Убийца разыскал девушку и заручился ее согласием. В тот же день Олимпия вместе с ним покинула город. После долгого утомительного пути уже в сумерках мужчина привел ее в окрестности Трануа. Однако, как только они оказались возле леса, в котором за несколько дней до этого был обнаружен труп Бадей, девушке стало вдруг страшно и она пустилась наутек, исчезнув прежде, чем ее спутник успел отреагировать.
С марта по ноябрь того же года по меньшей мере еще трем девушкам случалось столкнуться с мужчиной, который сулил им сказочное по тем временам место в некоем хозяйстве близ Монтлюэля. Все они отделались испугом, за исключением одного случая, когда преступник отобрал у своей жертвы карманные деньги в сумме 50 франков.
Итак, убийцу видели пять свидетельниц, и все они могли точно описать его внешность, в особенности же, бросающееся в глаза изуродованное лицо.
Однако полиция не приняла этого к сведению. Дело Бадей было положено в долгий ящик.
— Мадемуазель, судя по вашему виду, вы — служанка?
Мари Пишон недоверчиво окинула взглядом незнакомца, бесцеремонно обратившегося к ней с этими словами на лионском мосту Гийотен, и вздрогнула. Его суровое лицо, обезображенное шрамом и солидной шишкой на. верхней губе, не очень-то располагало к доверию. Однако сутулая фигура, привычные к работе руки, скромная одежда сельского жителя чем-то импонировали девушке. Она остановилась и вопросительно посмотрела на него.
— Я осмелился заговорить с вами лишь потому, — довольно робко сказал мужчина, — что плохо ориентируюсь здесь. Мне нужно разыскать бюро по найму прислуги, чтобы нанять работницу для моего хозяина в замок Монтлюэль. А сам я — садовник этого имения.
Мари Пишон была любопытна. Она и сама охотно подыскала бы себе местечко, чтобы уйти от теперешних хозяев, которые очень мало платят за слишком большую работу. Да к тому же ведь за спрос денег не берут.
— Да, мадемуазель, — несмело сказал мужчина, — место и в самом деле хорошее. Сами считайте, жалованье 250 франков в год, да еще к рождеству подарки. А работа не очень тяжелая: ходить за двумя коровами и за теленком да в доме немного прибраться.
О, это место Мари определенно было по вкусу! Незнакомец нерешительно покачал головой.
— Не знаю, мадемуазель. Пожалуй, вы-то как раз и подошли бы моему хозяину. Только вот времени на раздумья я вам, к сожалению, дать не могу. Еще сегодня вы должны приступить к работе…
Ну, счастье само лезет в руки! Мари Пишон тут же согласилась, побежала домой, взяла расчет, упаковала пожитки и уже несколько часов спустя в сопровождении незнакомца садилась в поезд, идущий к Монтлюэлю.
Когда они приехали, было уже темно. Незнакомец, ни слова не говоря, взвалил ее корзину на плечи и зашагал прочь от станции. Странную, однако, дорогу он выбрал: узкая тропка поперек полей и лугов, в стороне от человеческого жилья. Сердце Мари билось все тревожнее. Она уже раскаивалась в своем решении и держалась настороженно.
Посреди рапсового поля незнакомец вдруг остановился, снял с плеч корзину и сказал Мари, что оставит ее ненадолго, а потом придет за ней. Через перекидной мостик он прошел над насыпью и скрылся в лесу. Его шагов было уже не слышно. Вдруг внезапно он опять очутился почти рядом. В руках мужчина держал веревочный аркан, его глаза сердито уставились на Мари. Молниеносное движение, аркан просвистел в воздухе. Едва успев отклонить голову, Мари схватила нападающего за руки. Началась ожесточенная борьба. Девушка упала, инстинктивно откатилась в сторону, вскочила на ноги и пустилась наутек.
Прямо в затылок ей дышал задыхающийся мужчина. Однако расстояние между ними все увеличивалось, и она выбралась наконец на железнодорожную линию. Там путь ей загородила решетка. Мари перелезла через нее, увидела вдали свет и из последних сил побежала к нему. Свет падал из окон дома, в котором жил крестьянин по имени Жоли. Когда Мари, окровавленная, в разорванном платье, рассказала ему свою историю и попросила о защите, он проводил ее в Монтлюэль, в жандармскую команду.
«Правда, не очень-то в этом много толку, — с сомнением сказал он. — И раньше здесь частенько случалось этакое, да только полиция особого рвения не проявляет. Но, заявить-то, конечно, надо. Должны же они, наконец, что-то предпринять».
Жандармы приняли инцидент к сведению, равнодушно записали все подробности и затем уведомили о случившемся лионский комиссариат Сюртэ. Там эта новость особого восторга не вызвала. Уже больше шести лет поступали сюда подобные сообщения о случаях нападения на служанок, а воз и ныне был там: до сих пор ф! одно из преступлений так и не было раскрыто. Правда, мадемуазель Алабер, а вслед за ней Шарлеби, Буржуа, Паррэн и Никола, нападения на которых произошли еще в 1855 г., довольно обстоятельно описали внешность преступника, и их данные полностью совпадали с показаниями Мари Пишон. Однако расследование так и не дало до сей поры осязаемого результата.
Жандармы, которым поручали произвести розыск в окрестных населенных пунктах, не смогли обнаружить никого, кто бы подходил под это описание.
«Пожалуй, и в случае с Пишон дело кончится тем же самым», — подумал лионский комиссар и для очистки совести еще раз просмотрел донесение.
Стоп, стоп, стоп! В рапорте указывалось, что корзина Мари Пишон осталась на рапсовом поле и что во время борьбы с преступником она потеряла зонтик и сумку. Если отыскать эти предметы, то по месту находки можно, пожалуй, попытаться определить путь преступника, а может, даже и найти его логово. Пожалуй, попробовать стоит.
В сопровождении двух помощников комиссар выехал на место происшествия.
Жандармы и добровольцы из местных жителей обшарили уже все рапсовое поле, полотно железной дороги и лес. Вещи служанки исчезли без следа. Должно быть, преступник успел после нападения собрать их. Но из этого следует заключить, что его убежище находится где-то неподалеку от места преступления.
Четыре обстоятельства бросались в глаза комиссару. Первое — жертвами всегда были только служанки. Второе — все, предшествующее преступлению, начиная с установления контакта с намеченной жертвой до нападения, а может и до убийства (комиссар передернул плечами, вспомнив донесения о пропавших без вести девушках, тоже служанках), в точности повторялось от раза к разу. Третье — из показаний пострадавших, по крайней мере тех, кто заявлял в полицию, легко заключить, что действовал всегда один и тот же преступник, ибо в описаниях всегда фигурировали шрам, опухоль на верхней губе, сутулая фигура и крестьянская одежда. И четвертое — все девушки клюнули на приманку в Лионе, а завезены были затем в окрестности Монтлюэля.
Жандармов с описанием примет преступника снова послали по окрестным деревням. И на сей раз им повезло: через несколько дней они установили, что в окрестностях общины Даньо, совсем неподалеку от места, где было совершено нападение на Мари Пишон, проживает супружеская пара Дюмойяров. Мартин Дюмойяр, муж, подходит под это описание. Более того, люди из Даньо, которых полиция с 1855 г., по- видимому, обходила стороной, сообщили, что в доме Дюмойяров что-то не совсем чисто.
Муж частенько не бывает дома по ночам. Жена постоянно щеголяет в новых нарядах, а кофты и юбки ей то слишком велики, то малы. И вообще никто из жителей не знает толком, на что живет эта парочка.
Не теряя времени, комиссар вызвал супругов на допрос. С первых же вопросов об их алиби в ночь на 26 мая муж и жена запутались в противоречиях.
Тем временем жандармы обыскали дом и участок вокруг него и обнаружили множество предметов одежды и различные вещи, о происхождении которых Дюмойяры вразумительного ответа дать не смогли.
Наконец, вечером того же дня Мартину Дюмойяру устроили очную ставку с Мари Пишон.
«Да, это он», — твердо заявила служанка. Дюмойяра взяли под стражу.
Вот теперь-то началась для комиссара настоящая работа. Прежде всего потребовалось отыскать прежние донесения и снова их тщательно проверить. Затем следовало выяснить владелиц конфискованных у Дюмойяров вещей — целой коллекции из 1056 предметов, главным образом платьев, юбок, блузок,
