— Что ты мошенник.
— Значит, точно про меня.
Все покатились со смеху. Потом нянюшки увели малышей в детскую, а взрослые продолжили веселиться. Они то пускались в пляс, то заводили песни, отбивая такт кружками с подогретым пивом или душистым глинтвейном.
Когда вечер подошел к концу, Релкин проводил Эйлсу и ее компаньонку на Фолуранский холм, где они остановились.
У крыльца юноша и девушка стали прощаться. Тетушка Кири стояла всего в нескольких шагах, не сводя с них не одобрительного взгляда.
— Доброй ночи, Релкин. Прекрасный был вечер.
— Доброй ночи, Эйлса. Спи спокойно.
Релкин наклонился и слегка коснулся поцелуем ее губ. Тетушка Кири ахнула.
— О, Релкин, зачем? Знаешь ведь, что нам нельзя.
— Знаю. Но ничего. Придет время, когда мы будем вольны целоваться сколько угодно.
— Я живу в ожидании этого дня.
— Я тоже.
Неторопливым шагом Релкин поднялся по Башенной улице, вошел в драконий дом и растянулся на койке рядом со здоровенной тушей виверна. Устраиваясь поудобнее, он заметил поблескивающий в темноте большой глаз: дракон присматривался к нему.
— Доброй ночи, Баз.
— От мальчишки пахнет духами и пивом. Он мечтает об оплодотворении яиц.
— Это только мечты.
— Вот и хорошо. В драконьем доме выводки не нужны.
Глава двадцать восьмая
Шел дождь. Над белокаменным лабиринтом города Марнери нависали серые тучи. Сточные канавы были полны воды, а на Башенной они переполнились через край, и улица кое-где превратилась в неглубокую речушку.
Была всего лишь середина дня, но в Сторожевой башне горели светильники. Релкин снова отвечал на вопросы Белл и Селеры.
— Расскажи-ка нам еще раз, что ты собирался сделать?
Это выводило из себя: Релкин уже счет потерял, сколько раз повторял он одно и то же. По меньшей мере, дюжину.
— Я думал, что, может быть, сумею как-нибудь мысленно связаться с лагерем и позвать на помощь. Понимаете, сообщить им, что мы в беде. Понимаете, посланный нами гонец погиб, сил оставалось в обрез. А врагов было слишком много.
— Но как именно ты рассчитывал связаться с лагерем?
— Не знаю, Я просто хотел попробовать.
— Опиши поточнее все свои мыслительные процессы. Что ты делал, чтобы «связаться с ними»?
Релкин пытался, но это было нелегко: он действительно не знал, что тут можно сказать. Его объяснения никак не устраивали ведьм. Они спрашивали снова и снова — и все об одном и том же.
Но в конце концов Релкина отпустили. Он накинул плащ и поспешил под дождем в драконий дом.
Базил находился в стойле. Релкин снял плащ, с которого стекала вода, и повесил его сушиться в углу.
— Снова дождь — проворчал дракон. — Слишком много дождей.
— Похоже, что так. Слушай, мне кажется, мы уже можем снять швы. Как ты считаешь?
— Этот дракон согласен. Они чешутся. Верный признак того, что пора снимать.
Релкин зажег вторую лампу и повесил ее над драконом. Затем он развязал мешок с инструментами и приготовил маленькие ножницы, острый нож и два пинцета, один с длинными зубцами, а другой с короткими.
Рана затянулась быстро. Конечно, ко множеству шрамов на шнуре кожистоспинного добавился еще один, но ни инфекции, ни воспаления не было. Релкин принялся за дело: ножницами он разрезал стежки, а потом, поддевая пинцетом, вытаскивал нитки. В конечном итоге швы были сняты. На всякий случай драконопас еще раз обработал шрам Старым Сугустусом и убрал инструменты в мешок.
Базил поднялся и осторожно потянулся.
— Вроде хорошо. Думаю, все зажило.
На тебе всегда хорошо заживает, Базил.
— Спасибо мальчишке. Он помогает дракону.
— А как же иначе?
Релкин пожал дракону ноготь.
Этот дракон пойдет ополоснется в бассейне.
Кожистоспинный вышел, а Релкин принялся проверять содержимое вещмешка, прикидывая, чем еще не помешает запастись, чтобы легче перенести студеную зиму в Эхохо.
И тут вбежал маленький Джак.
Новости, Релкин, новости!
Что такое? Мы отправляемся?
В Марнерийской гавани стоял огромный белый корабль «Овес», очень красивый с виду, и драконопасы гадали, не их ли он поджидает.
Нет. Новости из суда. Сегодня вынесли приговор. Глейвс признан виновным!
— А, это. Снова. Надеюсь, в последний раз. Я устал от этого суда.
— Аубинасцы протестуют. Как раз сейчас они проводят демонстрацию перед зданием суда.
— В такой-то дождь? Ну и пусть дурят, коли им охота.
— Это довольно серьезно. Курф говорит, что из башни в суд направили караул. Здание взяли под охрану.
Релкин пожал плечами:
— Может, караульные обломают этим крикунам бока. Нынче никто не любит аубинасцев.
Минуту спустя в стойло завалились Свейн и Ракама. После битвы при Куоше задиры превратились в закадычных друзей. Соперничество было забыто — во всяком случае на данный момент.
— Слышал ты о мятеже? — спросил Ракама.
— Ну?
— С холма спускается стража. Кое-кому достанется на орехи.
— Давно пора вбить в этих аубинасцев чуток здравого смысла, — сказал Свейн.
— Итак, Глэйвс виновен. Может, теперь его наконец повесят, — заявил Джак.
— Это решать судье. Ей лучше знать, каким должно быть наказание.
— Эй, ребята. Куошит считает, что судье виднее.
— А ты небось знаешь лучше судьи, а, Свейн?
Джак расхохотался, а Свейн бросил на него сердитый взгляд.
— А вот драконам, — сказал Ракама, — только что прислали рыбный пирог, прямо-таки чудовищной величины.
— Опять по подписке?
Обычно такие пироги для драконьего дома приобретали в складчину группы купцов или торговые товарищества.
— Угадал.
— От кого на сей раза
— В сопроводительном письме сказано: «дар от Независимой Ассоциации торговцев зерном в знак благодарности за спасение деревни Куош и жизни императора».
— Никогда не слышал о такой ассоциации, ну да и ладно. Они, по крайней мере, признательны.
— Благодарность лучше, чем ничего.
А драконам понравится пирог.
— Верно, — согласился Свейн, — и вот я о чем подумал. Не пойти ли нам, Рак, да не прикупить к этому
