одном взгляде на море. О нем нельзя сказать «синий», «голубой» или «зеленый». Только «цвет морской волны» что означает «приезжайте и увидите сами, какое оно».
Приезжайте и смотрите, как белоснежные яхты скользят по волне над прозрачной бездной, как вздымаются изумрудные громады гор Сьерра Мадре, отгораживая восхитительный залив вместе с прилепившимся к нему городом от остального мира. Как длиннохвостые попугаи резвятся в зарослях и пристают к туристам, выпрашивая лакомства, а голенастые фламинго танцуют друг для друга, сгибая колени и распушая розовые перья. Как уходит в бесконечность длинный серп золотых пляжей, присыпанных ярким конфетти шезлонгов, зонтиков от солнца и пестрой одежды, скинутой купальщиками…
Джинджер и Вэл остановились в двух соседних номерах на десятом этаже белоснежного отеля, балконы которого были разделены фигурными решетками. Теперь они блаженствовали в плетеных креслах балкона по разные стороны решетки, любуясь потрясающей панорамой, открывающейся сверху, потягивая сок из запотевших бокалов и лениво переговариваясь, Она вытянула свои точеные ножки с красиво очерченными коленями и устроила аккуратные ступни между перекладинами перил. Джинджер трудно было чем-то удивить. Пресыщенная возможностями обеспеченного мужа, она посещала гораздо более звездные отели и привыкла летать первым классом. То, что предложил ей Вэл, безусловно, произвело бы неизгладимое впечатление на девушку из небогатой семьи. А Джин сначала морщила носик, сталкиваясь с низковатым для себя уровнем сервиса.
Почему номер не люкс? Почему телевизор в нем не самой последней модели? Почему в полете предлагали более бедное меню, чем обычно? Где подарочная бутылка шампанского от администрации отеля?
Но странное дело – Джинджер совсем не хотелось скулить и скандалить по этому поводу.
Если бы они приехали сюда с Алексом и ей не понравился цвет обоев или кислая улыбка горничной, Джин непременно потребовала бы найти что-то более достойное. Но рядом с Вэлом ее неожиданно поглотила дивная атмосфера умиротворения и радости.
И отель на самом берегу… Вэл хотел порадовать ее удивительным видом на море и тем, что пляж прямо под балконом. Ему это удалось.
Джинджер не хотела думать даже о том, что в зоне у самой воды шумно по ночам от гуляющих туристов и здесь не очень-то выспишься.
Она ощущала вокруг себя не стены номера и присутствие обслуживающего персонала, а близость моря, солнца и бездну воздуха. И еще – спокойствие оттого, что рядом – друг, с которым не надо поддерживать светскую беседу и можно даже на минуту забыть о его существовании, но в то же время испытывать прекрасное неодиночество.
Тем временем Вэл призывал на помощь все свое воспитание и чувство такта, чтобы найти в себе силы и отвести жадный взгляд от великолепных ног Джинджер. И какой злодей изобрел женские шорты, коротенькие, как трусики, которые оставляют открытыми волнующие бедра и подвергают выдержку мужчины столь тяжкому испытанию!
О, эти ноги, сияющие легким загаром, безупречной формы, горячие, зовущие… Изящные лодыжки, покрытые едва заметным золотистым пушком, выгоревшим на солнце… Длинные тонкие пальцы с аккуратными розовыми ноготками…
Вэл отвел глаза и помотал головой, борясь с охватившим его вожделением.
– Не желаешь совершить небольшую экскурсию? – предложил он Джинджер. – Я хочу, чтобы ты увидела нечто особенное.
– Да? Что же? – Джин лениво повернула голову в сторону собеседника. Двигаться совершенно не хотелось, но было бы жаль проваляться все время в кресле на балконе.
– Ты слышала когда-нибудь о так называемых клавадистах? – поинтересовался Вэл.
– Нет. Кто это? Какое-нибудь политическое течение? – поморщилась Джин. Ей давно осточертели разговоры о политике и подковерных интригах, которые вели ее высокопоставленные гости – верхушка города, разбавленная опальными политиками, вынужденными уехать из столицы и занять более скромные должности в Далтонморе.
– Нет, это гораздо лучше. Пойдем, сама увидишь. – Вэл вскочил и взялся за ручку двери, ведущей в его номер.
– О'кей, пошли, – согласилась Джинджер, поднимаясь и неторопливо потягиваясь. Все что угодно лучше, чем политика.
Состав гостей, навещавших светскую гостиную Джинджер Сноухарт, не, был странен, учитывая положение ее мужа.
Когда Алекс и его младший брат Остин еще были детьми, их отец оставил семью, уехал в Вашингтон и сделал карьеру. Сноухарт-старший выиграл выборы в сенат США, женился на юной девице с белозубой улыбкой и силиконовой грудью и на какое-то время думать забыл о своих отпрысках, к которым его безумно ревновала новая жена.
Мэри Сноухарт, мама мальчишек, была слишком горда, чтобы о чем-то его просить. Со временем она снова вышла замуж, отчим неплохо ладил с детьми, семья жила тихо и скромно, имея небольшой, но стабильный доход.
Спустя годы у сенатора Сноухарта, как ни странно, проснулась совесть. Силиконовая красотка не торопилась осчастливить его наследником, и он вспомнил об оставленных сыновьях.
Однажды в дверь их дома в Далтонморе постучали, и на пороге возник Уильям Р. Сноухарт в огромной кепке и черных очках, призванных защитить его от объективов папарацци.
Провинившемуся сенатору пришлось долго убеждать Мэри принять его помощь, умолять и даже шантажировать, грозя отсудить детей. В итоге долгих переговоров бывшая супружеская чета сошлась на том, что Уильям даст мальчишкам достойное образование, передаст им часть имеющихся у него акций крупного холдинга и в дальнейшем поможет в карьере, но жить они останутся в Далтонморе.
Между нами говоря, Сноухарту-старшему совсем не хотелось, чтобы его теперешняя благоверная пронюхала о проявлениях его внезапного приступа отцовского чувства, и сенатор предпочитал держать сыновей на расстоянии, сведя встречи к минимуму и следя за их судьбой втайне.
Он оставил им номера своего служебного и мобильного телефонов, дал рабочий адрес, на который они могли писать письма, и с чувством выполненного долга удалился обратно в Вашингтон.
Так и вышло, что Алекс получил неплохой доход, отучился в Гарварде и вернулся в родной город, чтобы занять престижный пост в мэрии, а теперь по его стопам шагал Остин, который после получения диплома делал аналогичную карьеру в Сиэтле, Джинджер видела мистера Сноухарта-старшего лишь однажды, в день своей свадьбы. Впрочем, сенатор был очень мил и обходителен, оставил ей свою визитную карточку и приглашал обращаться за помощью в любой момент.
Они иногда обменивались звонками вежливости и присылали друг другу открытки на Рождество, которые Алекс ехидно именовал не иначе как «приветики от любящего папочки».
Алекс злился на отца за то, что тот бросил семью, а еще больше – за то, что он смог купить себе индульгенцию за деньги. Несмотря на это, Сноухарт-младший периодически ловил себя на том, что повторяет многие черты и шаги родителя. Женился на красотке, едва достигшей совершеннолетия (с той поправкой, что очаровательный бюст Джинджер являлся абсолютно натуральным), и супруга принялась превращать их дом в аналог закрытого элитного клуба… Ловко маневрировал среди тайных недоброжелателей, чтобы сохранить власть. А по выходным вместо отдыха обсуждал за коктейлем в кругу городской верхушки, как подскочившие цены на нефть скажутся на международных отношениях.
Не о такой жизни он мечтал. Ему грезились далекие острова, путешествия, тайны морей и удивительные открытия… Но раз ступив в порочный круг, выбраться из него Алекс уже не мог. Когда он уступил настояниям отца и отказался от намерения поступать на факультет океанологии, ему казалось, что это временный компромисс. Что сейчас он выполнит родительскую волю, а потом, когда немного повзрослеет и встанет на ноги, бросит все, получит второе образование и выберет новую, желанную и интересную профессию, а все происходящее будет воспринимать только как полезный и поучительный жизненный опыт из серии «как жить нельзя».
Но трясина засосала. Годы шли, а духу исправить ошибку юности не хватало. Все более косным становилось мышление, все меньше блеска оставалось в глазах, все труднее становилось что-то менять. Алекс Сноухарт ощущал, что ему не хватает воздуха, чтобы глубоко вдохнуть и сделать новый шаг.
