Иронии он не уловил, но путь к Тайсону был открыт. Ура! Я еще никогда не видела ручных питонов.
Когда мы приехали, В. В. вынес мне Тайсона: удав был колоссален, упитан и неприязнен. Он воззрился на меня, как солдат на вошь, а потом всем организмом подался вперед, высунув навстречу раздвоенный язык. Не знаю, чего я ждала от этой встречи, но в тот момент мое любопытство было удовлетворено полностью.
– Спасибо, – взвизгнула я, – спасибо, Вова, что вы мне его показали! Очень красивый! Можно уносить!
И удав был моментально водворен в террариум.
Затем Владимир Владимирович с радушием настоящего хозяина водил меня по своим многокомнатным и многоаркадным хоромам. Более всего впечатлил меня кабинет.
Вход в него предваряла массивная, явно не деревянная дверь, приоткрыв которую Владимир Владимирович повернулся ко мне с выражением на лице чрезвычайной таинственности.
– Здесь, – сказал он вполголоса, – я люблю предаваться думам о судьбах России.
Выдержав краткую паузу, он медленно отвел рукой тяжелую дверь, и мы попали в альков национального патриотизма. У меня перехватило дух. Целая стена его была превращена в стенд под стрелковое и минометное оружие, внизу дулами друг к другу трогательно стояли два гранатомета. На отдельном коврике висели награды. Растерявшись поначалу и не зная, куда деваться, я подошла именно к ним. И по ним-то как раз и определила, что передо мной национальный герой.
Это было как в фильме. Это было даже круче.
Освоившись, я перешла затем к оружию и внимательно оглядела ряды его. С молчаливого согласия хозяина я сняла со стены понравившуюся мне снайперскую винтовку, подошла к окну и прильнула к оптическому прицелу. Прицел бил на полтора километра. В доме даже не напротив, а через один, в окне было видно, как мужчина в трениках рассеянно чешет мошонку и выглядывает в окно.
Оторвавшись от прицела, я потрясенно обернулась. Он курил и смотрел на меня одобрительно: это была его любимая винтовка. Когда я стала отступать от окна, он подошел ко мне и помог – уверенным движением взял винтовку и водрузил на место. Все-таки для женщины она была тяжела.
Мы оказались стоящими друг против друга на близком расстоянии.
– Так, наверное, видят боги, – сказала я, – кого угодно, в любую секунду и на любом расстоянии…
– И точно так же в любую секунду могут поразить, – закончил с улыбкой он.
О да, это были незабываемые, лучшие минуты моего невестинга! Владимир же решил проверять меня дальше и стал показывать фотоальбомы. Мне оставалось пройти испытание достойно, не задав ни единого вопроса по факту «а вот это что?», «а вот это вы где?».
В принципе, спрашивать было и не о чем: везде на фотографиях были люди, одетые в камуфляжную форму без знаков отличий и различия, увешанные теми видами оружия, которые в обычных пехотных частях армии не применяются. Менялись только пейзажи за спинами героев. Один из них мне удалось узнать, это была Босния. Но я промолчала. Национальному герою это очень понравилось, и, все больше лучась симпатией по отношению ко мне, он пригласил меня выпить чашечку виски.
Мы сели в гостиной: я с хорошим виски, Владимир поставил рядом с собой один только стакан негазированной минеральной воды. В хрустальную миску на столике рядом положил шесть туго набитых папиросин. Это была она: специальная курительная смесь. Коротко взглянув на меня, он тут же сказал:
– Вот потом, Джада, когда ты все это будешь своим подружкам рассказывать, а рассказывать ты можешь в данном случае чистую правду, тебе никто не поверит.
– Ты что, – спросила его я, пропуская мимо ушей это его замечание, – все это выкуришь и останешься жив?
В полутьме янтарные глаза национального героя недобро блеснули.
– А ты думала, меня это убить может?
Действительно, подумала я.
– И давно у тебя эта привычка? – спросила я.
– Это не привычка, это замена алкоголю, – заметил он, – но вообще давно. С Ближнего Востока еще, наверное. Собственно, ощутимого воздействия на организм не дает. Многие наши балуются. Вреда меньше, и голова с утра не чумная.
И сделал две первые тяжки. Я отпила виски. Он был хорош.
Мы начали неторопливую беседу. Мы говорили «за жисть», за детство, за отношения между полами… Я постигала характер национальных героев, их нравы и образ жизни. И, черт возьми, с каждой минутой национальные герои нравились мне все больше и больше!
Когда в разговоре возникла первая пауза, оказалось, что уже глубокая ночь. Владимир рывком поднялся с кресла, глянул на меня слегка мутными глазами и сказал:
– Хорошая ты баба, Джада. Хочешь, оставайся.
В трубке у меня что-то квакнуло и охнуло. Жадный голос Ады прорвался сквозь пелену воспоминаний:
– Ну ты, конечно, осталась? – Этот вопрос она кричит мне почти умоляюще.
– Да, – ответила я, – осталась. Но в этом доме было две спальни. А вот в какой именно мне довелось спать в ту ночь, я тебе, Ада, не скажу. Тем более что это, как ни странно, не имело никакого значения.
Национальный герой уже сделал выбор в мою пользу. Исходя из каких-то, наверное, одному ему доступных понятий. Я узнала об этом наутро, когда за завтраком он сказал: «Так, я сейчас улечу, но когда вернусь…» И сказал, что мне надо делать и как его ждать. И посмотрел на меня своими карими глазами твердо, спокойно, без собачье-нервной побежки зрачками по моему лицу в поисках подтвердительных
