– Вот почему я хочу с тобой поговорить, – продолжил Лоттерман. – Я должен справиться с этими парнями. Мы в настоящей беде – этот парень Стейн загнал меня в угол. – Он посмотрел на меня и кивнул. – Если я не смогу продолжить выпуск газеты, он продаст ее как утиль. А я отправлюсь в долговую тюрьму.
– Звучит скверно, – заметил я.
Он сухо рассмеялся.
– Ты еще и половины не знаешь. – Тут голос его сделался сердечным и целеустремленным. – А теперь я хочу заставить этих парней сплотиться и хорошенько поработать. Ты должен сказать им, что нам надо держаться вместе – иначе утонем.
– Утонем? – переспросил я.
Лоттерман выразительно кивнул.
– Отлично соображаешь.
– Что ж, – медленно заговорил я. – Предложение не из приятных. Что, по-вашему, скажет Сала, если я выйду и скажу ему, что нам надо выплыть или утонуть вместе с «Дейли Ньюс»? – Я поколебался. – А Шварц, а Вандервиц – или даже Моберг?
Лоттерман воззрился на свой стол.
– Верно, – отозвался он. – Думаю, все они дадут деру – как Сегарра. – Он треснул кулаком по столу. – Этот скользкий извращенец! Ведь он не просто сбежал – он об этом на весь Сан-Хуан растрезвонил! Разные люди то и дело говорят мне, что слышали, якобы газета – банкрот. Вот почему мне пришлось в Майами отправиться. В этом городке я и цента занять не смогу. Так меня эта сладкоречивая ящерица затрахала.
Меня так и подмывало спросить его, чего ради он вообще нанял Сегарру или почему он выпускает третьеразрядную газету, когда мог бы по крайней мере попробовать выпускать хорошую. И тут я вдруг понял, что до смерти устал от Лоттермана; он был мудозвоном и даже сам этого не знал, Лоттерман вечно болтал про Свободу Прессы и Продолжение Выпуска Газеты, но будь у него миллион долларов и вся свобода в мире, он все равно издавал бы никчемную газетенку, потому что у него элементарно не хватало ума издавать хорошую. Он просто был еще одним шумным мудаком в бесчисленном легионе прочих мудаков, что маршируют под знаменами людей больших и достойных. Свобода, Истина, Честь – достаточно потрещать сотней подобных слов, и за каждым соберется тысяча мудаков, помпезных хмырей, которые одну руку тянут к знамени, а другую под стол. Я встал.
– Знаете, Эд, – произнес я, впервые обращаясь к нему по имени, – пожалуй, я уволюсь.
Он взглянул на меня, и лицо его лишилось выражения.
– Да, – кивнул я. – В понедельник я вернусь за чеком, а потом, наверное, немного отдохну.
Тут Лоттерман выпрыгнул из кресла и подскочил ко мне.
– Ты, дешевый сукин сын из вонючей интеллектуальной элиты! – завопил он. – Видит Бог, я слишком долго терпел твою заносчивость! – Он толкнул меня к двери. – Ты уволен! – продолжил он орать, переходя на свинячий визг. – Убирайся из конторы, пока я тебя не посадил! – Он вытолкал меня в отдел новостей, затем вернулся в свой кабинет и от души грохнул дверью.
Я прошел к своему столу и рассмеялся, когда Сала спросил меня, что случилось.
– Старик совсем из ума выжил, – ответил я. – Я сказал ему, что увольняюсь, а он взбеленился.
– Что ж, – сказал Сала. – Все так и так кончено. Он пообещал мне месячное жалованье, если я стану всем говорить, будто он уволил Сегарру из-за того, что тот педераст. Пообещал, что выплатит из собственного кармана, – даже если Стейн не справится.
– Вот гад! – возмутился я. – Мне он даже цента не предложил. – Я рассмеялся. – Хотя подтекстом звучало, будто он готов дать мне работу Сегарры – до понедельника.
– Ага, в понедельник все решится, – подхватил Сала. – Если Лоттерман хочет выпускать газету, ему придется нам заплатить. – Он покачал головой. – Хотя я сомневаюсь, что он это сделает, – думаю, он Стейну продался.
Тут он фыркнул.
– И что мы имеем? Если он не сможет заплатить персоналу, ему конец – независимо от того, что он там хочет. В одном я твердо уверен – он будет выпускать самую серую газету в Западном полушарии, если в понедельник я не получу свой чек. Завтра утром я сюда приду и очищу всю фотолабораторию – девяносто девять процентов того барахла все равно мои.
– Да, черт возьми, – откликнулся я. – Придержи это в качестве выкупа. – Тут я ухмыльнулся. – Хотя, если Лоттерман нажмет, тебя свинтят за крупную кражу. Он даже может припомнить твой тысячедолларовый залог.
Сала покачал головой.
– Черт, все время об этом забываю. Как думаешь, он правда его выплатил?
– Не знаю, – сказал я. – Пожалуй, есть шанс, что он получил его назад, но мне бы страшно не хотелось на это рассчитывать.
– А, черт с ним, – махнул рукой Сала. – Давай к Элу закатимся.
Вечер был душный и жаркий, и мне безумно хотелось нажраться. Мы час с лишним сидели в патио, в темпе вальса употребляя ром, когда туда с ревом ворвался Донован. Он весь день провел на турнире по гольфу и только теперь узнал новости.
– Мать твою за ногу! – орал он. – Я вернулся в газету, а там никого, кроме Шварца, который скоро себе жопу на работе сотрет! – Он рухнул на стул. – Что случилось – нам кранты?
– Угу, – буркнул я. – Особенно тебе.
Донован с серьезным видом кивнул.
