лохматый дед в замызганных портах и не подпоясанной рубахе. Подле него лежала горка ивовой лозы, он брал оттуда прутики и, по мере надобности, подкладывал в коптильню. Был он бос, впрочем лапти стояли тут же, на бревне, под солнышком, а онучами он обернул камни коптильни – видно, чтобы быстрее просушились. В воздухе вместе с дымком от костра витал запах коптящейся рыбы. Середин сглотнул слюну и почувствовал, как проголодался.
– Здорово, дед.
– Здорово, внучек, – бойко ответствовал старик, поднимая на Олега маленькие глазки, прятавшиеся под нависшими белыми бровями.
Лицо у деда было, как печеное яблоко – загорелое и морщинистое.
– Рыбку коптишь? – бодро спросил Середин, подсаживаясь на бревно.
– Что ты, – дед аж руками замахал, – какая рыбка во чистом поле? Лыко деру, да лапти плету, прохожих привечаю, да лаптями одаряю.
– Веселый ты, дед.
– А чего сидеть, да в бороду гундеть? Солнышко греет, рыбешка плавает – живи не хочу! А что годов много – так все мои, чужого не брал. Ты, парень, не облизывайся, – дед усмехнулся, покосившись на Олега, – только коптильню запалил. Рыбка жирна, да поспеть не торопится. Ежели хочешь – вон, вяленой сыми, погрызи.
– Спасибо.
Олег подошел к развешенной на веревке рыбе, распластанной на две половинки от хвоста до головы, выбрал сазана. Рыба светилась на солнце янтарным жиром. Олег оторвал хребет и впился в бок сазана зубами.
– Оголодал-то как…
– Есть немного, – признался Середин, – соли маловато.
– Дареному коню в зубы не смотрят. Соль-то дорога. Так, припорошишь малость, чтоб не сгнила рыбка. А ты по делу, парень, аль от безделья ноги бьешь?
Середин помолчал, пользуясь тем, что пережевывал ароматное мясо.
– Друга потерял, вот – ищу, – ответил он наконец.
– Нашел где искать, – хмыкнул дед, – тут можно с Сухеня по Грудень сидеть и никто ни пеший не пройдет, ни конный не проскачет. Иной раз купцы пристают по пути в Киев-град, но это редко.
Дед сделал вид, что заинтересовался происходящим в коптильне процессом, подбросил пару веток, глянул меж камней.
– Ты сам-то кто будешь? – будто без интереса спросил он.
– Так, путник.
– Путник, – задумчиво повторил дед, – ходишь-бродишь, на плетень тень наводишь.
Олегу надоели недомолвки, он доел сазана и, размахнувшись, забросил остатки в реку.
– Ты толком можешь сказать: был кто или нет? Парень высокий, бритая голова, в кожаной безрукавке, на поясе длинный нож. Думаю, хотел он ладью попутную до Киева найти. Потерялись мы с ним, в лесу заплутали.
Дед взглянул на Середина, прищурился так, что глазки совсем спрятались в морщинах.
– Мнится мне, что дружок твой, ежели он тебе дружок, не из тех, кто в лесу заплутает. – Он почесал заросшую седым волосом шею. – Вышел он из леса вчерась, еще день не взялся. В дверь постучал, я открыл – да чуть портки не обмочил. Глаз у друга твоего нечеловечий. Как огонь в глубине тлеет, а наружу сполох выпускает. Но худого не скажу – не обидел он меня. Тоже, как и ты, рыбки спросил, да про ладью узнал: бывает ли, что пристают к берегу. Скоротали мы с ним до полудня, даже с бредешком прошлись вдоль берега – помог он, значит, старику. Аккурат в полдня глядь – ладья идет от Турова. Мешовец, купчина знакомый, на торг выгребает до стольного града. Дружок твой – давай руками махать. Ну, Мешовец его взял, потому как гребцов у него мало. С тем и ушел твой друг.
– В полдень, говоришь, – пробормотал Олег.
– Ага.
– На лодке догоню их, как думаешь?
– Не, не догонишь. Мешовец под парусом, да веслами подгоняет. Разве что ночью идти будешь – они на ночлег к берегу ладятся: товару много, ладья низко сидит. Бережется купец.
– А еще пойдет кто в Киев из Турова?
– Пойти пойдут, да когда – неизвестно. Может, сегодня, а может, день-другой ждать будешь. Вроде, еще один купец собирался до Киева. Он лен повезет, пойдет быстро. Коли возьмет тебя, может, и догонишь дружка.
Середин прикинул свои возможности: если идти на лодке, грести день и ночь – никаких сил не хватит. Берега в основном болотистые, едой не очень разживешься.
– А на том берегу, – кивнул он на правый берег Припяти, – лошадь достать можно?
– Какая лошадь! Там на быке пашут, на козе в гости ездят! Хутор убогий, народишко ленивый. Дороги проезжей нет, вот они с леса, да с реки кормятся, поля почти не пашут. Так, на хлеб для себя. Ты не спеши, – сказал дед, видя, что Середин помрачнел, – иной раз остановиться надо, покумекать: а нужна ли помощь твоя?
– Нужна, дед, – вздохнул Олег. – Ладно, придется ждать.
«Эх, нет на тебя Велены», – подумал Середин, помогая деду перетряхивать мелкоячеистую сеть.
Наряду с крупной рыбой: парой налимов, судаком, двумя щуками и сомом, – в сети копошились, запутавшись в ячейках, уклейки, пескари и десяток ершей. Ведун со стариком вытянули сеть на берег, и пока Олег ловил и выкидывал на траву бьющихся судаков и щук, дед принес бадью и принялся ссыпать туда рыбешку, ловко выуживая ее из сети.
– Какая уха без ерша да пескаря, – бормотал он, – так, вода одна. – Дед, кряхтя, выпрямился, поднес руку козырьком к глазам. – Ага, вон и ладья идет. Это Вьюшок поспешает, не иначе.
– Что за Вьюшок? – спросил Олег.
– Купец-молодец. Шустрый да бойкий, оттого и прозвище такое. Сам гребет, сам торгует, сам с разбойными людьми бьется. Одни говорят – живоглот, другие – хозяин. Лишних людей на ладью не берет: только в самый обрез. Дерет с них три шкуры, но кормит от пуза и сам жилы рвет наравне со всеми. Коли работы не боишься – просись к нему. Вьюшок ко мне иной раз пристает, рыбку берет. Он по реке быстро бежит. Не успеешь оглянуться, как друга своего настигнешь.
– Пожалуй, надо попробовать. – Середин вытер о траву ноги и стал натягивать сапоги.
Ножны с саблей он взял в руку, забросил на плечо куртку и подошел к воде. Ладья быстро приближалась, подгоняемая свежим ветром, весла били по воде часто, делая ладью похожей на разбегающегося по воде гуся, собравшегося в дальние страны на зимовку.
Еще не поравнявшись с хижиной, ладья стала забирать к берегу, весла поднялись из воды, блестя мокрыми лопастями, легли вдоль бортов. На носу показался голый по пояс мужичок небольшого роста с аккуратно подстриженной русой бородкой.
– Эй, старичина, рыбкой разживемся?
– Как просить станешь, чем ответишь, – степенно ответил дед.
– Хошь меду туесок, хошь – мясца кусок.
– Сгодится.
– А это кто с тобой?
– Да вот, человек хороший, до Киева просится. Возьмешь ли?
– До Киева? – Ладья заскрипела днищем по песку, мужичок ловко перемахнул через борт.
Был он весь ладный, этакий живчик. Грудь блестела от пота, глаза весело щурились, рассматривая Середина.
– Дружинник, или гридень чей? – спросил он. – Может, лихой человек?
– Сам по себе, – ответил Олег, – возьми, не обидь. Могу грести, могу править, могу охрану нести.
– Это мы все можем. Так, мужики? – оглянулся он на ладью.
– Так, – ответствовали выглядывающие из-за набитых бортов мужики, такие же потные и полуголые, как и хозяин.
