Монстр заревел, пасть раззявил — на Колобка. А тот опять вокруг змеюки этой пляшет, мечами машет. И — р-р-раз! Прямо в глаз чудовищу! Оно башкой дернуло, меч из рук Колобка вырвало и так мотанулось, что сбило Колобка на землю. Не сбило даже — отшвырнуло. Метров на пять. А потом метнулось... нет, не к Колобку. К Катьке с Гнусем. Или к Маркулию — хрен разберешь, кого оно сожрать хотело.
И тут Макс меня (да и остальных тоже) удивил чрезвычайно. Что-то он там выкрикнул непонятное. И в воздухе опять возникла паутина типа той, что Катя создать пыталась. Только паутина эта была уже другая. Нити — в руку толщиной. И не нити даже — как проволока колючая, только толстая очень. И шипы на ней — в палец. И паутина эта очень резво себя повела. Мигом накрыла змеюку, начала сжиматься.
Монстр завыл, попытался вырваться — фигушки! Через полминуты это чудовище превратилось в слабо подрагивающий бесформенный комок, сочащийся бледно-зеленоватой слизью.
Мы с Юркой к Колобку кинулись. Тот уже в себя пришел — сидит в луже, башкой мотает. Спрашивает:
— Что?
— Нормально, — отвечаю. — Выкрутились.
— Молодец, — хвалит Колобка Юрка. Помогает ему подняться. Колобок на ногах стоит, но не сам, поддерживать надо. Не пришел еще в себя. Еще бы! Вас бы так этой мордой шарахнуть...
Про змея вспомнил, обернулся. Все, крындец ему уже конкретный. Не шевелится даже и звуков никаких не издает. В отличие от членов нашей команды...
— Откуда ты знаешь? — орала Катя. — Откуда знаешь заклинания?
— Дура! — орал в ответ Макс. — Ты же сама их читала! Только что!
Я подумал, что и правда Катька читала заклинания. И паутина у нее была почти такая же, как и у Макса. Только хилее намного... И почему Катька так взбеленилась — тоже понятно. А взбеленилась она типа сильно, я никогда не слышал, чтобы она так орала. И взгляда такого никогда не видел. Бешеные же глаза! К женщине с таким взглядом близко подходить — несовместимо с жизнью. Да и выглядит она сейчас кошмарно. Рожа вся в грязи, где маска, а где свое лицо — не отличить. Автоматом размахивает, того и гляди, пальнет, дура. И все такое.
Но Катя — она все-таки молодец. Быстренько успокоилась. Словно выключатель повернула. Р-раз — и все! И на Макса уже смотрит холодно и с этаким интересом. Хотя сам Макс еще на нерве, дергается и шумит.
— Это гоблинские заклятия, — ровным голосом говорит ему Катя. — Я им в Кремле обучилась. А ты где?
— Да не учился я им нигде! — продолжает кричать Макс. — Идиотка! Я просто за тобой повторял!
— Не просто, — возражает Катя. — Ты их лучше прочитал, чем я.
— Ну и что?! — возмущается Макс. — Прыжок на Севастопольском тоже повторял заклинания за... за этой бабой, в красном...
— Ща за бабу в глаз получишь, — предупреждаю я. А чего?! Будет тут еще всякое дерьмо бабой ее называть...
А все уже на меня смотрят. Внимательно так, с подозрением. Ну, типа как обычно... суки...
— Скажи, Прыжок, — повторяет Макс. — Ты же в Кремле не был? У гоблинских магов в учениках не ходил?
— А ты, Игнатьев, откуда знаешь, что тот гоблин магом был? — спрашивает Катя.
И глаза у нее — бешеные. Видно, вспомнила что-то, чего вспоминать не хотелось.
— Ты сама говорила, — заявил Макс. — Свою жизнь надо помнить!
Катя отвела глаза. Наверное, вспомнила, что и правда говорила. Мне, например, Гнусь сказал. А Гнусю кто? Наверное, Катя и сказала. Фиг их тут разберет, москвичей этих...
Короче, пауза возникла. Когда каждый думает о своем и все — об одном и том же. И каждый боится что-то сказать. Молчим. Смотрим. И тут как раз Маркулий от грязи отплевался и выдает:
— Простите, пожалуйста, Максим Витальевич. Но это совершенно невозможно!
— Что именно? — хмурится Макс.
— Чтобы это было всего лишь совпадением, — говорит Маркулий.
А я замер аж! Маркулий-то Макса тем самым именем-отчеством назвал, какое его приятель носил. А Макс отреагировал так, словно это и правда к нему обращаются. Так, думаю. Чем дальше в лес. тем глубже влез...
— Каким совпадением? — спрашивает Макс. А по глазам его вижу — понимает, сука, о чем базар идет.
— Чтобы и имя, и фамилия, и слова...
— Не понимаю, — ворчит Макс и в сторонку слинять хочет. А я его за куртку — цап!
— Погоди, — говорю, — Максим Витальевич Игнатьев. Вопросик к тебе имеется.
Макс на меня грустно так посмотрел, вздохнул. А Маркулий продолжает бубнить:
— Вы же один в один похожи на учителя моего! Трудно поверить даже! И эта вот его присказка, которую он часто повторял... Про то, что свою жизнь нужно помнить...
— И сколько же лет твоему учителю? — спрашивает Макс, а сам на меня смотрит.
— Сейчас должно быть около семидесяти, — выдает Маркулий.
Колобок заржал. Гнусь хмыкнул. Эллина выругалась вполголоса. Даже Юрка чё-то буркнул. Катя — та молчит.
— Еще вопросы есть? — спрашивает Макс и усмехается.
— Нет, погодите!.. — настаивает Маркулий.
— Ребята, — говорит Макс. — Я понимаю, что веду себя странно. Не так, как принято. Понимаю, поверьте. И придет время, я вам все расскажу. Вам все станет ясно, обещаю. Но не сейчас. Сейчас я хочу сказать, что вы можете мне верить. Я — с вами. Мы — одна команда. Мы должны... нет — обязаны! Обязаны довести Маркулия до Данихнова! Чтобы хотя бы попытаться нанести удар по гоблинам и прочей нечисти. Это и моё желание, поверьте, ребята. Я точно так же ненавижу Багнадоф, как и вы. Я не могу этого доказать, но это так. Я понимаю, что вы не до конца доверяете мне. Я сам далеко не всем здесь доверяю. Прыжку, например. Эллине, Кате... Но это не важно. Важно другое — нам необходимо приструнить Багнадоф. Нам всем! И пока мы делаем одно общее дело, мы — одна команда. А на разные совпадения — согласен, странные совпадения — внимания обращать не нужно. Хорошо?
После этой речи его все замолчали, на Макса смотрят. И Юрка тут выдает:
— Дело-то мы сделаем. А потом чего от тебя ждать?
— А от тебя? — спрашивает Макс. — Чего ждать от тебя? От Прыжка? От остальных?
Юрка промолчал.
И я промолчал.
И все остальные вообще — тоже...
14. ЗАСАДА
Команда добралась до Севастопольского проспекта только к утру. Маркулий очень затруднял продвижение — маг еле шел, все время спотыкался и жаловался на судьбу, на запахи, на грязь и вообще на весь белый свет.
Остановиться было нельзя, да и негде. Пустошь до самого горизонта была покрыта осточертевшей уже всем черной грязью. Ни костра развести, ни присесть отдохнуть.
Едва солнце скрылось за горизонтом и на пустошь опустилась ночная тьма, как исчезли и пузыри, вызывавшие уже у всех совершенно законное опасение. Но зато появились какие-то никому не знакомые огоньки — красные точки целыми гроздьями вспыхивали в грязи то тут, то там. Вереницы огоньков двигались, гасли, мерцали, словно искорки костра. Даже ошметки грязи на сапогах сияли этими красненькими точками.
Никто из команды никогда не видел ничего подобного. И это еще больше нагнетало и без того напряженную обстановку, действовало на нервы. Одно хорошо: напрочь исчезло гнусное зловоние,
