ощущениям в пятой точке), у султана прорезался голос. Вгоняя меня в еще больший
ступор, он вкрадчиво осведомился:
— Тебе понравилось?
Да меня прям перекосило всего от удовольствия! Сам, что ли, не видишь?
Хотелось мне ответить, но я адским усилием задушил готовые вырваться
неуважительные слова.
— Ти-и-м! — пропел садист, отличающийся дурным вкусом в отношении головных
уборов и наложников — Не молчи. Так как?
Шикарный вопрос! Все равно, что патологоанатом в процессе работы спросит у
объекта своего изучения про его самочувствие!
Что ответить? Дилемма, однако! Скажу, понравилось, так правитель бросится
лобзать меня сверху донизу, вон уже и губы бантиком сложил! Приготовился
заранее, гад! А если правду… Это может печально для меня закончиться. Я ж ему
мозги парю уже давно и весьма успешно! Настолько поднаторел в этих вопросах, что
впору дома уроки давать или курсы организовать, как грамотно от неправильно
ориентированных извращенцев отмазываться и отбрехиваться. Эх, полон я талантов!
Главное, редких.
От ответа и возможных страшных последствий оного меня спасло появления
советника Фейха, который влетел в покои султана с крайне озабоченным лицом.
Разговор, видимо, предстоял серьезный, а потому меня моментально выперли к себе,
чему я был несказанно рад.
Однако после вынужденного поцелуя влюбленное безумие у местного повелителя
стало прогрессировать. Теперь к прочим его ухаживаниям добавились ежедневные
прогулки во внутреннем дворике гаремной части. Мы чинно вышагивали по
вымощенному красно-коричневым камнем тротуару, причем султан поминутно бросал на
меня горящие воодушевлением взоры и громко вздыхал, нежно схватившись за мой
локоток. Я страдальчески морщился, чувствуя себя как-то… как-то так… странно.
Да дураком я себя чувствовал! Круглым во всех местах! Но вырвать свою
конечность из рук аль Суфайеда не решался: я все-таки вежливый человек…
ериодически.
Да и стража внимательно следила за моими перемещениями на свежем воздухе. Не
хотелось бы ее радовать необдуманными действиями.
И естественно, наш совместный променад привел к закономерным последствиям.
Однажды вечером, с удобством устроив меня на скамье, расположенной в тени
ветвистого дерева, этот тетерев на токовище не нашел ничего лучшего, как с
чувством признаться:
— Я люблю тебя, Тим!
И он, ожидаючи неизвестно чего, вперил в меня свои несуразные глазенки, на
которые наполз тошнотворно-розовый головной убор в мелкие синие цветочки.
Ох, чуяло мое сердце! А вернее, даже не оно, а совсем-совсем другая часть
тела, на которую обычно и сваливаются приключения, вроде моего.
Кому-нибудь мужик в любви признавался? При условии, что вы не трепетная
барышня? Удовольствие ниже среднего, сомнительное такое удовольствие, надо
сказать!
После громкого султанского заявления («Надеюсь, у них тут свадьбы-женитьбы
между «противными» не в ходу? обеспокоился я мысленно) я сохранил способность
здраво соображать, подозреваю, только в силу практики последнего, военного,
времени, когда я каждую секунду чувствовал себя на осадном положении.
Однако правая рука у меня рефлекторно сжалась в кулак, жутко захотелось дать
хозяину гарема по царственной морде или царственному уху! Чтобы не сорваться, я
быстро спрятал руку за спину и, удерживая на лице задумчивое выражение, вежливо,
но слегка сумбурно, выпалил:
— Солнце тебе в… Э-э, в смысле, может, ты и ничего на свой, на султанский
манер, кто знает, я в султанах не разбираюсь! Но вообще я ничего голубого не
перевариваю, так что тебе хрена лысого обломится! И сними ты уже эту дрянь с
головы!!!
Не, ну погорячился, конечно, думал я, когда стражники, предварительно
накостыляв по шее, волочили меня обратно во дворец. Сравнявшись цветом лица с
плиткой на тротуаре, разгневанный моей наглостью, правитель повелел запереть
меня на несколько дней в покоях. И никаких прогулок!
Ха, напугал! Да я после сессии неделю из квартиры не вылезал, правда, тогда
мне компанию составляли пиво и друзья, а тут не то, что буйных однокурсников,
тут и пива не сыщешь, только вино, которое скоро из ушей польется! Что за
страна, в самом деле? Развивающаяся, наверное…
Ну, на некоторое время после этого я забыл про аль Суфайеда: он и сам не
появлялся, и меня к себе не приглашал. С одной стороны, такое положение вещей
очень радовало, с другой — напрягало. А ну, как он, какую пакость задумал?
Государственное мышление, знаете ли, да еще отягощенное сомнительными
пристрастиями, могло изобрести поистине страшные штуки. Впрочем, я не
сомневался, что сумею справиться с любыми неприятностями. Оптимизм из меня ничем
не выбьешь!
В одну из тихих ночей, когда я мирно почивал на лаврах…тьфу, на ложе, меня
разбудил непонятный звук. Словно шебаршился кто-то.
Кошка, что ли? Сквозь сон подумал я. Звук повторился, уже настойчивей. Две
кошки? Или, учитывая здешние нравы, коты? Чем они там занимаются?! И почему в
непосредственной близости от меня?? Это намек?! Шорохи не исчезали.
И вдруг!
— Тим! Тим, сокровище мое! — раздался истошный вопль за дверью.
Автоматически прикрыв руками затрепетавший от ужаса зад, я в панике подскочил на
кровати, идентифицировав позывные ненавистного правителя. Ах, ты, рожа гаремная!
Скотина царственно-мстительная! Решил меня законного отдохновения лишить?!
— Тим, ясноглазый мой! — завывал аль Суфайед. — Впусти меня, своего
Фархадушка!
Да что за черт?! Спятил он, что ли?? Чего ломится ко мне посреди ночи?!
Скомпрометирует на весь дворец, как я утром людям в глаза смотреть стану??
Минуточку, остановил я себя, какие люди, враги повсюду! Да пусть он хоть башкой
колотится, мне-то какая печаль? Глядишь, гадский тюрбан помнется, наконец!
— Сладкий мой! Золотой! Любиииимыыыый! — Неслись пронзительные крики по всем
закоулкам.
Я мрачно уселся на кровати, скрестив ноги по-турецки и вздрагивая от каждого
вопля, как от удара. Он сейчас всех перебудит! Смотрите-ка, какой темпераментный
мущщина… черт, неадекватный, в смысле! А ведь производил хорошее впечатление!
Вполне вменяемое…
Но что-то в голосе хозяина гарема меня насторожило, и, проанализировав его
странное поведение, я понял, что он элементарно напился!
С ума сойти! Пьяный в ж…, нет-нет, в хлам, султан скребется у моего порога?!
Аки мыша?!
— Тим! — Проревел он, словно подслушав мои мысли.
