Внутри нее

рассказывать то, что я сам еще не осознал до конца. К тому же женщина была слишком впечатлительна, и я боялся тревожить ее лишний раз. – Не молчите же! Я должна знать, жива ли моя девочка!

– Я приехал сюда, чтобы удостовериться в этом наверняка. Обещаю рассказать, как только кое-что прояснится.

Здесь была собрана вся коллекция. Должно быть, художник специально спрятал сюда все картины с изображением возлюбленной. Здесь он мог быть с ней наедине. Я сидел за столом на кухне и наблюдал за тем, как хозяйка готовит ужин. Мне повезло: муж ее опять уехал на охоту, а самогонка в этом доме не переводилась.

– Что Аркадий? Все еще возит людей показывать дом? – спросил я, закусив салом чуть мутноватую, согревающую жидкость.

– Редко. Приезжал пару-тройку раз с тех пор. Все заходил, просил продать самогонки. Да я уж так отдавала, без денег. Одного просила: хоть бы поселил в замок хороших людей. Таких, чтоб были тихие, любящие. Детишки чтобы бегали... Как без детишек-то?

– Людмила Михайловна, – неожиданно меня осенило, – скажите, а не могло ли в доме остаться каких-нибудь вещей Марианны?

– Не думаю. – Хозяйка отошла от плиты, чтобы пополнить мой стакан. – Она ведь и не жила тут ни дня. Бедняжка. Так и не увидела, какую красоту хотел подарить ей любящий муж.

После плотного ужина и приличной порции самогона я прогулялся в саду возле дома. Потом попросил у хозяйки фонарик и снова полез на чердак. Самогонка сделала меня абсолютно бесстрашным. Очередная стая летучих мышей показалась мне безобидными мухами, которые прожужжали у меня над головой. Я даже помахал им вслед. Забираясь по ступенькам в темную комнату, я чувствовал себя супер- героем, который взял на себя ответственную миссию извлечь всех привидений из этого дома, из этой истории, из этой судьбы. Позже я вошел в роль художника, представил, каково это – потерять любимую женщину? Я прослезился, глядя на портрет Марианны, начал гладить ее по щеке и по волосам. Пока, наконец, не задел ногой подставку и картина не рухнула на пол.

Пытаясь водрузить шедевр на место, я наткнулся на полу на что-то мягкое. Посветив фонариком и пошарив руками, я обнаружил тетрадь и не поверил своим глазам – это был дневник Марианны. Я понял это сразу, как открыл первую страницу: «С тех пор как я встретила его, моя жизнь изменилась. Я поняла, для чего и для кого живу. Все мои действия и поступки обрели смысл... Я словно растворяюсь в нем, единственном...»

– Олег, Олег! – кричала мне мама. – Пора обедать. – Посмотри, нос-то уже совсем синий. Скоро отвалится!

– Не отвалится! – задорно кричал я в ответ. – Вот только снеговика доделаю. Смотри, какой большой получился! – Я смотрел на снеговика и никак не мог понять: как я, такой маленький, смог слепить такого огромного снеговика?..

– Олег, Олег, что с вами? – Снеговик медленно превращался в Людмилу Михайловну.

Я проснулся на полу. Под головой у меня лежала тетрадь, фонарик давно перегорел. Я помолился, чтобы все это мне не приснилось.

– Как вы здесь оказались? – недоумевала Людмила Михайловна. – Я же вам в доме постелила, а вы тут на полу, в пыли. Как же так?

Я открыл тетрадь: «С тех пор как я встретила его, моя жизнь изменилась...» Это действительно был дневник Марианны.

Мария собственное дело

Открытие ресторана оказалось делом куда более сложным, чем представляла себе Мария. Но ее это ничуть не испугало. Она трудилась с раннего утра до позднего вечера, чтобы контролировать все процессы. Но даже ночью ее возбужденный мозг не мог расслабиться: ей снились счета и планы помещений, закрытые двери, ножи в холодном цеху и технологические карты.

После долгих поисков она нашла подходящее помещение, которое ей готовы были дать на условиях так называемых арендных каникул. На сей раз она не воспользовалась помощью своего покровителя, а решила все делать сама, чтобы в случае чего все договоренности остались на ней. Успокаивая свой бурный темперамент, Мария педантично занималась оформлением всех документов. Особых трудов ей стоило согласовать оформление вывески для заведения. Она хотела, чтобы ресторан назывался ее именем. Но оказалось, что в Москве и в ближайшем Подмосковье уже есть несколько заведений с таким названием. Конечно, решить проблему могло второе слово в названии, например «Святая Мария». Но мало того что Мария чувствовала себя далеко не святой, это название подходило скорее для корабля, чем для ресторана. Мария была уверена, что от названия зависит очень многое, и решила подождать стоящей идеи. Гораздо более увлекательным занятием для нее стал поиск людей. Она без труда нашла главного бухгалтера. Менеджера по закупке Мария переманила из бара, в котором работала сама. И хотя Михаил Сергеевич был против такого расклада, ему ничего не оставалось делать, как согласиться. Молодой способный парень по имени Павел хоть и занимался этим делом совсем недавно, но внушал доверие. Мария знала, что закупка продовольствия связана с высокой степенью воровства, поэтому это дело нужно доверить человеку честному. Мария доверяла Павлу, тем более это был единственный человек, который не смеялся над ней, когда она говорила, что когда-нибудь откроет собственный ресторан. Теперь он смотрел на нее с гордостью и восхищением. Единственное, в чем Мария доверилась своему любовнику, – это в выборе шеф-повара. При всем своем упрямстве она отдавала себе отчет, что в некоторых вещах разбирается еще недостаточно хорошо. Ей повезло, что помещение, которое она взяла в аренду, раньше было рестораном. Единственное, что потребовалось, – это обновить стены и подкрасить подоконники свежей краской. Дизайнеру понадобилось всего пару дней, чтобы подыскать подходящую мебель и текстиль. Получилась своего рода эклектика: модный минимализм и минимум красок в сочетании с благородной, сделанной под старину мебелью. Вместе с дизайнером они выбрали несколько антикварных вещей, которые как нельзя лучше украсили интерьер. И все же чего-то не хватало. Мария не могла понять, чего именно. «Быть может, когда в ресторане появятся люди – пустота заполнится», – думала она, с гордостью оглядывая проделанную работу.

Ева

– Ты не против, если я избавлю тебя от всего этого хлама? – Федор перебирал картины в запылившемся углу Евиной мастерской.

– Не говори так.

– Почему тебе можно, а мне нельзя?

– Потому что это мой хлам, моя мазня. Как хочу, так и называю. – В глазах Евы блеснула обида. Глаза сразу покраснели. Еще чуть-чуть, и из них покатились бы слезы.

– Да ладно тебе! – не оборачиваясь, сказал Федор. – Пожалуй, я заберу вот эту и эту мазню. У друзей скоро день рождения. Тебя не затруднит поставить здесь свою подпись?

– Да, конечно. – Ева прикоснулась к обеим полотнам кистью. – Уверена, что ты получишь натянутую улыбку благодарности, а эти рамки они сложат куда-нибудь на антресоли, где им, собственно, и место.

– Это уже их дело. А что ты пыталась изобразить вот здесь?

– Ревность! Неужели не понятно? Все буйство бестолковых эмоций, которых переживает человек, рисуя себе картины измены.

– Теперь вижу. Вот эта загогулина похожа на червяка.

– Нет там никакого червяка! Это просто набор красок, их слияние и взаимодействие. Видишь, у каждой картины есть свой рельеф. Смотри, как это делается. – Ева взяла густой мазок краски и провела его прямо по гребню волны. – Создается впечатление, что тебя сейчас может захлестнуть...

– Меня уже захлестнуло. – Федор обнял возлюбленную, поднял ее на руки и понес вниз по ступенькам.

– Куда мы? – смеясь и суча ногами, прошептала Ева.

Федор больше не сказал ни слова. Положив девушку на кровать, он стал целовать каждую клеточку ее тела. Ева никогда раньше не испытывала ничего подобного. Даже в самых смелых мечтах она не могла предположить, что ее тело будет дрожать и переливаться, качаться на волнах добровольного безумия и останавливаться только затем, чтобы перехватить дыхание. Что он делал с ней? Как ему удалось разбудить