или отменить его. Можно даже ее сломать... Хотя неизвестно, будет ли от этого лучше или хуже... Ладно, не будем сейчас об этом!
— Кто-то идет, — насторожилась Даша, отстраняясь от Макса.
Макс прислушался, кивнул и пристально поглядел на Дашу.
— Ты стой пока здесь, — прошептала она, — а я вниз спущусь. Ну их на фиг, сплетников этих...
Макс еще раз кивнул, посмотрел на растворяющуюся в сумраке подвала Дашу и снова уставился на стену с надписями. И в глазах его опять появилось восхищение.
— Макс, что ли?..
— Что ли, — согласился Игнатьев. — А тебе чего здесь надо?
— Ха! — усмехнулся Мошков, спускаясь по лестнице. — Да ничего не надо, так просто. Иду, смотрю — дырка. Я — туда. Опаньки — Макс! Собственной персоной! Как она, жизнь-то? А?
Макс посмотрел на Мошкова сверху вниз. Мошков стоял рядом, всего в полуметре от Игнатьева. И в глазах его отчетливо читался живейший интерес. Только вот непонятно — к чему...
— Чё это такое? — Мошков ткнул пальцем в стену. — Чего-нибудь нужное, что ли?
— Наверное, заклинания этого мага, — пожал плечами Макс. — Не знаю. А тебе зачем?
— Да вот смотрю, — сказал Мошков, — что ты все на эти закорючки пялишься... Думаю, вдруг что- нибудь нужное, что-нибудь важное. А кто-нибудь возьмет и типа сотрет это все на фиг! Ну, дурак какой- нибудь вроде меня... Обидно же!..
Максим дернулся, словно от удара. Мошков заметил это, и лицо его расплылось в довольной усмешке.
— Надо бы переписать это все, — деловито предложил Мошков. — А то мало ли чего. Верно, Макс?
— Чувствую, Прыжок, будут с тобой еще проблемы, — медленно произнес Максим. — Ох будут!..
— У кого это, интересно? — с деланым любопытством спросил Мошков. — У группы нашей или у тебя лично? Если ты за свою задницу беспокоишься, могу тебя уверить: проблемы у нее обязательно будут. Не такая у тебя задница, Макс, чтобы я ей проблемы не доставлял. А если о группе переживаешь, то...
— Прыжок! Макс!..
Мошков замолк на полуслове. Оба они — и Игнатьев, и Мошков — вздрогнули от этого неожиданного окрика, донесшегося из темноты подвала. Даже Игнатьев в первый момент не понял, кто это кричит.
— Чего вам тут надо? Чего вы тут собрались? Другого места нет? — Дарья стояла в самом низу лестницы, лицо ее попадало в узкую полоску ленивого дневного света, перечеркивающую лоб девушки на манер повязки. И даже отсюда, с лестницы, можно было легко разглядеть, какие у Дарьи злые глаза. Взгляд ее метался от Мошкова к Игнатьеву и остановился на последнем.
— Максим! Твоя смена кончилась? — поинтересовалась Дарья ледяным голосом. — Тогда — свободен!
Макс недоуменно посмотрел на Дарью, потом на Мошкова, пожал плечами и направился вверх по лестнице. Мошков же остался на месте, с любопытством разглядывая поднимающуюся к нему снизу Дарью.
— Ты!..
— Только тронь, — улыбаясь, предупредил Мошков. — Пристрелю.
— Слушай, хватит, а? — неожиданно уставшим голосом произнесла Дарья. — Пожалуйста! Хватит!..
— А?! — Мошков опешил.
— Толик, я тебя очень прошу, не надо так больше. Ладно?..
Мошков оторопело смотрел на Дарью.
Голос у нее сделался вдруг очень тихим, добрым и одновременно слегка тоскливым. Словно она не с Мошковым говорила, а с большой, глупой и непослушной собакой. Которая вечно творит то, что не надо. И которой непременно необходимо объяснить, что можно делать, а чего нельзя. И совершенно нет никакой уверенности в том, что собака эта хоть что-нибудь поймет... А если вдруг и поймет, то наверняка не послушает...
— Дашка, ты чего?! — оторопело пробормотал Мошков.
Дарья уже стояла рядом, и глаза ее смотрели прямо в глаза Мошкову. Но жесткость и даже жестокость этого взгляда совершенно не вязалась с голосом, которым говорила Дарья. Вязался этот взгляд лишь со словами, со смыслом произносимого ею.
— Толик, я прошу тебя, — говорила она. — Не трогай больше Макса. Иначе я тебя убью. Не задевай его, не надо.
— Почему это?.. — растерянно спросил Мошков.
— Ты уже сказал все, что нужно, — говорила Дарья. — Давно сказал, еще до того, как мы сюда отправились. Еще там, в вашем лежбище, где нашли летопись. Ты уже все сказал, что надо, — повторила она. — И тот, кому это надо, все уже понял и принял к сведению. А цепляться и дальше к Максу — глупо. И ненужно.
— Я ему не верю, — заявил Мошков.
— Я тоже, — сказала Дарья. — И не делай так, чтобы я подумала, будто вы с ним в сговоре. Будто ты специально прикалываешься над ним, чтобы отвести от Макса подозрения.
— Чего?! — Мошков от удивления открыл рот.
— Того самого, — сказала Дарья. — Я слежу за ним. Я не хочу, чтобы ты мне мешал. Потому что, если ты будешь мне мешать, я тебя убью. Ты понял меня, Толя?
— Ага... — Мошков рассеянно кивнул. — А Макс... А чего это он тут... на лестнице тут... вот здесь... — Мошков ткнул пальцем в узоры на стене.
— Толя... — Дарья вздохнула и устало закатила глаза. — Ох!.. Может, тебя и правда пристрелить? Зачем ты мучаешься?! Зачем таким дураком на свете живешь?! Не понимаю!..
— Понималка не выросла! — огрызнулся Мошков. — Тоже мне, понятливая выискалась... Сука ты! И дура! Вот!..
Мошков плюнул под ноги, развернулся и торопливо выбрался наверх. Он вдруг перестал понимать все происходящее вокруг. Дашка, Макс, Эллина... Катька... Все смешалось в какой-то невразумительный ком, какую-то мешанину мыслей, переживаний, подозрений. Ничего не понять, подумал Мошков. Ну вас на фиг! Разбирайтесь сами! Идиотики...
Дарья посмотрела ему вслед, махнула рукой, вздохнула и направилась вниз по лестнице. Вскоре сумрак подвала полностью поглотил ее. И она не видела, как в проеме, на фоне серо-свинцового неба появился силуэт Макса. Но даже если бы и видела, то не узнала бы его — против света, даже такого слабого, фигура Игнатьева казалась совершенно черной. И абсолютно невозможно было разглядеть его лица. А особенно — взгляда. Тяжелого, ненавидящего взгляда жестоко прищуренных глаз...
11. МАКС
Я уж думал, Маркулий этот долбаный никогда летописи не дочитает! Весь вечер, всю ночь и все следующее утро он над ними сидел, и все такое. А потом с Эллиной беседовать стал. Я как раз дежурил, моя очередь была в подвале торчать.
Ну, Эллина пришла, Катька тоже. Макс сунулся было, так Эллина его так шуганула — мало не показалось, типа того.
Долго они там разговаривали. Маркулий все дергался, кричал все чего-то. Убеждал, что нужно идти куда-то там, к какому-то храму. И все твердил, что это опасно. Нервный он какой-то.
Ну, к храму так к храму. А чего ж так орать-то?! Подумаешь — опасно! Опасно — и чего? А где в Москве не опасно? Здесь, что ли? Где Ночные Гости под самым носом шляются? Где зрелые Черные Кляксы ни с того ни с сего по утрам возникают? Чудо еще, что никого поопаснее не объявилось. Нас-то здесь — всего ничего. Перещелкают в два счета. А к Маркулиевому храму идти, думаю, безопаснее. Ведь не только мы же пойдем, куча «секретников» еще. Эллина так ему прямо и сказала, что весь спецотряд пойдет. Ну, типа по мозгам давать кому следует.
А Маркулий все трясется, слюной брызжет, головенкой своей дурацкой все трясет. Несогласный он, типа
