Наконец в дело вмешался разумный Маркус, и совместными усилиями им с Селиной кое-как удалось примирить враждующих супругов, уговорив их принять достойный компромисс.
В результате оба они вступили во владение фермой, поделив ее пополам, получив каждый свою долю, с тем чтобы иметь возможность вести свое хозяйство независимо друг от друга.
«Самолюбие обоих, таким образом, удовлетворено, а хозяйством будет, очевидно, заниматься благоразумная Селина», — подумал про себя Маркус.
Узнав о соломоновом решении, Виржилиу облегченно вздохнул. Его устраивало, что дело обойдется без скандала, что Малу останется с Алоаром, который и будет отвечать за нее, что оба они теперь будут жить вдалеке от него, его никак не касаясь.
И без Малу у него было множество забот. Во-первых, он был озабочен вопросом своей популярности в поселке. Как-никак, он ведь теперь мэр. Так что ему нужно было продумать целую систему мер, которые помогли бы завоевать симпатии своих подопечных. Пока он ограничился тем, что убрал чучело, и сделал это с чувством великого облегчения: теперь он окончательно стер своего соперника с лица земли!
Во-вторых, он хотел все-таки попортить кровь Алемону, а значит, и Кларите. И уже предпринял кое- какие шаги в этом направлении. Думая об этом, Виржилиу заранее потирал руки.
В-третьих, ему предстояла кампания по завоеванию Тонии. Теперь, когда не сегодня завтра он будет свободным человеком, почему бы, собственно, не предложить ей руку и сердце? Но это он прибережет на крайний случай, а пока можно действовать и более заурядными средствами…
И в-четвертых, — Ракел. Собственно, Ракел была среди его забот не на последнем, а на первом месте.
Тем более что день суда приближался…
Глава 23
Несмотря на примирение с мужем, Вера не могла смириться с тем, что Брену подал в отставку. Она надеялась, что сумеет повлиять на него, вдохновить на борьбу, вдохнуть мужество. Какие только аргументы не пускала она в ход! И уговаривала, и стыдила, и грозила. Безрезультатно. Брену слушал, и ответ его был все время одним:
— Я возвращаюсь к преподавательской деятельности, Вера. Это единственное, что меня интересует.
— А тебя не интересует, что заболела Аталиба? — кричала Вера. — Не интересует, что вот-вот вспыхнет эпидемия? Тебе уже на всех наплевать?!
Красные круги плыли перед глазами Брену, голова готова была лопнуть. А потом из красных кругом возникала полуобнаженная фигура жены на афишке, приглашающей на стриптиз, и он стискивал зубы, сжимал кулаки и тихо, упорно повторял:
— Только преподавательская деятельность. И ничего больше. С осени начнутся занятия, а сейчас мы переедем в рыбацкий домик, который я снял, и немного отдохнем.
— Ты можешь переезжать, куда хочешь! Я с тобой не поеду! — в сердцах отрезала Вера.
Они стояли напротив друг друга — смуглая, пылающая гневом Вера, чьи черные глаза метали молнии, и коренастый, широкоплечий Брену, который будто оледенел, бледный как смерть, со сжатыми губами и полуприкрытыми глазами.
— Как хочешь, — наконец сказал он и вышел. Это был конец. Конец всему. Вера бросилась на диван и зарыдала, давая выход и своему гневу, и своему отчаянию.
Брену, ее Брену, оказался жалким трусом! Себялюбивым эгоистом! Ему наплевать на нее! Наплевать на всех! Он дорожит только своим покоем и отдыхом! Она выходила замуж за другого человека. Этот себялюбец ей не нужен!
Вере свойственно было решать все с ходу Нельзя сказать, что очередное решение принесло ей облегчение, но зато оно потребовало других решений, которые, занимая мысли Веры, отвлекали ее от сердечной боли. Да! Да! Ей предстояло обдумать, как она построит свою жизнь без Брену, где будет жить, чем заниматься…
Через несколько дней они разъехались.
Все, о чем говорила Вера, знал и сам Брену и не мог не принимать близко к сердцу. Он прекрасно знал, что жители поселка уже начали купаться в море, и вот первый предупредительный сигнал — кишечная инфекция у старой Аталибы. Брену не выдержал и отправился к Виржилиу, отправился после того, как услышал, что тот вдобавок уволил с работы Мунъоса, единственного врача в поселке.
Он не пошел к нему в мэрию, а навестил вечером дома. Брену высказал ему все: предупредил о грозящей опасности, упрекнул в преступном злоупотреблении властью.
— Я буду с тобой бороться! — пригрозил он. — Обращусь к прессе, открою твои истинные намерения! Вот увидишь, и на тебя найдут управу!
— На меня найдут, а на тебя уже есть, — усмехнулся Виржилиу и вытащил из ящика стола афишку. — Полчаса работы, и весь поселок будет восхищаться прошлым твоей очаровательной женушки.
Брену скрипнул зубами.
— Tы умрешь один, как паршивый пес! Жалкий, ненужный, как твое дурацкое пугало! — пообещал он и не без удовольствия увидел, что насмешливое выражение покинуло лицо Виржилиу — его исказил страх.
Виржилиу с ненавистью посмотрел вслед уходящему Брену. Тот попал в самое больное место. С некоторых пор Виржилиу стал бояться смерти, стал бояться одиночества. И ему нужна была Тониа. Непременно. Во что бы то ни стало! Муньоса он выгнал, чтобы отсрочить его свадьбу с Тонией. Безработные не женятся. Подкупал он всячески и Реджиньо, дарил ему дорогие подарки, надеясь, что мальчуган сумеет расположить к нему сестру. Но дело кончилось тем, что мальчишка стал просто избегать его. Очевидно, по наущению Тонии. Но Виржилиу придумал еще один трюк, и он должен был непременно привести к нему Тониу, которая делала все, лишь бы с ним не встретиться. Виржилиу послал к ней налогового инспектора, и тот наложил на магазин штраф за неуплату налога. Теперь она непременно придет к нему, к мэру, чтобы выяснить причину такой несправедливости… Виржилиу ждал.
И Тониа действительно пришла. В руках у нее были квитанции об уплате, которые она швырнула ему на стол. Она стояла молча и вся была воплощенное негодование.
— Рад тебя видеть, Тониа, — двинулся к ней навстречу Виржилиу.
Он собирался обнять ее, заглянуть в глаза, впиться в губа жадным поцелуем… Два шага разделяло их, и тут Виржилиу увидел в руках Тонии нож. Она смотрела на него не отрываясь, и губы ее кривила злобная усмешка. И вот тут он понял, но не умом, а инстинктом — подсознательно, всем своим существом, — что перед ним беспощадный враг, который не остановится ни перед чем.
— Кажется, вышло недоразумение, — сказал он с натянутой улыбкой. Постоял и двинулся обратно к столу. Взял в руки квитанции. — Да-да, явное недоразумение…
Тониа взглянула на него с таким уничтожающим презрением, что Виржилиу показалось, будто он уходит, уже ушел в землю. Потом она резко повернулась и, так и не сказав ни слова, вышла.
Да и какие тут могли быть слова?
У Виржилиу опять заболела голова, мысли путались, сознание затуманилось, он был близок к обмороку…
Малу лежала на ковре, рядом с ней валялся пустой пузырек от снотворного.
Алоар схватился за голову. Миллион мыслей молнией пронесся у него в голове. Зачем он мучил гною девочку? Как он смел?
На днях Малу встретила Каролу и попыталась выяснить с ней отношения. От Каролы она и узнала; что та по просьбе Алоара разыгрывала фарс. Карола думала ее утешить, а как выяснилось, нанесла жестокую рану: с ней обращались как с марионеткой — дергали за веревочку, и она дергалась, она страдала!..
— Паяц! Жалкий паяц! — кричала она Алоару. — Как ты посмел играть мной? Моими чувствами?! Между нами все кончено! Я продаю свою половину фермы!
