недели, чтобы объехать свои владения из конца в конец, а чтобы добраться от Орлеана до Парижа, достаточно было трех дней.

Главная мысль: священная монархия

Деяния, свершенные императорами при посредственном вооружении и в невероятно трудных условиях, впечатляют. Они избавили свои государства от набегов венгров, а также, хотя и с большим трудом, от натиска славян. Они расширили границы, подчинив своей власти Лотарингию, установив по примеру Карла Великого свою власть над королевством Италии и присоединив земли, некогда подвластные Лотарю, путем настойчивых и ловких переговоров о присоединении к империи королевства Бургундии. Влияние, которое они имели за пределами своих обширных владений, образованных этой «триадой», было столь длительно и сильно в Богемии, что это герцогство фактически попало под императорский протекторат. С Польшей и Венгрией на востоке и с Данией на севере были налажены крепкие отношения, даже если зачастую они и накалялись. Напомним, что Ольга, княгиня киевская, в 959 г. обратилась к Оттону I за поддержкой своих планов крещения Руси, а спорные вопросы между басилевсом и императором не мешали им заключать браки между их домами. На западе Капетинги должны были волей-неволей отказаться от Лотарингии, и, хотя соглашениям, которые смогли заключить Генрих II с Робертом Благочестивым и Конрад II с Генрихом I Французским, не хватало искренности, нарушение добрососедских отношений между обоими государствами со стороны Каролингов так и не достигло драматического накала.

Политика императоров не всегда совпадала с интересами знати, и мы видим, что при всех королях вспыхивали мятежи, которые нелегко было полностью усмирить. Ни один из них не смог вынудить правителя сложить с себя полномочия. Герцоги не смогли воспользоваться кризисами ни 983, ни 1002, ни 1024 гг., чтобы отнять корону у семьи, получившей ее в 919 г., однако выборный характер монархии делал возможным это изменение. Зачастую выборы проводились в условиях, нарушающих установленный порядок, так как царствующий правитель просил у знати избрать своего сына, чтобы его можно было привлечь к управлению государством, и тот становился королем. Оттон I прибег к этой процедуре в 961 г. Ни состав выборщиков, ни точные формы опроса нам не известны. В этой процедуре должны были участвовать все народы, и поскольку их представители не могли быть собраны сразу, к ним отправлялись, чтобы узнать их мнение, например в Саксонию, как это сделали Генрих II и Конрад II. Епископы часто играли очень значительную роль при предварительном обсуждении. Вспомним о Виллигизе Майнцском, поддержка которого стала решающей, когда Генрих Баварский добился права наследовать Оттону III. Напомним также, что решение должно было быть единогласным, а не приниматься большинством голосов. Оно проявлялось в клятве верности, приносимой избраннику королевской знатью до ритуала коронации. В принципе представители знати могли бы выбрать кого-то, не принадлежащего к царствующей семье. На самом деле ничего подобного не происходило. Должны были соблюдаться два критерия: зрелость кандидата, его возраст и его личные качества, а также кровное родство. Упоминая об этом праве королевской крови (Gebliitsrecht), Виллингз отклонил кандидатуры маркграфа Мейсенского и герцога Швабского в 1002 г. Чтобы выборы не превратились в простую формальность, в 1054 г. знать, избрав Генриха IV по просьбе его отца, заявила, что они сохраняют право пересмотреть свое решение, если ребенок проявит себя неспособным управлять государством. Теоретическая мера предосторожности. Все правители, даже Салии, были потомками по женской или мужской линии Генриха I и Матильды.

Безусловно, эта верность династическому принципу объяснялась традиционными представлениями германских народов, видевших в королевском происхождении, stirps regia, особую харизму, священную силу, мистическая власть которой, тонко показанная Марком Блошем, была очевидным признаком. Парадоксально, но церковь, как мы видели, высказывавшаяся за сохранение наследственного перехода власти, в принципе скорее враждебно относилась к этой концепции, подчеркивая значение способностей, действительно проявляемых кандидатом к выполнению своих обязанностей. Поспешим заметить, что среди представленных нами деятелей не было бесцветных личностей. Идеализм одних