Скуратовская – властная, грузная старуха, некогда бывшая заведующей этим роддомом и не согласная со многими нынешними жизненными приоритетами и установками. Тогдашний заместитель, занявший со временем ее место, почитал Антонину Станиславовну как классного специалиста и прекрасного человека и часто с ней советовался. Так что и на пенсии она пользовалась авторитетом, а связей у нее, как, впрочем, и у Александры, было столько, что, как в сказке, иной король позавидовал бы.
И вот настал момент, когда Тине сообщили, что, хотя с формальностями еще далеко не покончено, но дома она может взять оставленную родной матерью девочку себе. В тот же день Тина организовала переселение малышки в свою палату. Затем принялась разглядывать и сравнивать обеих крошек и находила в них все больше и больше сходства. Но когда наступила ночь, пришла и тревога. Справится ли она? Не много ли на себя взяла? Вероничка – ее кровиночка, а эта малышка могла бы попасть в полноценную семью, где бы ее любили и холили…
Сомнения росли как снежный ком, и в какой-то момент Тине стало казаться, что она совершила чудовищную ошибку. Ей стало страшно, как никогда в жизни.
– Стоп! – приказала она себе. – Дело сделано. Назад дороги нет. Ребенок – это не игрушка. Никто не знает, как сложилась бы ее жизнь, а я дам ей столько же любви, сколько и моей Вероничке. Вероничка… А как же будут звать мою вторую дочку?
Мысли Тины приняли совсем другой оборот. Она понемногу успокоилась и заснула, машинально прислушиваясь к уютному сопению двух крохотных носиков…
Глава 17
Он понимал, что совершает преступление, которое достойно высшей меры наказания с последующей высылкой в Сибирь на вечное поселение. Все его мысли и чувства, словно спрессовавшись, заполнили все его существо и тормозили каждое движение, каждый вздох. Однако Роман ничего не мог с собой поделать и вопреки всему, как робот, двигался в совершенно определенном направлении.
Вот он остановил машину у нужного подъезда, вылез из нее, взял с заднего сиденья переносную колыбельку с Петюней, включил сигнализацию и зашагал к дому.
«Нет мне прощения, – билась в его голове мысль. – Я краду собственного ребенка у собственной матери, моей же жены. Если когда-нибудь она узнает об этом, пусть даже пройдет сотня лет, мне несдобровать».
Тем не менее, не выпуская из рук колыбельки, Роман поднялся на четвертый этаж и позвонил в обитую кожей дверь с бронзовыми циферками на ней. Ждать пришлось довольно долго, вполне достаточно для того, чтобы уже не раз повернуться и броситься вон из этого чисто вымытого элитного подъезда.
Когда желание дать деру достигло предела и стало просто невыносимым, Роман начал поворачиваться, и тут загремела дверная цепочка. Дверь медленно открылась, и мужчины уставились друг на друга. Один – в откровенном недоумении, другой – в некоторой нерешительности, хотя осознавал, что назад дороги нет.
«Черт, как же он изменился», – отметил Роман, едва взглянув на бывшего мужа своей жены.
Действительно, от глянца довольства и успешности, который был неотъемлемой чертой облика известного продюсера, не осталось и следа. Венчик весь словно подобрался, стал худощавее и выглядел определенно мужественнее, чем прежде. Ему уже не надо было с трепетом в сердце разглядывать по утрам себя в зеркале, втягивая живот и выпячивая грудь. Переживания, выпавшие на его долю в последние полгода, вполне заменили спортзал и модную диету. Вместо сладковатой любезной улыбки в глаза сразу бросалось выражение неизбывного страдания во взгляде.
Еще бы, столько времени мучится над решением проблемы, и все безрезультатно! А как ответить на вопрос «что делать?», когда конкретно сформулировать исходные составляющие ситуации не хватает ни сил, ни смелости. Казалось, куда как проще биться головой о стену и уповать на благополучный исход. Впрочем, слабо веря в возможность оного.
– Ты чего это явился? – спросил Венчик нежданного визитера, оторопело глядя не на него, а на колыбельку с застегнутым верхом. – Случилось что-нибудь?
– Случилось, – кивнул Роман. – Но ты только не волнуйся: ничего страшного. Просто Петьку не с кем оставить, а у меня срочное дело.
Чушь, конечно, собачья, но неожиданно сработало. Очевидно, Венчик был не в том состоянии, чтобы вникать в проблемы других. Он принял слова Романа на веру и спросил в полной растерянности:
– Ну а чего ты от меня хочешь?
– Посиди с ним немного, хорошо? Ведь вы с Петькой вроде как родственники.
Роман замер, произнеся роковые слова. «Только бы отказал! Послал бы куда подальше!» – с надеждой подумал он и услышал:
– Но я же детей никогда даже на руках не держал. Не знаю, что с ними делать-то, – доверительно сообщил Венчик и в страхе попятился в глубь квартиры.
Роман машинально шагнул вперед, в освободившееся пространство. Не стоять же на лестнице, в самом деле. А Венчик все пятился и пятился, пока не наткнулся на кресло и не рухнул в его пухлые такие знакомые глубины.
Роман остановился в шаге от него и огляделся. Действительно, в представшей его взору просторной комнате ничто не наводило на мысль о детях. Смешение стилей в предметах обстановки и в декоре наглядно демонстрировало тонкий вкус и сибаритские наклонности хозяина. Светлые тона, акцентированные вкраплениями пятен ярких цветов, создавали жизнерадостную атмосферу постоянного праздника. Только вот растение в углу, хоть и освещалось специальным светильником, выглядело слегка увядшим. Не до цветов, очевидно, было сейчас владельцу квартиры.
«Шурена меня убьет и будет права, – подумал Роман, ставя колыбельку на свободное кресло и сбрасывая куртку прямо на пол. – Если, конечно, узнает».
– А ты уверен, что другого варианта нет? – прошептал Венчик, расширенными от ужаса глазами наблюдая за тем, как Роман отстегивает верх колыбельки и достает оттуда сына в стеганом ярко-синем комбинезоне.
«Ни в чем я не уверен, скорее наоборот», – положа руку на сердце мог бы ответить он, но промолчал и вроде как утвердительно кивнул. За эти несколько минут Роман ловко снял с малыша комбинезон. Петюня при этом радостно агукал и всячески мешал ему, махая сжатыми в кулачок руками.
«Как же он не боится до него дотрагиваться? Он же такой большой, а этот такой маленький. Ему же можно что-нибудь запросто сломать», – думал Венчик, с открытым ртом наблюдая за манипуляциями гостя. Мысль, что ему, возможно, придется остаться один на один с этим младенцем, он упорно гнал от себя.
– Ну вот, теперь я положу его на… – Роман оглянулся, – на эту тахту, а ты смотри, чтобы он не упал.
Венчик, как загипнотизированный, поднялся из кресла, на ватных ногах приблизился к тахте и увидел Петюню, уже сжимающего в руке погремушку – белое пластмассовое кольцо с тремя красными сердечками на нем.
– Здесь бутылочка со смесью. Вот для нее подогреватель. Это памперсы, – продолжал деловито перечислять Роман, выкладывая называемые предметы на очень удачно расположенный рядом с тахтой сервировочный столик.
– П-памперсы? – заикаясь, произнес продюсер, и волосы на его голове зашевелились. – Но я же не смогу, точно не смогу. – И он устремил на Романа умоляющий взгляд.
– Сможешь, – заверил его Роман и жестом отца-командира, отправляющего новобранца в тыл к неприятелю, ободряюще похлопал по плечу. – А впрочем, до этого дело может и не дойти.
– А как я узнаю, дошло или не дошло? – спросил Венчик.
– Узнаешь, я тебе обещаю, – произнес многоопытный отец и оглянулся, словно прикидывая, не забыл ли чего. На самом же деле ему безумно не хотелось оставлять сына в любовном гнездышке этого Красамца.
Впрочем, сейчас прозвище, некогда данное Романом продюсеру, совсем ему не шло. Перед ним был мужчина, вызывающий уважение. Столько неподдельного страдания появилось в его глазах. А обозначившиеся вертикальные складки над переносицей намекали о титанической борьбе, что идет в его сердце.
Позже, анализируя свои действия в тот день, Роман убеждал себя, что им двигало искреннее желание
