Я крикнул: «Да здравствуют советские неформалы — пружина перестройки! Ур-р-а!» Хотел еще крикнуть: «Позор советским проституткам! Ура!», но Ольга запретила.
Народ раскован, весел, полон энергии — раньше такого не было.
Мощным ветром из метро у меня с головы сорвало кепочку — она улетела в толпу. Хорошая была кепочка…
Суров познакомил с писателями: Валерием Прохватиловым, Владимиром Насущенко, поэтессой Аллой Володимировой, поэтом Дмитрием Толстобой.
Дал им почитать свою повесть и рассказы. Одобрили, приняли в свой круг. После ужина сидим, трендим за кофе или чаем в большом номере Сурова.
«Если бы народ не покупал телевизоры, нам бы стали раздавать их бесплатно», — изрек бывший судовой механик Насущенко. Я с ним согласился.
Прохватилов: «В пишущей машинке не было буквы „д“. Тексты получались такие: „Уважаемый товарищ реактор!“, „На ваше реакционное заключение…“»
Пытаюсь бегать по утрам. Идут дождики, у залива ветрено и неспокойно. Пахнет тиной, и влажно хрустят обломки тростника. Ни души. Свет в номерах зажигаем часа в два.
Прохватилов рассказывал про КГГ (Клуб Глеба Горбовского), и пагубное участие в нем Александра Житинского. Хороший поэт Глеб Горбовский, автор блатной песенки «Когда качаются фонарики ночные», хулиганивший и скитавшийся в детстве, сильно пивший в молодости, организовал клуб писателей- алкоголиков, чтобы уберечь их от наущений дьявола. В клуб мог прийти любой член СП, решивший завязать с выпивкой. И вот заглянул однажды А. Житинский, шатавшийся по Комарову с похмелья. Посидел, послушал правильные и проникновенные речи, покивал, заскучал и смылся в магазин. Выпил, настроение поднялось, стал колбаситься под окнами, пел песни, заигрывал с девушками. Горбовский демонстративно прикрыл форточку своего номера, где заседал клуб трезвых писателей. Народ стал ерзать и сваливать с заседания, примыкая к гусарившему. Потом А. Ж. присел на лекцию литературоведа В. Д. Мануйлова о Сергее Есенине, которую тот читал шахтерам с первого этажа.
— Вот именно — гениальный! — соглашался он с Мануйловым, ставя в воздухе восклицательный знак. А потом запел «Клен ты мой опавший». Шахтеры дружно подхватили, подпел и Мануйлов. Шахтеры долго не отпускали А. Ж. из своей компании, сокрушаясь, что так поздно познакомились с настоящим писателем.
Закончил «Записки шута»! Получилось 222 страницы. Гора с плеч!
Б. Ельцин — первый секретарь Московского горкома партии — подал в отставку. И сказал на пленуме, что перестройка ничего не дает простому народу. В Комарове только об этом и разговоров. Не слышно треска машинок в номерах, все кучкуются и обсуждают новость.
Вчера сдал в «Советский писатель» рукопись книги, назвав ее «Записки шута». В ней три повести: «Феномен Крикушина», «Мы строим дом» и «Записки шута», объем 26 авторских листов.
И как камень с плеч свалился. Работал по четырнадцать часов в сутки — вставал из-за стола только, чтобы сходить в туалет и перекусить. Сдал!
Впереди внутренние рецензии, редакционное заключение и т. п.
Снилась сегодня мама, она умирала, я обещал стать писателем и написать о нашей семье. Умирала она в Зеленогорске, но не скоропостижно, а с капельницей, поставленной у кровати, и в новом доме. Снился потом отец — не помню как. Еще снился брат Володя.
Трое умерших пришли ночью к моему изголовью — к чему бы это?
Странный сон, и впечатление от него грустно-тяжелое.
Новый год справляем дома. Привез шампанское, которое сейчас в дефиците, большие красные яблоки, апельсины.
Перечитываю «Сказание о Юзасе» Балтушиса. Сильная вещь. Она нужна мне для задуманного романа.
Что сделано в 1987 году?
1) Сдал книгу в «Советский писатель», 26 авторских листов, три повести.
2) Слегка сократил для «Молодого Ленинграда» повесть «Феномен Крикушина».
3) Сдал в производство повесть «Мы строим дом» — в «Молодую гвардию», обещают выпуск в 1988 году.
4) Закончил «Записки шута», 222 стр. Наконец-то!
5) Задумал роман. Писать не начал, строю поэпизодный план на большом листе миллиметровки. Вычерпываю из себя материал, и пытаюсь увидеть вещь в первом приближении.
Чего желаю себе в 1988 году?
1) Чтобы вышли «Феномен Крикушина», «Дом» и «Записки шута» в «Советском писателе».
2) Написать отличный роман на том материале, который сейчас достаю из себя.
3) Резко поправить здоровье через спорт.
4) Не тратить время попусту, избавиться от вредных привычек, которые этому способствуют.
5) Стать спокойнее — нервы! Особенно, дома. Не обращать внимания на житейские мелочи.
6) Приучить себя систематически работать за письменным столом! Систематически!
7) Завязать отношения с игровым кино или театром, попробовать себя в качестве драматурга.
Вперед!
1988 год
…Смотрю на писателей и думаю: когда же они достанут из столов заветное и опубликуют? В журналах — возвращенная и лагерная проза; много воспоминаний; множество обличительной публицистики. О Ленине, Сталине, Жданове, Молотове, Кагановиче, Хрущёве, Троцком, Бухарине, Пятакове, Рыкове, Радеке, Ежове, Берии и проч. Читается запоем. И пока эта волна не пройдет, пока не скажется вся правда, современная литература не появится в журналах. Так я думаю. У нее сейчас вынужденный тайм-аут. Не хватает ей журнальных площадей.
Или самой литературы не хватает?..
Смотрели с Ольгой «Забытую мелодию для флейты». Подзаголовок — первая кинокомедия эпохи перестройки. Режиссер Эльдар Рязанов. Там есть строки:
Мы не пашем, не сеем, не строим,
Мы гордимся общественным строем.
Средний фильм. Сейчас, когда все разрешено, выясняется, что сказать-то и нечего. Многие, кто ссылался раньше на запреты, сейчас откровенно обескуражены. Несколько лет назад и смех считался отвагой. Точнее, сатира. Пиши про водопроводчика или тещу. Про начальника отдела уже нельзя. Помню, в «Вечерке» меня укоротили с одним рассказиком:
— Начальника отдела надо заменить руководителем группы. А лучше, старшим инженером. А еще лучше младшим научным сотрудником.
— Почему? — не хотел укорачиваться я. — Не может мэнээс давать такие указания. Рассказ не
