не станут ему союзниками ни при каких условиях. Он примет мое оружие, и мою присягу, и моих людей. И если я помогу ему удержаться на троне сейчас, он вознаградит меня своим доверием... нет, не доверием — близостью. Доверять он мне не будет никогда. Потому что не забудет, что я мчался по пыльной утренней дороге к трону. Но он меня приблизит — потому что не знает, что я считал этот трон своим собственным. Он не знает, кто я такой, и приблизит меня. И вот тогда я смогу сделать то, чего не смог сделать сегодня. То, ради чего я жил... и выжил.
Тагино преклонил колени и протянул королю свой меч, так и не взятый у него растерявшимся стражником.
Ладонь Югиты легла на обтянутую акульей кожей рукоять, стиснулась, помедлила и разжалась.
Его величество Югита принял присягу.
Тагино отдал полный земной поклон, как того и требует церемониал от верноподданного, только что принесшего присягу.
Потом он выпрямился. Югита был довольно высок для своих лет, но Тагино был выше, и взгляд его уперся в середину лба короля. На гладкой юношеской коже слегка багровела ссадина.
Это от короны, сообразил Тагино. Его ведь короновали сегодня, а корона тяжелая, и край у нее запросто может натереть, а то и рассадить кожу. Да и велика она ему...
Тагино смотрел и смотрел на крохотную, чуть приметную ссадинку и понимал, что никогда и никого он не будет так ненавидеть, как его величество короля Югиту.
Глава 2
Кис-кис, Ваше Высочество...
Покуда Покойник священнодействовал, Кенет и Кэссин неторопливо ужинали в погребе. Подобная медлительность была у них не в обычае: хотя Кэссин за годы своего ученичества и приобрел некоторые светские привычки, обыкновение растягивать трапезу часа на три в их число не входило. Что же до Кенета, то ему доводилось бывать на пирах: с тех пор, как его высочество Акейро во всеуслышание назвал вчерашнего крестьянина Кенета своим побратимом, молодой маг неожиданно для себя оказался вхожим в такие вельможные семьи, о каких он раньше и помыслить не мог бы — к слову сказать, и не захотел бы, если бы кто удосужился спросить его согласия. И все же он так и не смог привыкнуть к мысли о том, что человек может проводить за едой несколько часов, пусть даже и в обществе себе подобных.
Не самый лучший способ проводить время. Однако ничего не поделаешь. Останься Кенет с Кэссином наверху, они могли бы нечаянно помешать Покойнику. А из комнатки, где Покойник вдохновенно копировал чужие почерки, выходов только два: вниз, в погреб, — или наружу. Не говоря уже о том, что обоим приятелям следовало всемерно остерегаться и не показываться на людях без крайней нужды, ни Кенет, ни Кэссин еще не лишились рассудка, чтобы прогуливаться по улицам порта на ночь глядя да еще богато разодетыми. Поэтому они спустились в погреб.
Есть им не хотелось, но разговор отчего-то не клеился, и когда Кенет предложил перекусить, благо запасы и еды, и вина под рукой, Кэссин почувствовал изрядное облегчение: совместная трапеза в известном смысле заменяет собой разговор и, уж во всяком случае, позволяет его не поддерживать. Куда как удобно — особенно если вдруг почему-то не знаешь, что сказать, а деваться от собеседника некуда.
— Хорошо Покойнику, — неожиданно вздохнул Кэссин. — Мы тут сидим скучаем, а он там наверху делом занят.
— Завидовать нехорошо, — ухмыльнулся Кенет. — Сейчас его черед, только и всего.
— Интересно, когда настанет наш? — уныло поинтересовался Кэссин, разглядывая недоеденную лепешку.
— Скорей, чем тебе бы хотелось, — без колебаний ответил Кенет. — Чем Покойнику завидовать, ты лучше отдыхай, пока от нас ничего не зависит. Когда наш черед настанет, ты очень скоро пожалеешь, что он настал вообще.
— Не думаю, — возразил Кэссин. — Хотя, по правде говоря, я не очень-то верю, что это вообще когда-нибудь случится.
— Случится, — терпеливо повторил Кенет. — И очень скоро.
— Для тебя — может быть, — гнул свое Кэссин, — а для меня? Ты ведь настоящий маг, не мне чета. И от Кастета польза есть, и от Гвоздя, и от Покойника...
— Значит, вот откуда ветер дует? — нахмурился Кенет.
— А какая от меня Юкенне польза? — горестно заключил Кэссин. — Все вы можете ему чем-то помочь, только я...
Кенет не перебивал его, но Кэссин отчего-то замолчал, хотя собирался сказать еще многое. Удивленный собственным неожиданным молчанием, он поднял глаза — и окончательно лишился дара речи.
Когда-то Кэссин испугался разгневанного Гобэя — но Кенет в гневе выглядел куда более пугающим. Он не кривил рот, на его лбу не вздувались жилы. Его лицо могло показаться безмятежно- спокойным — если бы не тончайшая ярко-белая черта, перечеркнувшая наискосок это наигранное спокойствие.
Шрам исчез с лица Кенета еще раньше, чем молодой маг в компании Кэссина и Намаэна отправился в Ремесленку. Трудно сказать, что напугало Кэссина больше — сила ярости, пробудившей уже исцеленный шрам, или самообладание, с которым Кенет совладал со своей яростью.
— Ты опять вернулся туда, где и был, — очень медленно произнес Кенет.
— Т-ты о чем? — заикаясь, выдавил Кэссин, не в силах отвести взгляд от шрама.
— Я о Юкенне, — так же медленно произнес Кенет. — Сначала Гобэй, потом — я, теперь вот — Юкенна... интересно, кто будет следующим — король Югита? Я от тебя все эти дни только и слышу — Юкенна, Юкенна... Неужели тебе это так нужно — найти предмет для обожания, возвести перед ним алтарь, пасть во прахе ниц и вырвать из себя кишки во славу своего кумира?! И ведь добро бы только свои...
— Но... — запротестовал было Кэссин.
— Ты тут Покойнику завидовал, Гвоздю, Кастету... тебе бы хоть на минуту в голову пришло, что это твои друзья! — Кенет говорил очень тихо, но уж лучше бы он кричал. — Ты их уже один раз позабыл ради Гобэя. Да и ради меня, если уж на то пошло. Ты ими уже пожертвовал — неужели с тебя не довольно? Ты восхищаешься Юкенной — лучше бы ты друзьями своими восхищался. Они ведь нам помогают просто по старой дружбе. Тебе не приходило в голову хоть раз, как это для них опасно? Великий Гобэй, всесильный целитель Кенет, хитромудрый Юкенна... неужели ты ни о чем другом не можешь думать?
— Могу, — угрюмо отозвался Кэссин.
— Например? — язвительно поинтересовался Кенет.
— Например, если нас начнут искать, что станет со стариком лекарем, — ответил Кэссин, — и... с мальчиком.
Кенет перевел дыхание, помолчал немного, а потом коротко и невесело рассмеялся.
— Прости, — отрывисто произнес он.
— За что? — не подымая головы, спросил Кэссин. — Ты ведь правду сказал. Я о друзьях не подумал... ни тогда, ни теперь. А про опасность и вовсе забыл. Только и Гвоздь, и Покойник, и Кастет могли отказаться, понимаешь? И уж во всяком разе они хоть знали, во что впутываются. А Вайоку и Намаэн... вот ты сказал, что это опасно, и я вдруг подумал... совсем ведь безвинно пропадут, если что.
— Это хорошо, что ты сейчас о них подумал, — улыбнулся Кенет. — Но вот как раз о них ты можешь не беспокоиться. Я это уже сделал.
— Что сделал? — не понял Кэссин.
— Побеспокоился, — пояснил Кенет. — Когда мы уходили из Ремесленки. Тем же путем. След в след. Даже если случится такое несчастье, что нас станут искать, никто не сможет вспомнить толком гостей господина лекаря.
Кэссин недоуменно воззрился на Кенета.
