– А СВ есть?
– Какое еще СВ? Молодой человек? Вы что, совсем? Грузопассажирский поезд.
– А купе?
Она устало кивает головой.
– Можно выкупить четыре места?
– Можно, если вам деньги девать некуда.
– А скоро поезд?
– Скоро. Через пятнадцать минут.
Я показываю Маше билеты. Она немного оживляется.
– Куда мы едем?
– В Вятку.
– Где это?
– Где-то. Какая разница?
– А далеко?
– Одна ночь.
Неосвещенная платформа. Откуда-то издалека по глазам бьет прожектор. Запах угля, смолы и еще чего-то, из чего получается запах железной дороги. Зябко. Вот и поезд. Не верится, что на сегодня – все…
Толстенькая сорокалетняя проводница почему-то в фартуке. Вагона-ресторана в поезде нет, но коньяк, горячий чай и печенье нам принесут. Мы выпиваем две маленькие бутылочки Арагви почти залпом. Покурить в грохочущем тамбуре. И все. И спать. И никаких разговоров, тюрем, Звездочек, хатов, монастырей и убийств. На душе – хорошо. Радостно и устало. Тихое радио ловит это настроение и запускает еле слышно Козина.
Неужели семейное счастье, для которого я не создан, наступает так решительно?
Утро было приятно-суетливым. Не успел я сбивчиво рассказать Маше о своих приключениях во время завтрака печеньем и чаем, как поезд пришел в Вятку. Прямо на вокзале мы попытались договориться с бабушкой в платочке о сдаче нам комнаты. Она подозрительно взглянула на нас:
– А вещи-то где ваши, голубки?
Маша сначала взглянула на свой маленький рюкзачок. Потом на меня. Я решил, что пора выкручиваться. Милиции вокруг – полно.
– О, бабуль! Тут такая история! Вещи наши в аэропорту. Сдали их в багаж. Ну и… Пошли выпить по маленькой. На посошок. А самолет и улетел. Прямо с вещами. Хорошо, документы при нас. И деньги. Пришлось железной дорогой ехать. Так что мы сейчас прямо в аэропорт. Спасать улетевшие вещи.
– Н-да. Нельзя. Нельзя на посошок не выпить. Это – как без хорошей молитвы. Пути не будет… А документы покажете?
– А как же! Маша, покажи бабушке документы!
– Ну ладно. А то сами понимаете. Ключи кому-угодно давать… В наше-то время.
– Конечно, бабуля! Как не понять. Жуткое время, бабуля. Жуткое!
– Ох, не приведи Бог! Все времена плохи, а это из всех времен вообще…
– Что, бабуль, скоро царство Антихриста?
– Про Антихриста – не скажу. Не знаю. А вот пенсия – не скоро. Еще три недели.
Бабушка задумчиво пожевала губами, очевидно, проверяя расчеты, и мы втроем сели в такси, что окончательно успокоило ее в отношении нашей благонадежности.
Что можно было украсть из бабушкиной квартиры, я так и не понял. Там не было даже телевизора. Старая колченогая мебель. Пластиковая люстра образца 1960 года. Мы приняли душ в заржавевшей ванне и поехали в аэропорт за вещами. То есть в универмаг. Бабушка, перекрестив нас в дверях, благословила на обретение утраченного имущества.
В универмаге мы сначала купили большой чемодан на колесиках. После чего разделились для ускорения процесса. Чемодан остался при Маше. Я купил себе грязно-белый шерстяной свитер грубой вязки, темно- зеленые джинсы, черные туристко-солдатские ботинки и какого-то белья. Все это я немедленно на себя одел, аккуратно выбросив все старые вещи кроме черного свитера в большой мусорный бак.
Мы встретились через полчаса у главного входа. Я открыл чемодан, чтоб положить в него старый свитер и тяжело вздохнул. Свитер не влезал. Я вспомнил, странное отношение Маши к шопингу. С одной стороны я как-то зафиксировал достигнутый ею в Париже личный рекорд магазинной скорости, который равнялся 1700 евро в час. И это был честный шопинг. Fair Play. С примерками. Без ювелирных изделий и авиабилетов.
С другой стороны, Маша терпеть не могла говорить о шмотках, о моде, о новой колекции Crizia и всяких женских глупостях, глупее которых могут быть только абстрактные разговоры мужчин о машинах.
С третьей стороны, одевалась Маша всегда хорошо. Или очень хорошо. И не в совковом стиле: к голубой блузочке голубую юбочку с голубыми туфельками и голубой сумочкой. А вполне раскованно и спокойно – по европейски. Вещи сочетались между собой фактурой, интонацией, стилем, душой, если у вещей есть душа, чем угодно – только не цветом и тоном.
Когда я спросил у Маши – как же так: если говорить с подругами о шмотках она не любит, то откуда она знает что и где покупать? – Маша сказала: «А что об этом говорить? Все же видно. И потом есть журналы».
Сегодня Маша была в ударе. Поэтому пришлось купить еще сумку. Большую, черную на двух молниях.
Мы продолжили опустошение универмага, но на этот раз вместе (Маше было тяжело таскать чемодан), в результате чего у нас появились шампунь, зубная паста, зубные щетки. И всякие симпатичные мелочи, типа расчесок, пилочек, прокладок, дезодоранта и палочек для чистки ушей.
Я понял, что умираю с голоду. И мы, завезя шмотки к бабушке, пошли в ресторан, сказав таксисту, что нам нужен лучший ресторан в городе. Лучшим в Вятке оказалась коробка из стекла и бетона по имени «Великая Русь».
Я скептически посмотрел на вывеску. Не люблю славянскую каллиграфию. Когда я вижу надпись, выполненную пародийным древнерусским стилем меня начинают одолевать самые нехорошие предчувствия.
Я понимаю, что концепция Православие-Самодержавие-Народность вошла в моду. Ради Бога. Это в конце-концов 19-ый век. А при чем тут допетровские шрифты? Мы что, хотим вернуться ко временам Алексея Михайловича? Так вот с точки зрения территориальных владений – уже вернулись. Зачем же это шрифтом выделять? Который ничего кроме осталости, косности и дурного вкуса не подчеркивает. Да еще на каждом углу. Да еще на футболках сборной России? И как требовать от такой команды европейской игры?
Предчувствия меня не обманули. Кружевные салфетки. Уродливая общепитовская посуда. Угодливые официанты с явной насмешкой над тобой по краям губ. Прямо по старому доброму анекдоту «хочу в Советский Союз!»[70]
Я заказал селедку, щи и жаркое в горшочке. Решил, что надо соответствовать стилю. Маша попыталась, наоборот, от стиля уйти. Ей не повезло. Салата из авокадо, жареных креветок и зеленого чая, указанных в меню, не было. Маша попыталась возмутиться.
Я примирительно указал Маше на рукописные комментарии к меню, напечатанному на пишущей машинке под копирку. Напротив выбранных Машей блюд стояло короткое слово «нет». Маша вздохнула. Потом заказала блины с икрой и кофе. Я решил успокоить Машу.
– Наверно, таксист ошибся. Это не лучший ресторан в Вятке.
– Надеюсь, что так. А то обидно как-то за город.
– И за державу в целом. Но! Не хлебом единым жив человек. Вот посмотри на истинные, ценности.
