Волна чудесного аромата от тела девушки теперь уже плотно окутывала подползавшего все ближе к открытому окну наблюдателя. Раздался стук в дверь.
– Минутку, – откликнулась Дженни и легко на цыпочках подбежала к шкафу взять халат.
Фигура отпрянула от окна под укрытие листвы. Дженни накинула халат и открыла спальню.
– О, это ты, папа!
Подглядывавший быстро и бесшумно спустился с ветки и растворился в темноте.
– Не пора ли тебе спать, а?
– Я уже собираюсь. Твой гость ушел?
– Да, ушел. Укладывайся, спокойной ночи, детка!
– И тебе тоже, папа.
А далеко за окнами их дома убегающая фигура слилась с бесстрастной темнотой ночи.
9
… Палач крепко прижимает ее голову к своим коленям и ловким движением раздвигает ягодицы. Натренированным указательным пальцем ощупывает доступные углубления. Она вскрикивает больше от унижения, чем от боли. Он грубо разводит ее сжатые колени и продолжает обследование. Все глубже и глубже уходят два пальца, щиплют и мнут ее плоть, что-то ищут.
– Ясно, что ты не девственница, – бормочет истязатель.
– Хватит! – кричит инквизитор. – Уже видно, что ты там ничего не нашел.
– Не нашел, сэр.
Повернувшись к терпеливо ожидающему писарю, инквизитор произносит:
– Обвиняемая была раздета и подвергнута тщательному обыску. В естественных углублениях ее тела не было обнаружено никаких амулетов и талисманов, способных делать плоть нечувствительной к боли. Она была опять отдана палачу, которому поручено подвергнуть ее самой тяжелой пытке.
Лицо палача светлеет при этих словах:
– О! Дыба приведет ее в чувство, милорд!
Он энергично начинает отстегивать ремни от стула, чтобы освободить девушку. Старый магистр подходит к ней поближе и вкрадчиво начинает говорить…
10
– Она умерла.
Эти слова были произнесены сухим, холодным и бесцветным голосом. Он принадлежал Агате Галэн. Эта женщина – а ей уже за семьдесят, – казалось, была создана из кремня. Но дело не в возрасте. И в молодости мисс Галэн была грозой для окружающих. С фотографий, где ей от силы двадцать, смотрит все то же мрачное лицо, окаймленное строгой прической. Казалось, этот рот никогда не улыбался, а взгляд просто гипнотизировал.
Агата, так же как и ее родители, провела в этом доме всю жизнь. Дом был построен в стиле средних веков: крутая крыша, свинцовые оконные переплеты, высокие трубы и нависающий над землей верхний этаж – все вместе напоминало о временах давно ушедших. Вид у этого серого памятника прошлому был неухоженный, обветшалый.
Утреннее солнце проникло в столовую. Агата Галэн, облокотившись на номер «Сигнала», смотрела на своего племянника через стол. Он так и не притронулся к яичнице с ветчиной и молча пил кофе.
Теткин взор скользнул по худощавому, но хорошо сложенному телу Тима Галэна, необычайно красивому лицу, как бы пригладил густую шапку каштановых волос. Высокие скулы придавали янтарным глазам юноши языческий вид, делали их раскосыми как у фавна. Губы полные, чувственные, такие же были и у его матери. Говорили, что Тим похож на мать.
– Ты меня слышишь, Тимоти? – спросила тетка, – пишут, что твоя подружка покончила с собой в больнице.
– Я знаю, – не глядя на нее, коротко ответил племянник. Агата аккуратно сложила газету.
– Интересно, что ты думаешь по этому поводу?
Он взглянул в ее блеклые глаза.
– Конечно, это мне не безразлично. Но почему ты упорно называешь ее моей подружкой? Моя девушка Дженни Дженкинс. А с Мэл мы всего один раз сходили искупаться…
– Да, один раз… Но именно этот раз для нее оказался роковым.
– Тетя Агата, – вздохнул Тим, – я чувствую себя мерзко из-за этого, но я совершенно чист и не виновен.
– Дай Бог, чтобы это было так.
Тим ошарашенно взглянул на тетку.
– Неужели ты могла подумать, что это я?
Она не ответила.
Он отбросил салфетку и резко поднялся из-за стола.
– Возможно, – заметила Агата, – тебя нельзя винить…
Тим повторил ее слова:
– Нельзя винить… Значит, это у меня в крови, да? Мне что, опять предстоит выслушать всю подноготную моих злых предков?
– Твой отец был прекрасным человеком, – резко оборвала его Агата.
– Ну, конечно, твой брат просто не мог сделать ничего худого. Это я уже знаю. Он был Галэн! Его предки построили этот город. Ну а потом к нему прилипла эта развязная девица…
– Кейт Довер была женщиной свободных нравов.
– Она была моей матерью. И тоже Галэн. Пожалуйста, не забывай об этом. Мой отец дал ей это имя, твое имя и мое имя.
– Она никогда не принадлежала к Галэнам, – блеснула глазами Агата. – Я лично никогда не соглашалась с этим. Такая женщина… бесстыжая. С отвратительными привычками. Ее предков сожгли за колдовство…
– Это бабушкины сказки!
– Это правда…
– Сомневаюсь, – не сдавался Тим. – Но даже если и так, что ее предков сожгли заживо, то кто сжег? Твои предки.
– Да, – гордо подтвердила Агата, – мы, Галэны, наказывали грешников. И никогда этого не стыдились.
– Не стыдились? Убийства, пыток?
– Это делалось во имя Бога…
– Да, это же они были божьими избранницами, те бедные женщины, которых вы, Галэны, живых сжигали! – Он повернулся и, разозленный, вышел из комнаты.
– Тимоти, – позвала Агата. – Вернись! – Но в ответ он лишь хлопнул дверью.
Агата еще некоторое время посидела за столом, спина как всегда прямая, словно доска. Затем встала и медленно покинула столовую, исчезла за дверью, которая вела в подвал. В кромешной темноте нащупала выключатель, зажгла свет. Голая без абажура лампочка уныло осветила расшатанную лестницу. Паутина и толстый слой пыли свидетельствовали, что в глубине старого дома давно никто не бывал. Агата осторожно стала спускаться по шатким ступеням. В самом низу она оттолкнула в сторону несколько старых картонных коробок в поисках той, которая была нужна ей.
Маленький паучок и блестящий черный жук мгновенно скрылись, испуганные неожиданным вторжением. Наконец она докопалась до того, что искала. С виду такая же, как все другие, коробка. Агата открыла ее и методично начала вынимать содержимое: рамка без фотографии, старый нож, какая-то отслужившая век глиняная посуда. Но вот, сжав губы, она вытащила огромную книгу в потемневшем от возраста пергаментном переплете.
Обычно в утренние часы в Галэнском парке бывает немноголюдно. Несколько дошкольников с мамами да старики. Сегодня на одной из скамеек сидела в одиночестве Дженни Дженкинс. Пригревало солнышко, воздух был прозрачен как хрусталь или, по выражению Билли Картера, «как капля джина в стакане». Дженни явно кого-то ожидала. И вот он пришел.
– Привет, Дженни!
