Гадая, когда Бергман решит выползти из своей пещеры и вернуться в реальный мир, я подумала, что ждала бы терпеливее, если бы делала это стоя. Поэтому я всю мебель из гостиной отодвинула к стенам, как выстраивают ошалелых детишек на рождественском утреннике.
Тэквондо — первое их выученных мною боевых искусств. Мама послала меня учиться в восемь лет, так что к одиннадцати годам у меня уже был черный пояс первой степени. С тех пор я отрабатывала и много других дисциплин, но тэквондо осталось любимой. Я начала с белого пояса и тяжким трудом прошла все стадии на пути к теперешнему своему рангу: черному поясу пятой степени. Когда я закончила, ребра выстукивали сигнал «SOS» по легким, а треники пропитались потом, так что я пошла в душ.
По дороге я выглянула в окно.
— Вымерло все. Весь штат мается похмельем, — сказала я себе, и тут до меня дошло, что уже Новый год. Принять решение начать новую жизнь? Лучше относиться к бабушкам и кошкам? Меньше ругаться? Выучить новый язык?
— Есть! — сообщила я своему отражению, входя в ванную и раздеваясь. — Я выучусь ругаться на новом языке.
Будь здесь Эви, она бы закатила глаза.
«Жас, это не значит ругаться меньше», — сказала бы она.
«А вот тут-то ты и ошибаешься, маленький круглый кузнечик, — ответила бы ей я со своим лучшим акцентом китайского продавца из бакалеи. Ей он нравится, потому что у меня получается ужасно. — По- английски я стану ругаться меньше, и я буду изучать новый язык».
Под этим вторым душем я понежилась, а потом потратила время на бритье, выщипывание, косметику и прочее приведение себя в подобие порядка. Теперь, в черных джинсах, в сиреневой футболке с длинным рукавом и рисунком доисторической пещеры, я была готова — готова ждать дальше. Вот в такие минуты мне больше всего не хватало Эви. Она из тех, с кем легко — спокойная, нетребовательная, неназойливая, как я. Иногда я думаю, что нам повезло оказаться солдатскими детьми: все эти переезды заставили нас подружиться между собой, потому что любая другая дружба долго не протянется, и мы это знали.
Я рухнула на кровать, включила телевизор и взяла колоду. Пока Опра помогала какой-то бедной нескладехе отпустить призрак ее издохшего попугая, я тасовала карты. Ну да, признак больных нервов. Но мне нравится, как они щелкают. Куда более приятный звук, чем перестук собственных мечущихся мыслей, гоняющих в мозгу по замкнутому кругу, как гоночные машинки в детской игре, где нет победы, нет конца, только бег по кругу, по кругу, пока не захочется лечь на рельсы с оживленным движением и надеяться, что Дадли Справедливый будет в эту минуту чем-то занят.
Бергман позвонил как раз, когда я переключила канал и — можете себе представить? — Дадли Справедливый мчался по экрану, гоня Коня задом наперед, потому что именно так ездят по дремучим лесам Канады бравые солдаты конной полиции.
— Жасмин? У тебя там безопасно?
— Говорить можно, — ответила я. — Чем ты сейчас занят?
— Ничем.
Это значило, что у него варятся несколько сложнейших и совершенно секретных проектов, которые он обсуждать не хочет.
— Отлично. Тогда у тебя найдется немного свободного времени?
— Может найтись. Что тебе нужно?
— Подкрепление. Сильное подкрепление со всеми прибамбасами. Через сколько времени ты сможешь оказаться в Майами с машиной?
Долгое молчание — Бергман вел подсчеты в уме.
— Когда я тебе буду нужен?
— После заката меня устроит.
Я засмеялась, но до него дошло.
— Я выеду вечером и позвоню тебе, когда буду въезжать в город.
— Класс, — ответила я, и мы повесили трубки. Что мне нравится у Бергмана, это что он любит оставлять подробности для разговора лицом к лицу. — Не волнуйся, Вайль, — сказала я, глядя на стену, будто смотрела сквозь него, прямо к нему в комнату. — Подмога уже в пути.
Глава восьмая
Машину такой мощности, как мне нужна, в аренду сдать никто не мог, пусть я даже собиралась использовать ее лишь до приезда Бергмана, так что пришлось брать ее в лизинг. Покончив с этим делом, я остаток времени до заката провела за перестановкой мебели, выбрав расположение совсем не такое, как предпочитал отель, и думая, что местным дизайнерам я могла бы устроить мастер-класс. Эви всегда, когда я прихожу, заставляет меня смотреть телесеть «Дом и сад», и тамошние декораторы одобрили бы уютный уголок для бесед, который я тут построила. Теперь только осталось сообразить, зачем он мне понадобился.
Меня как раз потянуло потасовать карты в ответ на эту новую загадку, как наступила темнота. Странный звук из комнаты Вайля заставил меня вскочить на ноги. То ли он что-то глотал, то ли ловил ртом воздух, — в общем, вопль из глотки, не умеющей вопить.
Раньше, чем звук затих, я оказалась у него в комнате со «Скорбью» в руке, курок взведен.
Вайль стоял перед накрытой тентом кроватью, уставившись на меня так, будто я влетела протыкать его кольями и топить в святой воде. И он был голый.
— Ой! — Я прикрыла глаза рукой и отвернулась. Это было излишне, но вид великолепного бледного тела всколыхнул мои консервативные среднезападные принципы — в том числе тот, что нельзя глазеть на голых мужчин, которые еще тебе не принадлежат. — Извини! Я услышала шум, решила, что ты в опасности, и прибежала спасать. Ухожу, ухожу.
Я двинулась к двери.
— Нет, останься. Тут… тут была… — Он замолчал, собрался. — Я нашел у себя в чемодане змею.
Я обернулась туда, куда он показывал. Чемодан лежал на боку между кроватью и стеной.
— Что за змея? — спросила я.
— Большая. Но она не шевелилась. Я думаю — я почти уверен, что она дохлая.
Ух ты. Он отлично собой владел, если учесть его отношение к безногим рептилиям.
Я подвинулась к чемодану, ногой поставила его ровно.
— Я вижу только вещи. Нужна твоя трость.
Он пошел за ней к комоду, а я спросила:
— Это значит, ты до сегодняшнего утра не открывал чемодан?
— Все, что нужно для вечера, было в сумке. А пижаму, как ты видишь, я не ношу.
Я взяла трость левой рукой, потому что в правой была готовая к работе «Скорбь». Концом трости откинула рубашку, пару шелковых боксерских трусов — и вот она. Длинная коричневая гремучая змея, толщиной с детскую руку.
Я потыкала ее — безрезультатно. Змея не свернулась, не затрещала, вообще не шевельнулась.
— Ты прав, она дохлая.
Он кивнул.
— Ты думаешь, она была живая, когда ее подложили мне в чемодан?
— Ну, в общем, да. Наверное, умерла либо от грубого обращения с чемоданом, либо от холода в багажном отсеке самолета.
Он снова кивнул.
— Кто-то не хочет, чтобы мы выполнили задание.