четырнадцати.
— А где мама?
— Умерла…
Такие дела. Живут в деревянном служебном доме, у них три комнаты. Максим в детстве рассказывал, что Женьку и Машку лупят проводом от утюга. И ругаться родители начинают с утра, как проснутся.
Ребята посидели на веранде, Максим накормил их вареной курицей и копченой скумбрией, выпили немного коньяка из фляжечки, и Максим повез их искупаться на озеро, а потом домой. Женька такой же ребенок, только стал крупнее и задумчивее. Ходил вдоль улиц, собирал по канавам ранние подберезовики.
Я пригласил его заходить. Дал немного денег. Они перетащили мне печку-каминчик из одного домика в другой. Ашот сказал, что будет опекать Женьку, поможет разобраться в жизни.
Женька, слегка выпив: «Нет, я буду жить хорошо! Наведу порядок в доме, пойду работать, выгоню черножопого, у меня всё будет!»
Пишу статью. Много написал, а сказал мало. Переделываю третий раз, третий день. Ольга в городе.
Вчера Алине-Марии исполнилось четыре месяца. Послал им недавно денег. Марина вчера звонила с юга, сказала, что получили.
Вчера с Ольгой попраздновали 25-летие нашего сына Максима. Он в городе со своей девушкой. Ольга выпила шампанского, я безалкогольного пива. Абрикосы, черешня, клубника. Хочу встретиться с Максом и серьезно, по-мужски, поговорить. Учится в аспирантуре и работает неделя через неделю геодезистом на строительстве трубопрокатного стана в Колпине — Скворцов устроил. Но что такое «учится в аспирантуре» мы знаем, проходили. Не потратил бы впустую молодые годы…
Игорю Логвинову:
Был в поездке — ездил продавать крымское «поместье» в Феодосии, наш маленький домик на горе Тёпе-Оба. Продал. Ольга категорически отказалась ездить в отпуск на юг и лазать по несколько раз в день на гору. Сначала деликатно молчала, понимая, как я радуюсь югу и морю. Потом стала пыхтеть.
Цены выросли, и наша будка, которую мы покупали за 250 долларов, ушла за 3500 евро.
Вот и мы с Ольгой стали спекулянтами недвижимостью!
После поражения на Куликовом поле Мамай бежал в Крым, в Кафу, сиречь Феодосию, где был убит соперниками в следующем 1381 году. Видимо, сам князь Кият Мамай был не татарского, а половецкого происхождения, но женат он был на дочери хана Бердибека из царственного рода Чингизидов.
Вот туда, где убили Мамая, я и ездил, на гору Тёпе-Оба, где у нас был домик с садом. А теперь мы его продали.
С этим Мамаем и моим небесным покровителем Дмитрием Донским, который его разбил в 1380 году на Куликовом поле, тоже интересно. У них — побежденного и победителя — через несколько поколений будет общий потомок — первый русский царь Иван Грозный. По отцу Иван Грозный восходит к победителю Куликовской битвы святому Благоверному великому князю Димитрию Донскому, а по материнской линии — к золотоордынскому темнику Мамаю, потерпевшему тогда сокрушительное поражение на Дону.
Таким образом, завоевание царем Иоанном Васильевичем Грозным Казанского и Астраханского царств, явилось не только геополитической задачей, но и семейной — возврат наследия Чингисхана, с которым Грозный через супругу своего пращура имел кровное родство. Это я вычитал в Интернете, когда готовился к поездке.
В поезде Петербург — Феодосия, в нашем купе, парень наркоман чуть не отдал душу Богу. Я заметил его открытые в дневной дреме глаза, стал тормошить, нашли врачей, сдали в Белгороде, перед самой границей, в скорую помощь. А с виду — приличный парень, саксофонист. Ехал в Коктебель на халтуру, на каждой остановке ходил курить с железной трубочкой. Саксофон и сумки мы сдали под опись скорой помощи. Второй экземпляр оставили проводнице. И моя книжка «Чикагский блюз», подаренная парню, тоже попала в эту опись. Может, найдет меня потом, позвонит?
Елизавета, дочка Ирины Гурьевой-Стрельчунас, восьми лет, когда ее папа-француз, деликатно сказал, что теперь он будет жить с другой тетей, дескать, так многие живут, плюнула в его сторону, поддала ему ножкой и сказала, что он ей больше не отец. Повторяю: восьми лет девочка! Врач-психолог, наблюдавший девочку с пяти лет по поводу якобы слабоумия, узнав о ее поступке, сказал, что прогресс налицо.
Ирина с Елизаветой тоже оказались в эти дни в Феодосии, они каждый год ездят туда — Ирина родилась в Феодосии, работала в музее А. Грина, там похоронены ее родители.
А наши с ней литовские прадеды, георгиевские кавалеры, погибшие при крушении царского поезда в 1888 году, лежат в питерской земле. Пару лет назад я возил их на это заброшенное католическое кладбище, где стоит лишь костел работы Бенуа.
Странные бывают поводы к дружбе — например, дружба предков, которых ты никогда не видел и не знал. И какое-то душевное тепло идет сквозь века и теплит твою душу, и Ирина с дочкой Елизаветой мне не чужие люди. Даже Ольга не ревнует, понимает.
В фантасмагорической повести «Бесплатное кафе» будет неясной ориентации церковь, в которой поют «Калинку-малинку», репертуар Пугачевой, и т. п. Тарелочные сборы собирают лица с персидскими глазами в камилавках — требовательно смотрят на прихожан, не уходят, пока на тарелку не положат деньги, строят понукающие гримасы… Молебны за здравие имеют свою шкалу цен — в зависимости от сложности просьбы, обращенной к богу. Эту сложность и цену вычисляет на калькуляторе специальный человек в строгом пиджаке и шляпе…
Вчера вновь ездили на лодке брать лещей с Сергеем Алешиным. Взяли штук семь-восемь, плюс разной другой рыбы. Всего — 12 кг на двоих. Мне не везло — я поймал всего одного леща, но Серега отвалил мне весомо.
Пару дней назад закончил рассказ «Грустный июль». Дал почитать Ольге — обревелась. И я плакал, когда писал. Отослал Евгению Каминскому — он вернул с небольшими изъятиями, как он выразился — убрал лишнее. Прочитал — не плачу. В чем дело, что он убрал? Вроде мелочи — одно-два слова на эпизод. А эффект потерялся. Почему?
Делаю разную мелочевку для газет, журналов, сборников. Работаю с блокадными железнодорожными записями. Лето сухое, теплое, трава едва растет, газонокосилку выводил всего три раза.
Попал в отборный список Всероссийской литературной премии им. Александра Невского с «Записками ретроразведчика». Учредители премии — Союз писателей России и компания «Талион», которой отдали наш
