подозревают об угрозе, вполне может рассчитывать на быструю победу. В Сэй варваров ожидает щедрый урожай. Скоро начнутся зимние дожди, это верно, и внутренние провинции не смогут выставить против дикарей свои войска до самого конца весны, а к этому времени хан уже возведет прочные укрепления, если он действительно намеревается захватить Сэй и удержать ее.
Качая головой, Комавара вновь обвел взором южный горизонт.
— Скорее это обычная пыльная буря, брат. — Он указал на запад, где также появилась туманная дымка. — Еще одна армия? Почему же тогда она уходит прочь от Сэй? — Комавара бросил взгляд на север и восток, но других подтверждений своего довода не нашел. — Сколько ехать до лагеря?
Суйюн повернулся к Каламу.
— Мы будем там еще до заката, князь.
Снова покачав головой, молодой сэйянец жестом приказал варвару вести их.
За день после засады, устроенной дикарями, многое изменилось. Комавара очень неохотно согласился взять Калама проводником и отпустил его соплеменников. Они заменили хромую серую кобылу на одну из лошадей, принадлежавших пустынным охотникам, и двинулись по направлению к лагерю несуществующей, по мнению князя, армии.
На ночь Калама связывали и по очереди дежурили, но родичи дикаря больше не делали попыток напасть в темноте. Сейчас путники продвигались заметно быстрее. Калам вел их, безошибочно минуя ложные повороты и тупики. Он оказался превосходным проводником, и даже Комавара стал относиться к нему менее подозрительно после того, как однажды утром охотник убил змею и снабдил князя мясом на завтрак.
Суйюн, погруженный в тревожные раздумья, ехал молча, изредка поглядывая на Комавару. Теперь на поясе у северянина висел меч, а его тонзура начала зарастать. Ни он, ни Суйюн не разговаривали на эту тему. Они знали, что, если попадут в руки вождя племени, которое собирается идти войной на империю, уже не будет иметь значения то, что они целители… особенно если хан жаждет заполучить ботаистский талисман.
Эта мысль заставляла Суйюна беспокоиться о безопасности брата Хитары, хотя в облике бродячего монаха было нечто, позволявшее Суйюну предположить, что как раз об этом человеке ему стоит тревожиться меньше всего.
Примерно за два часа до наступления темноты Калам привел их к подножию скалы.
— Путь изменился, князь, — сказал Суйюн. — Здесь мы должны оставить лошадей и идти пешком. — Он поднял глаза на утесы, вздымавшиеся над ними, и Комавара проследил за его взглядом.
— Опять карабкаться по скалам?
— Да.
Комавара страдальчески закатил глаза и слез с лошади.
Калам уверенно пробирался вверх, лавируя между растрескавшимися выступами и обломками каменных глыб. Подъем оказался трудным, однако ни крутым, ни опасным. На лице Комавары читалась явная радость от того, что им не пришлось повторять головокружительное восхождение в ущелье Дендзи, по сравнению с которым это выглядело просто прогулкой.
Наконец Калам жестом скомандовал спутникам остановиться, выбрал место для обзора и спрятался за камнями, выискивая что-то глазами — что именно, Суйюн сказать не мог. Затем охотник взмахнул рукой, подозвал их к себе и подал знак молчать. Добравшись до камней, за которыми скрывался Калам, Суйюн осмотрелся и увидел, что внизу, в тени скалы, стоит часовой, облаченный в светло-серые одежды, такой же тюрбан и сапоги.
«Он здесь так же не к месту, как цветущий сад посреди пустыни», — подумал Суйюн — часовой был одет с излишней роскошью. Детали его одежды можно было разглядеть даже на расстоянии, и Суйюн ясно видел золото, которым был украшен эфес меча и рог, висевший на плече воина. Он опирался на длинное копье и сосредоточенно смотрел перед собой.
— Этот на посту не заснет, — шепнул Комавара.
Калам кивнул и, прижав палец к губам, снова повел их вверх через узкую расщелину, с удвоенной осторожностью следя за тем, чтобы случайный камешек не осыпался вниз. Еще дважды они выходили в такие места, откуда был виден часовой; по всей вероятности, он не подозревал об их присутствии.
Вскоре они обошли второго дозорного и вновь поразились богатству его одеяния. Суйюн посмотрел на пропыленную одежду их проводника, затем снова перевел взгляд на часового. Это не воины степей, определил Суйюн.
Трое путников начали спускаться. Они подошли к краю скалы, и здесь Калам остановился. Суйюну показалось, что среди скал гуляет эхо молитвенных песнопений — низкий, зловещий гул, — но это мог быть просто ветер.
Распластавшись на животе у самого края, пустынный охотник немного подвинулся и заглянул вниз, потом помахал своим спутникам, и они тоже сползли вниз на животе.
Они свесились над краем и, присмотревшись повнимательнее, заметили пещеру, которую озарял сноп лучей закатного солнца. Пламя факелов, вделанных в скалу, смешивалось с багровым светом угасающих солнечных лучей, освещая то, чего ни Суйюн, ни Комавара увидеть не ожидали.
— Ама-Хадзи! — прошептал Суйюн, и Калам медленно кивнул, широко раскрыв глаза от изумления.
— Посмотри, Суйюн-сум, — тихо сказал Комавара и показал на участок скалы, скрытый каменным выступом. Там, вделанный в насыпь из рыжеватой глины, лежал гигантский скелет — голова с огромными челюстями, изогнутый змеиный позвоночник длиннее роста десяти человек, кости маленьких лап.
— Дракон, — выдохнул Суйюн. — Скелет настоящего дракона! Хвала Ботахаре. Истинное чудо! Создание из глубины веков… — Впервые в голосе Суйюна проявились интонации юноши, которым он на самом деле и был, — мальчишки, восхищенного открывшимся перед ним зрелищем. Комавара издал звук, похожий на нервный смешок, и протер глаза.
Люди в длинных серых одеждах собирались разжечь костер. Они укладывали перед скелетом сухие корявые ветки пустынных деревьев и заунывно пели низкими голосами. Именно эти звуки слышались Суйюну раньше.
— Калам, — шепотом позвал монах.
Дикарь произнес только одно слово.
— Что он сказал, брат?
— Священный обряд. Они приносят в жертву козла.
Калам отодвинулся от края за спину Суйюна и осенил себя охранительным знаком. Затем, показав на заходящее солнце, повернулся и пополз обратно. Подданные великой империи последовали за проводником, стараясь производить как можно меньше шума.
В темноте Суйюн и Калам вели негромкий разговор. Непривычные звуки языка варваров доносились до Комавары, который лежал на спине и пытался заснуть. Он ломал голову над тем, из-за чего вдруг дикарь стал таким разговорчивым, но скоро на смену этим мыслям пришли другие. Перед его глазами вновь и вновь вставал скелет дракона — существа, силуэт которого был изображен на золотых монетах. Свершилось что- то невероятное, как будто Пять Принцев спустились с небес на своих серебристых конях, копытами выбивающих молнии. Ожила легенда, в которую не верил ни один взрослый вайянец. Дракон! Комавара видел его своими собственными глазами!
Утром зловещая пелена высоких, тонких облаков сгустилась еще больше. Ветер не утихал ни на минуту, день выдался прохладнее, чем предыдущий. Из всех троих пешком шел только князь — он словно хотел быть поближе к земле и знать, что глаза его не обманывают.
Они приблизились к центру покинутого лагеря — такого огромного, что сознание князя просто отказывалось верить в это.
— Нет… нет. Не может быть… Не может… — Он растерянно оглядывался по сторонам, как человек, который вернулся в свои владения и обнаружил, что все сожжено дотла — сердце его разрывается от боли, но ум еще не воспринимает случившееся.
— Князь Комавара… Ваша светлость? Нам надо как можно скорее вернуться в Сэй. Медлить здесь нельзя. Князь Комавара?
— Откуда ты знаешь, что он вернется? — Комавара в первый раз открыл рот с тех пор, как вчера они оставили военный лагерь дикарей.
