пива и выслушать одобрительные ; возгласы, пока кто-то не пробасил: 'Вагнер!'
Зиглинда улыбнулась и в раздумье свела свои брови вразлет. Потом ее лицо осветилось широчайшей улыбкой, и во внезапно наступившей тишине зазвучали выводимые контральто слова тоски, которые пел Тристрам своей ушедшей любви:
Зал чуть не обрушился от аплодисментов ;. Финал был превосходным. На лице Зиглинды блестели капельки пота, и еще до того, как погас юпитер, она быстро ушла. Пение было дьявольски красивым, но мое впечатление было смазано тем, что психоаналитик ; охарактеризов ;ал бы как возникшие у меня ассоциативные ; связи. В моем мозгу опять отозвались слова баллады:
'Ты и Тристрам', — подумал я. Потому что ирландское дитя — это, конечно, Пэтти Киог.
Было еще и пиво, и пение, и когда Зиглинда появилась вновь, с ней был ее брат. Стиль, в котором они исполняли бальный танец, был атлетическим и мощным, и даже видавшие виды официантки, вздыхая, отворачивалис ;ь, когда Зигмунд проворно и смело бросал и вращал свою сестру. Свет погас, зал зашумел в ожидании, и