должен был тебе говорить. Попробуй отплатить мне взаимностью.
– Взаимность не может быть оплатой. Люди не влюбляются из благодарности. Я должна подумать, – медленно сказала Лиля.
– Подумай, – разрешил я и пошел на кухню за вторым чаем.
Я выпил уже половину второй кружки, а Лиля так и не произнесла ни слова. Тогда я решил задавать вопросы сам. Может, она все-таки разговорится. Может, проговорится.
– Лиля, а MNJ Pharmaceuticals производит калипсол? Или его аналоги? Кетамин…
– Не знаю. Нет. Кажется, нет.
«Один – ноль», – подумал я. Это был правильный ответ. Хорошо, что Лиля хоть не врет…
– А Химик – часто его использовал?
– Иногда. Не очень часто. Ну, раз в месяц. Частота не имеет значения. Глубина важнее.
– Какая еще глубина? А ты не заметила чего-то странного перед…
– Он всегда был странный. Все мы странные, когда перерождаемся. А перерождаемся мы часто.
Мне показалось, что Лиля не придуривается, а пытается решить дзенскую задачу «как не дать, давая». Я попробовал вдумываться в ее ответы, но это плохо получалось.
– А хоть что-нибудь говорил?
– Он всегда мало говорил. Я должна подумать.
Я очень не люблю, когда мне отказывают женщины. Даже в информации. Единственное средство, которое может помочь при женских отказах кроме тепла и настойчивости – это алкоголь. Но предложить Лиле выпить было невозможно. Я продолжал расспросы всухую.
– А при чем здесь женщина-фараон?
– Фараон?
– Хатшепсут.
– Какая Хатшепсут? Я первый раз слышу про нее от тебя. Не знаю. Может, и не при чем. Хотя имя… Нет. Не знаю.
– Лиля, зачем ты пудришь мне мозги? Ты вздрогнула, когда я сказал «Дейр-Эль-Бахри».
– Ну и что?
– Ничего не понимаю. Тогда что там в этом месте? Храм? Монастырь? Копты?
– Копты, – задумчиво сказала Лиля. – Это, наверно, копты. Время храмов и монастырей прошло.
Я понял, что сегодня я ничего не добьюсь.
– Сколько тебе нужно времени на размышление?
– Не знаю. Несколько дней. Я, правда, не знаю.
Она подняла на меня виноватый взгляд, как умная собака, написавшая на ковер. Я понял, что с собакой что-то не то. Здоровые собаки так себя не ведут.
– Я позвоню тебе на днях.
– Звони, – с покорным согласием ответила она.
Так соглашаются с банком, который обещает аннулировать кредитную карточку, если на счет срочно не поступит нужная сумма денег. Я попрощался и стал уходить.
– Да. Так ты не знаешь, что такое «Одиночество», – уже в дверях спросил я. – Третье слово?
– «Одиночество»? Не знаю. Думаю, что руководство к действию.
Лиля грустно улыбнулась и помахала мне рукой. Я посмотрел на ее маленькую фигурку. В ярком дверном просвете она показалась мне черной птицей.
Я не стал ждать лифта и спустился по лестнице. А какое у меня теперь руководство к действию?
Я позвонил Антону:
– Заказ ФФ и смерть Химика связаны.
И я пересказал мой довольно бессвязный разговор с Лилей.
– Интересно, – сказал Антон. – Интересно.
– Интересно? Спасибо, Антон, что тебе хотя бы не смешно. У нас убили друга, и ты, наконец, начинаешь этим интересоваться.
Антон сделал паузу, которую следовало трактовать как «дорогой Иосиф, ты обвиняешь меня, не владея всей информацией, поэтому отвечать я тебе, не буду». Но я тоже в ответ замолчал, поэтому Антон осторожно подбирая слова произнес:
– Ты предлагаешь захватить тактическую инициативу? Мне кажется, что события сами должны указать нам, как действовать.
– Они и указывают. На ФФ и Лилю. Но начать проще с Лили. Давай завтра поедем к ней втроем и поговорим.
– Хорошо, – задумчиво сказал Антон. – Давай завтра вначале соберемся втроем и обсудим, что делать. И если решим, что надо ехать к Лиле, то поедем к Лиле.
– А сегодня?
– Сегодня Матвей выгуливает свою финдиректриссу где-то далеко за городом.
Моя машина медленно ехала в сторону дома почти без моего участия. Черт бы побрал Лилю с ее дзенскими ответами. При этом она мне не сказала ничего, а я ей все. Обидно. Впрочем, Лиля проговорилась словом «оттуда». Интересно, что она имела в виду. Ничего. Завтра втроем мы добьемся у нее большего. Но как ФФ в принципе может быть связан с Химиком?
Для того, чтобы привести мысли в порядок я поехал в ОГИ на Чистых Прудах. В воскресенье днем это место всегда полупустое. Я поднялся на второй этаж, посмотрел, что делается в книжном. Купил Мураками, Перес-Реверте и Довлатова. Спросил нет ли книг про коптов. Про коптов книг не было.
Я спустился в подвал. В ОГИ какой-то очень правильный свет. Темно-коричнево-желтый. И раздолбанность заведения кажется от этого света вечной. Мне нравится в ОГИ, что лампочки свисают над столами и что столы старые. Я стал пить виски и читать Довлатова, после каждого глотка откладывая книгу, чтобы подумать о Лиле.
Я решил, что Маша со своей интуицией может мне помочь, но она очень не любила моих звонков в выходные. Выходные Маша проводила со своей недоделанной семьей. Когда я звонил ей в неурочное время, голос у нее сдавливался, чтобы звучать потише и по тембру напоминал змеиное шипение, что совершенно ей не шло. Я вылез из подвала на улицу, и набрал ее.
На этот раз она радостно сказала: «Привет!» Значит Германа рядом с ней не было. Я сказал, что хочу увидеться. Она подумав, сказала, что через час может быть где-нибудь в центре. Я сказал: «Отлично! В ОГИ на Чистых через час, только не позже, а то я напьюсь», – и отсоединился.
Наступал вечер и место наполнялось людьми. За мой столик пытались подсесть какие-то люди. Я отбивался, как мог. Новых мыслей не было.
Я продолжил читать Довлатова. Он действовал на меня жизнеутверждающе. Как песня California Dreaming, которую запустили в соседнем зале.
Странная нестыковка текста и небесно-синей, переливающейся солнечной музыки, добавляла к радости ожидание чего-то. Не знаю, чего… Я подумал, что между Довлатовым и Mamas&Papas есть определенно что-то общее.
Я зачитался. Вошла Маша. К этому времени я не менее часа держал круговую оборону стула, что выглядело со стороны бедных посетителей, вынужденных пить стоя, нечестно.
Маша села, полистала меню. Я знал, что она не любит это место из-за накуренности, отвратительного обслуживания и вопиющей безысходности обстановки. Маша утверждала, что ее колготки после ОГИ всегда приобретают зацепы. Но врожденный аристократизм (у Маши в роду все мужчины последние 300 лет заканчивали службу в армии в чине не ниже генеральского) не позволял ей открыто критиковать место, выделяющееся бедностью.
А я решил, что этот разговор лучше вести на моей родной территории. Поэтому примиряюще сказал:
– Я уже выпил. Не хочу садиться за руль.
– Это отговорки. За руль твоей машины трезвый человек все равно сесть не сможет.
